Мода на чужих мужей - Романова Галина Владимировна. Страница 18

– А вы?.. – начала она было, но тут же зло взяло. – А вы, между прочим, не представились.

– А, ну да, конечно, – полный бесцветный рот расплылся в вежливой улыбке. – Иван.

– А по отчеству?

– Иван Иванович. – Мужчина привстал со своего места за широченным двухтумбовым столом, чуть согнул спину, поддерживая галстук одной рукой, а второй указывая на старомодное кресло напротив стола. – Прошу вас, Ольга Николаевна, присаживайтесь.

– Благодарю, Иван Иванович. Вы, стало быть, хозяин здесь?

– Председатель, – поправил он ее и, едва успев опустить свой зад обратно, тут же заерзал. – Я председатель общества цветоводов.

– И что же, и зарплату за это получаете? – удивилась она, всегда считая, что все подобные общества создаются на голом энтузиазме и ничем, кроме спортивного интереса, не подпитываются.

– А вы с какой целью интересуетесь? – насторожился сразу Иван Иванович, который навскидку запросто мог быть ее ровесником, пыжился только больно.

– Да ни с какой, простите, – отмахнулась Ольга и тут же перешла к делу. – Меня вообще-то Светлана интересует. Светлана Викторовна, сейчас она по мужу Супрунюк, а до этого…

– Знаю, знаю! – замахал руками Иван Иванович, выдыхая с облегчением, видимо, вопрос о зарплате задел его серьезно, раз он так обрадовался перевести разговор. – Светочку как не знать! Она у нас из старожилов. Ну, то есть я не в смысле возраста, а в том, что стояла у самых истоков и все такое.

– А вы тоже? Тоже у самых истоков?..

Олю начал забавлять этот никчемыш, создавший себе образ творца великих дел и тщательно его стерегущий. На льняном костюме не из дешевых ни единой складки, хотя ткань мнущаяся. Не шевелится он в нем, что ли? Гладко зализанные волосы, стильная дорогая оправа для очков, хотя она могла поклясться – зрение у него стопроцентное. Кожаный портфель тоже не за сто долларов.

Чей-то сынок, решила она минут через пять. Мужа в такую клумбу цветочниц вряд ли кто посадит. Оля теперь знала не понаслышке, чем такие истории заканчиваются. А вот сынка сюда отправить, чтобы при возможности пристроить за хорошую девушку, это вариант.

– Я? – удивился Иван Иванович. – Да не совсем, конечно, но сразу после института и сюда.

– А что вдруг сразу-то?

Ей и в самом деле стало интересно, почему этот малый не трудится на фондовой бирже, к примеру, или в строительной компании? Почему не выбрал автомобильный бизнес или компьютеры не продает? Почему вдруг среди кадок с фикусами обрел себя? Надо же, сразу после института…

– Понимаете, – Иван Иванович немного смешался, но быстро справился. – Моя мама создавала это. Это – ее детище. Просила не бросать. Сами знаете, как у нас: все хорошее кончается быстро, если нет строгого контроля.

– Что да, то да. – поддакнула Оля, думая о своем.

Она вот тоже Стаса никогда не контролировала. Даже мысли не допускала, чтобы заподозрить или поймать на лжи. И оттого-то, возможно, все хорошее и закончилось…

– Может, кофе? – с надеждой спросил хозяин кружка цветоводов-любителей, не успевший постоять у истоков, но уже осатаневший от безделья.

– С удовольствием. А вы насчет Светы поможете кое-что прояснить?

– А что конкретно вы хотели узнать? Я тут звонил ей на днях, сказали, что она в больнице. Не знаете, что с ней? Захворала?

Не заболела, а именно захворала, спросил он. Да с таким стариковским сочувствием, что Ольге его на какой-то момент даже жаль стало.

Зачахнет ведь малый совсем среди кактусов. И поседеет, и полысеет раньше времени, и шик его некому будет оценить, молодых-то, Светка говорила, очень мало, оттого и стремилась Ольгу заполучить в свое общество. Через раз зазывала.

– Со Светой случилась беда, – не стала врать Оля. – На нее напали возле моего подъезда и нанесли несколько ударов ножом. И теперь…

– Вас что же, теперь подозревают? И потому вы здесь?

Ахнул он совсем по-бабьи и даже ладошкой рот прикрыл. Может, он того, гомосексуалист, подумала она с вялым недоумением и всмотрелась повнимательнее. А что, вполне подходит под тот стереотип, что у нее сложился в отношении той группы лиц, которую принято относить к сексуальным меньшинствам.

