»Две жизни» (ч.II, т.1-2) - Антарова Конкордия (Кора) Евгеньевна. Страница 96

— Если она не имеет, — перебил его Бонда, — по весьма умным английским законам, то муж её, мой племянник, имеет это право. И от его имени я протестую.

— Во-первых, вашему племяннику не нужен опекун, потому что он совершеннолетний и может сам говорить за себя. Во-вторых, в той части, которая будет разбираться сегодня, завещание касается дочерей лорда Уодсворда только до их замужества. Такова воля завещателя. И дочь его Дженни, вышедшая замуж, не имеет права голоса в признании наследницей леди Ретедли, урождённую Цецилию Уодсворд. Повторяю, мы ждали вас только по желанию леди Катарины и Алисы Уодсворд. А так как последняя несовершеннолетняя, то с согласия и любезности лорда Бенедикта, её опекуна.

— Я не вижу здесь своей матери, если мои глаза вообще что-нибудь видят, — иронически заметила взбешенная Дженни, уязвленная в самое сердце шуткой, сыгранной с нею Бондой, который уверил её, что сила её влияния в решении вопроса о завещании удвоится с момента её выхода замуж.

Бонда, очевидно, не ожидал такого поворота дела, поспешив связать Дженни с Армандо узами нерасторжимого английского брака.

— Я здесь, Дженни, — послышался слабый голос, так мало походивший на могучий голос пасторши. И к столу адвоката подошла поддерживаемая Анандой и Дорией тень той, что Дженни привыкла звать матерью.

У Дженни и всех её спутников вырвались испуганные восклицания. Увидев вместо матери седое привидение, Дженни не смогла удержать дрожи страха и раскаяния. Ища выхода этим чувствам, она обрушилась всей силой ненависти на лорда Бенедикта, считая его причиной такой перемены в матери. А Бонда и оба его приятеля, увидев Ананду, почувствовали, как плохо держит их земля. Когда адвокат спросил пасторшу, признаёт ли она леди Цецилию единственной наследницей капитала, завещанного ей пастором, и отказывается ли она от процентов с него, леди Катарина ответила, что против очевидного спорить не может.

— Да неужели же вы, мама, не видите, что вас одурачили? На кого вы похожи? Где вы были всё это время? Вы, верно, провели ночь в аду. Какую ещё леди Цецилию вам подсунули эти люди?

Дженни была уже так одержима раздражением, что никакие старания мужа привести её в чувство не помогали. Адвокат попросил мистера Тендля пригласить из соседней комнаты сестру пастора Уодсворда и её сына Генри. Через минуту в комнату вошла леди Цецилия Уодсворд под руку с сэром Ут-Уоми, рядом были Генри и капитан Джемс Ретедли. Увидев входившего сэра Уоми, Бонда тяжело опустился на стул. А Дженни застыла в безмолвном изумлении, когда увидела двух Алис, стоявших рядом, только разного возраста.

— Я повторяю свой вопрос, леди Катарина Уодсворд, признаёте ли вы леди Цецилию Ретедли тем самым лицом, которому ваш муж завещал капитал? Отказываетесь ли вы от процентов, на которые заявили свои права?

— Признаю и отказываюсь, — тихо и внятно произнесла пасторша.

— Опекун несовершеннолетней Алисы Уодсворд, лорд Бенедикт, признаёте ли вы и ваша подопечная леди Цецилию Ретедли родной сестрой пастора и согласны ли на вручение ей немедленно всего завещанного ей капитала?

— Я признаю леди Цецилию своей родной тёткой и прошу вручить ей давно принадлежащий ей капитал, — ответила Алиса.

— Я же, как опекун Алисы Уодсворд, даю вам юридическое право на немедленное вручение леди Цецилии всего капитала.

В бешенстве Бонда бросился к пасторше, чтобы схватить её за руку, но тотчас же отлетел в сторону и едва устоял на ногах, споткнувшись о табуретку. Бонда отлично понял, что табуретка тут ни при чём, что именно толчок, исходивший от Ананды, заставил его покачнуться в тот момент, когда он хотел схватить руку пасторши, чтобы накинуть на неё ожерелье для Алисы. Помня, как печально окончилась для Браццано его борьба с сэром Уоми в Константинополе, Бонда не решился больше действовать сам. Он сунул ожерелье в руки Дженни и приказал ей, стараясь говорить как можно тише, подойти к Алисе, приласкать девушку и набросить ей ожерелье на шею. Зная цену висевшего на её собственной шее собачьего ошейника Бонды и ненавидя сестру со всей злобой, на которую она была способна, Дженни очень хотела выполнить его приказание.

