Адольф Гитлер. Легенда. Миф. Действительность - Мазер Вернер. Страница 52

В 1942 г. Гитлер признавался, что в Линце он еще не понимал и не особенно старался понимать сложные теории. Так, например, он рассказывал: «Я доводил Шварца (учителя религии и католического священника. — Прим. автора) до такой степени, что он просто не знал, куда деваться. Я очень много читал литературы свободомыслящего направления, и… его доводило до бешенства, когда я начинал выкладывать все эти еще не вполне переваренные знания». Даже в «Майн кампф», написанной спустя 20 лет после окончания школы, его исторические разглагольствования носят настолько общий пропагандистский и идеологический характер, что невольно задаешься вопросом, действительно ли он настолько хорошо знал историю. Его высказывания были бы наверняка более детальными, если бы он в то время уже знал то, о чем впоследствии рассказывал в ходе своих «застольных бесед». Правда, в 1925 г. он уже высказывался в соответствии со своими более поздними представлениями, но приводимые им подробности были несущественными и обозначали лишь общие черты тех идей, которые лежали в основе его мировоззрения. Там говорилось о «колонизации Австрии», предпринятой в прошлом «преимущественно баварцами», об «организации бранденбургско-прусского государства как образца и ядра кристаллизации нового рейха», об освоении и завоевании территории восточнее Эльбы и о необходимости написания истории, которая достойно показывала бы становление и деятельность «арийцев как истинных основателей культуры на земле» и придавала бы «доминирующее положение расовым вопросам». Большинство страниц заполнено пустыми фразами и общими местами с очень малым количеством имен.

Для Гитлера история — это дело рук великих людей. Армии Херуск, Теодерих, Карл Великий, отдельные германские императоры, Рудольф фон Габсбург, Валленштейн, Фридрих Великий, некоторые Папы, Петр Великий, Наполеон, Бисмарк и Вильгельм I — вот лишь некоторые из персонажей, которые, по его мнению, «творят историю» в духе Томаса Карлейля и идеалистически ориентированной исторической науки XIX века. 31 марта 1942 г. он заявил, что «что они всегда понимали свое время». Кто знает, спрашивал он, например, не придет ли когда-нибудь через тысячу лет «какой-то сумасшедший профессор гимназии», который заявит: «…то, что Гитлер делал на востоке, было задумано с добрыми целями, но в конечном итоге оказалось чепухой». История была для него, в отличие от Маркса, Энгельса и их приверженцев, историей не классовой, а расовой борьбы, в которой решающую роль постоянно играли великие личности. История для него — это сумма войн каждого против каждого. В ней не может быть ни жалости, ни гуманности. Со ссылкой на Мольтке он заявляет, что «самые жестокие способы ведения войны» лишь сокращают страдания и поэтому больше всего соответствуют принципам гуманизма и что каждый, кто не готов к такой борьбе, сам себя вычеркивает из истории. В природе он наблюдает лишь «железный закон логики» [174] постоянного отбора, проходящего в борьбе не на жизнь а на смерть, в которой сильный всегда побеждает слабого и обеспечивает себе таким образом «право на жизнь». [175] «Любая жизнь, — заявил он 28 января 1942 г., — должна быть куплена кровью. Это начинается еще с рождения. Если кто-то скажет, что такая жизнь ему не нравится, то я могу лишь посоветовать ему покончить с собой». За восемь недель до этого, 1 декабря 1941 г., когда он слегка оправился после тяжелой болезни, мучавшей его последних полгода, сильных болей в сердце, приступов слабости, постоянных расстройств желудка и изнуряющего озноба, он говорил: «Кому-то может показаться ужасным, что в природе один поедает другого. Стрекоза убивает муху, птица стрекозу, большая птица маленькую. А самый сильный, состарившись, становится жертвой бактерий. И их в конечном итоге, хотя и другим путем, постигнет та же судьба… Поэтому единственное, что нам остается, это изучать законы природы, чтобы не противоречить им. В противном случае это означало бы восставать против небес! Если уж верить в божьи заповеди, то это означает лишь одно: сохранение вида».

Государства для Гитлера, как и для Александра фон Мюллера или Якоба Буркхарда, — это биологические организмы, которые подчиняются законам природы, а по взглядам Мюллера и Гитлера еще и «укореняются в земле и связаны определенными естественными границами». В то время как Буркхард переносил биологические закономерности на историю народов, которым он отводил срок жизни в 1200 лет, для Гитлера история государства заканчивается лишь тогда, когда народ перестает бороться и, таким образом, выступает против законов природы, гарантирующих его выживание. «До тех пор, — говорил он 27 января 1942 г., — пока несколько тысяч человек будут готовы пойти в тюрьму за идею, дело еще не проиграно. Лишь когда отчается последний человек, все будет кончено… Я и здесь непоколебим: если немецкий народ не готов бороться за самосохранение, ну что ж, тогда он должен исчезнуть!» Перенаселенность, борьба и войны являются теми факторами, которые должны обеспечить сохранение немецкого народа.

Томас Роберт Мальтус, умерший за 65 лет до рождения Гитлера, отстаивал быстро завоевавшую популярность мысль, что численность населения растет быстрее, чем урожайность земли, вследствие чего неизбежно должны наступить голод, войны и эпидемии. В преломлении идей Гитлера проблема перенаселенности также представляется важным фактором, но он рассматривает ее иначе, чем Мальтус. В то время как Мальтус рекомендовал в качестве выхода из этой дилеммы поздние браки, ограничение роста населения путем воздержания и интенсивное развитие сельского хозяйства, Гитлер искал решение исключительно в безжалостной борьбе, хищнической войне на уничтожение, которую он не восхваляет, а только лишь видит в ней средство, необходимость, вытекающую из законов природы и важнейший исторический акт по претворению в жизнь своего мировоззрения. В отличие от Мальтуса Гитлер не боится перенаселенности, а, наоборот, желает ее, чтобы вызвать нужду, которая вынудит народ «шевелиться» [176] с целью подчинения других наций. Так как Гитлер считал знания излишним балластом, [177] если их нельзя использовать непосредственно, то претворение в жизнь своеобразно истолкованных им идей Мальтуса должно было иметь опасные последствия. Гитлер, отличавшийся сильными эмоциональными реакциями и способный благодаря своему необычному ораторскому дару и беспримерной уверенности в обхождении с властью высвободить неконтролируемые иррациональные силы в народе, представлял большую опасность именно в силу своего увлечения идеями Мальтуса.

Последние исследования по вопросам перенаселенности привели к результатам, предстающим в особенно интересном свете, если их сопоставить с поведением Гитлера. Так, например, шотландский психиатр Джордж М. Карстерс из Эдинбургского университета заявил на 8-й конференции Международного общества по планированию семей (International Planned Parenthood Federation — IPPF), проходившей в 1967 г. в Сантьяго, что многие люди в перенаселенных местностях ведут себя подобно животным в клетке и либо ведут апатичный образ жизни, либо вследствие проснувшихся огромных иррациональных сил, имеющих взрывной характер, рвутся из «клетки» с применением силы. Эмоциональные реакции Гитлера при рассмотрении вопросов, связанных с проблемами войны и завоевания территорий, хорошо известны. Где бы только он ни начинал говорить о «народе и пространстве» или о войне, он становился пугающе резким и производил впечатление психопата, который действует инстинктивно и находится в трансе. Кровь приливала к его лицу, тело напрягалось, грудь выпячивалась, руки протягивались вперед, как будто он хотел ударить или схватить противника. В его голосе появлялись нотки угрозы, и сам он становился олицетворением агрессии. В какой мере здесь играли роль его слишком высокое кровяное давление и воздействие лекарств, которые он постоянно принимал, с точки зрения медицины нельзя установить с математической точностью.