Смазливенький, хотя и пытается себе возрасту и солидности прибавить. Кожа нежная с каким-то розовым отливом, она вот такой похвастаться не могла. Руки ухоженные, хотя это не показатель. Стас вон тоже в маникюрный салон время от времени захаживал.

– С чего это меня кому-то подозревать? – возмутилась Ольга, засчитав симпатичному милашке одно очко.

– Так у вашего подъезда ее покалечили, это раз, – принялся отсчитывать Иван Иванович, но почему-то с мизинца начал, загнув его. – Вы теперь пытаетесь что-то разведать о ней, два. И выглядите вы так, будто вас только вчера отпустили, три.

– Откуда отпустили?! – Оля вытаращила глаза, не ожидая от Ивана Ивановича такой дедуктивной прыти.

– Оттуда, где вас усиленно допрашивали.

Между прочим, он в первый раз с момента их знакомства разговаривал вполне нормально, без всяких стариковских ужимок, прибавляющих возраст.

– Потрясающе, – невесело восхитилась она и даже похлопала лениво. – Это что-то меняет?

– В каком смысле?

Он поставил перед ней изящную чашечку с черным кофе, который только что выцедила кофейная машина.

– Теперь вы мне про Светку ничего не скажете?

– А я прав?!

Его глаза поверх оправы – точно ведь стекла без диоптрий, выпендривается малый – смотрели теперь с таким тревожным ожиданием, что Ольге снова стало его жаль. Наверное, даже если бы он был и не прав, она бы все равно согласно кивнула. Так ведь ему важно было оценить себя хоть в чем-то.

– Да правы вы, Иван Иванович. Толку-то?

– А я всегда говорил! – повысил он вдруг голос, обращаясь непонятно к кому. – Всегда говорил, что у меня получится! Нет же, цветники ее наследуй… Простите, Ольга Николаевна. Так что хотели узнать про Светлану? Вы ведь не делали этого, я почти уверен… Для этого у вас слишком слабая мускулатура и совсем неразвитая для таких занятий кисть. Это совсем непросто – вонзить нож в человеческое тело… Простите, я увлекся. Так что вы хотели узнать?

– Мне хотелось бы знать о ней все! – снова не соврала она. – Мы дружили, но знаете, так, не особо зная дела друг друга. Я, стыдно признаться, даже не знаю, где она раньше работала.

– Чего же тут стыдного? – улыбнулся он с печалью. – Мои друзья тоже не знают, где я тружусь. Как-то сразу отсек все эти вопросы, они и не пристают.

– Вот, вот, и у нас так же. Света всегда молчала, а я не особо навязывала свое любопытство. Так что, поможете?

– Постараюсь, хотя не обещаю. Мы ведь здесь ни у кого трудовых книжек не спрашиваем, анкетирование принято при вступлении. Членские книжки еще имеются, но это все больше для взносов, и все. Но я все равно постараюсь, поговорю кое с кем. А вы еще зайдете?

– Да, да, конечно, зайду. Или позвоню, телефончик запишите только…

Иван Иванович снабдил ее всеми своими телефонами, выписав их аккуратным почерком на желтом липком бумажном квадратике. Проводил до двери, галантно поцеловав руку. И долго потом смотрел ей вслед из окна. Ольга ведь не выдержала, обернулась от ворот. Стоит и смотрит.

Довольно странный малый, но, возможно, сможет помочь.

Пообедать она решила в городе. В холодильнике, приготовленные с вечера, стояли кастрюля домашней лапши и целая утятница тушеной капусты, но она все равно домой не поехала. Не лезло на собственной кухне ничего в горло, хоть умри. И готовила помногу по привычке, как на двоих. Столько времени без Стаса, а все равно никак не могла рассчитать. Опомнилась вчера, когда уже газ потушила. Постояла возле плиты, крышками погремела, посетовала на свою забывчивость. И…

И все равно сегодня мимо дома в ресторан поехала. И ресторан ведь выбрала тот самый, где часто обедали со Стасом, что ты будешь делать.

Будто невидимый поводырь ее туда волоком потащил. Будто кто пунктирной линией всю ее жизнь по кругу очертил – линией, где еще бродило и слегка пульсировало прежнее счастье. И сидело где-то глубоко внутри, наверное, чувство, что если она станет за этой линией все время находиться, то счастье непременно воротится…