— Алиса, подойди, пожалуйста, ко мне. Мне надо тебе кое-что сказать, да и обнять тебя хочется. Мы так давно с тобой не виделись.

Видя, что Дженни сделала несколько шагов по направлению к Алисе, пасторша выказала явные признаки беспокойства. Но лорд Бенедикт продолжал держать Алису под руку, та не трогалась с места, и пасторша успокоилась и даже улыбнулась Алисе.

— Я очень рада, милая Дженни, что ты хочешь со мной поговорить. Но я не считаю уместным беседовать с тобой здесь. Ты можешь посетить меня в доме моего опекуна, и мы с тобой проведём там времени столько, сколько ты захочешь.

Дженни сделала ещё несколько шагов, но на лице её уже читался страх.

— Подойдите сюда и перестаньте так бояться этих людей, стоящих за вашей спиной, — сказал лорд Бенедикт. — Здесь, в моём присутствии, никто из них ничего сделать вам не может.

Дженни послушно подошла к Алисе, глядя на лорда Бенедикта.

— Действуйте же, — крикнул ей в бешенстве Бонда. Он хотел сам подбежать к Дженни, но сэр Ут-Уоми стоял на его пути. Армандо и Анри тоже пытались было к ней приблизиться, но взгляд Ананды не давал им двинуться с места.

— Протяните мне обе ваши руки, несчастная Дженни, — снова раздался голос Флорентийца. — Держите ту отвратительную вещь, что дал вам Бонда, превращая вас в одну из самых злобных и гнусных предательниц.

Когда Дженни протянула руки, в которых сверкало ожерелье Бонды, Флорентиец коснулся его палочкой. Оно свернулось, точно горящая бумага, бесшумно разорвалось пополам и упало на пол, превратившись в порошок. Бонда, Армандо, Анри — все издали крик ужаса.

— Вы видите, Дженни, чего стоят уверения ваших приятелей и чего стоит самая их власть, — снова сказал лорд Бенедикт.

Несчастная Дженни схватила собственное ожерелье, стала его рвать во все стороны, натирая свою нежную шею. Бонда и Армандо, оба хотели броситься на несчастную, и выражение лиц достаточно ярко передавало их чувства и намерения. Но взгляд Флорентийца пригвоздил их к месту, всего в шаге от бесновавшейся Дженни.

— Сейчас вы убеждаетесь, Дженни, как ничтожна для силы света власть тьмы и зла. И тем не менее вас она держит в плену и владеет вами, как жалкой рабой. Одно мгновение любви и самоотвержения помогло вашей матери перешагнуть ту ужасную черту, за которой гибнете вы. Перестаньте терзать этот страшный ошейник. Его сила в вашей злобе. Если бы ещё минуту назад, когда этот злодей дал вам то, что теперь превратилось в кучку серой золы, вы пожалели бы ни в чём неповинную сестру, я мог бы ещё спасти вас. Теперь же, только во имя любви и чистоты того человека, в доме которого вы выросли и которого звали отцом…

Слова лорда Бенедикта были прерваны диким хохотом Бонды и раздирающими рыданиями пасторши. От прикосновения Ананды её рыдания стихли. А хохот уродливо раскрывшего рот Бонды внезапно оборвался. В наступившей тишине лорд Бенедикт продолжал:

— Защита пастора, его мольбы о вашем спасении — всё рушится перед стеной вашей собственной злобы, зависти и раздражения. Всё, что во имя того чудесного человека, которого вы звали отцом, я могу еще сделать для вас, это не оставить вас навеки рабой в руках этих людей. Я могу дать вам возможность и надежду вырваться из сетей зла, если когда-нибудь сердце ваше откроется для любви и доброты. Повернитесь ко мне спиной.

Когда Дженни повернулась, лорд Бенедикт вложил в руку Алисы свою палочку и сказал ей:

— Хочешь ли, Алиса, помочь сестре и открыть ей путь в твой дом, когда отчаяние пробудит в её сердце любовь и она станет взывать к милосердию?

Алиса ответила утвердительно. Тогда лорд Бенедикт взял её руку с палочкой в свои и коснулся ожерелья на шее Дженни. Дженни громко вскрикнула, вздрогнула, и в тот же миг её ожерелье оказалось на полу в виде кучки битого стекла. — Повернитесь ко мне и подойдите ближе, Дженни. Дженни почти вплотную подошла к Алисе. Лорд Бенедикт, всё так же держа руку Алисы в своих, велел ей коснуться концом палочки груди Дженни и медленно, глядя ей в глаза, сказал: