Адольф Гитлер. Легенда. Миф. Действительность - Мазер Вернер. Страница 88

От неприятного факта, что Гитлер с апреля 1925 по февраль 1932 г. был лицом без гражданства [330] и, следовательно, находился в безнадежной позиции как политик с амбициями государственного руководителя, [331] он сумел избавиться с помощью влиятельных товарищей по партии, начав подготовку к президентским выборам, которые дали бы ему возможность «легальным» путем стать главой германского государства. Попытки выслать этого назойливого «иностранца» из страны за угрозу общественному порядку или наказать его другим образом [332] сорвались. В это жевремя земля Брауншвейг 25 февраля 1932 г., не долго думая, [333] назначила его правительственным советником и, таким образом, автоматически предоставила ему немецкое гражданство. [334]

В то время как политики обычно ориентируются на реальность, мышление Гитлера было направлено главным образом на то, чтобы втиснуть действительность в прокрустово ложе своего мировоззрения. Он буквально довел до абсурда ненавистную для себя марксистскую теорию, в соответствии с которой экономический базис является определяющим по отношению к идеологической надстройке, и некоторое время небезуспешно пытался строить мир в соответствии со своими представлениями, многие из которых были явно далеки от реальности. Поскольку это было возможным только с помощью четко функционирующих и антидемократично настроенных кадров, он ссамого начала политической деятельности систематически создавал аппарат, который дал бы ему возможность достичь своих политических целей. Он руководил партией, а позднее и государством по принципу школьного класса в прусской школе кайзеровских времен, где каждый, как солдат, подчинялся приказам вышестоящего. В НСДАП, организованной по военному образцу, с июля 1921 г. не допускалось никаких обсуждений и возражений. [335] Партийные комиссии, с тех пор как Гитлер в 1921 г. осуществил свой изощренный и целенаправленный план, позволивший прийти к полновластному господству над партией, играли лишь декоративную роль. С тех пор уже не было больше объединений и коалиций с партнерами, претендовавшими на равноправие. Гитлер отвергал, к примеру, объединение своей партии не только со множеством мелких групп, образовавшихся после 1918 г., но и с крупными объединениями и другими политическими партиями. Так, например, уже в марте 1921 г., еще не будучи лидером НСДАП, он вопреки желанию председателя партии Антона Дрекслера выступил против объединения с образовавшейся в апреле 1920 г. в Ганновере Немецкой социалистической партией, которая, как и НСДАП, имела ярко выраженную антисемитскую, но относительно демократическую направленность. В отличие от НСДАП эта партия приняла в мае 1920 г. участие в выборах в рейхстаг и располагала сетью организаций на местах, в том числе в Лейпциге, Берлине, Билефельде, Дуйсбурге, Киле, Ванне-Айкеле, Мюнхене, Нюрнберге и Дюссельдорфе, а также сотрудничала с национал-социалистами в области расселения судетских немцев и в Австрии. [336] Гитлер в зародыше подавлял все попытки ассимилировать НСДАП с другими движениями или сотрудничать с ними в качестве равноправного партнера. С самого начала своей политической деятельности он был последовательным противником всех партий, имевших демократическую, консервативную, социалистическую и коммунистическую ориентацию, а также всех правых и праворадикальных конкурентов НСДАП независимо от того, признавали ли они в принципе его мировоззрение и цели возглавляемого им политического движения или нет. Как из тактических, так и из принципиальных соображений он отвергал растворение НСДАП в среде праворадикальных группировок, выступавших не только в роли партий, но и боевых союзов, тайных кружков и лож. Он лучше, чем кто-либо другой, понимал, что НСДАП никогда не сможет стать «массовым движением», если не будут приняты его цели и меры. С тех пор как Гитлер встал у руля партии, в нее не разрешалось принимать людей, ставивших при вступлении какие-либо условия. Он запретил прием в партию коллективных членов и при первой же возможности расторг налаженное своими предшественниками сотрудничество с другими националистическими группами.

Все эти принципы он перенес впоследствии на свою политику государственного деятеля и применил в отношении Германии и Европы. «Если прежде партия была постоянно находившимся в распоряжении инструментом, — метко подметил Ганс Буххайм, — то теперь им стал Германский рейх. Если раньше его целью был переворот, а тактикой легальная деятельность и уличный террор, то теперь он замахнулся на господство над Европой и попытался воздействовать на своих противников заверениями в мирных намерениях и угрозами применения силы. Если раньше он, не заботясь об общественном благе, подрывал основы Веймарской республики, то теперь, невзирая на общие интересы европейских народов, спекулировал на слабостях и особых интересах отдельных наций. Он, не задумываясь, отравлял международные отношения явной ложью и нагнетал опасность войны в Европе. Хотя таким путем он и достиг за короткий срок блестящих успехов, до которых было далеко демократическим политикам, но при этом нанес ущерб намечающейся европейской стабилизации и восстановил против себя весь мир. Постоянная боязнь Гитлера ограничить свою свободу действий путем вступления в коалиции выразилась в области внешней политики в том, что он избегал многосторонних международных связей, пактов и организаций, в рамках которых ему приходилось бы иметь дело с несколькими партнерами, а все достигнутые соглашения гарантировались бы несколькими государствами. Вместо этого он предпочитал вести переговоры в каждом случае лишь с одним партнером и заключать двусторонние соглашения, соблюдение которых нужно было обсуждать только с одним собеседником».

С самого начала своей политической карьеры Гитлер использовал интриги, карьеризм, компрометирующие факты биографии и честолюбие, ярко выраженное среди его подчиненных, большинство из которых происходили из мелкобуржуазных семей. Так, например, он с удовольствием использовал тактику, при которой важные полномочия обрисовывались лишь расплывчато и поручались соперничавшим друг с другом людям, у которых вдобавок были темные пятна в прошлом. На протяжении всей своей политической карьеры он не только охотно, но и необычайно мастерски использовал шантаж как средство управления. Соперничавшие друг с другом партийные деятели, чиновники, министры или генералы, у которых порой было небезупречное прошлое и которые полностью зависели от его неограниченной власти, никогда не объединились бы против своего вождя, как показывает исторический опыт. «Негодяи, у которых рыльце в пушку, — это легко управляемые люди. Они очень тонко чувствуют угрозу, потому что знают, что с ними может произойти, — объяснял Герман Геринг своему защитнику Хензелю во время Нюрнбергского процесса. — Им можно что-нибудь предложить, и они возьмут… Их можно повесить, если они начнут проявлять самостоятельность. Пусть вокруг меня будут сплошь отъявленные мерзавцы, но только при условии… что я полностью распоряжаюсь их жизнью и смертью». Личные отношения и вытекающие из них политические устремления и действия Германа Геринга, Альфреда Розенберга, Йозефа Геббельса и Альберта Шпеера убедительно доказывают, что Гитлер в большинстве случаев умел найти «нужного» человека [337] и хорошо разбирался в людях и в обстановке. Именно поэтому он с момента решительного захвата власти в своей партии в июле 1921 г. и вплоть до 1933 г., будучи партийным политиком в Баварии и других землях рейха, мог безнаказанно позволять себе невероятные вещи. Он прекрасно понимал, а позднее даже публично подтверждал, что это обстоятельство имело решающее значение для его становления как политика. Какие бы меры ни принимались против него внутри страны с 1921 по 1933 г. илив международном масштабе с 1933 по 1939 г., чтобы положить предел его притязаниям, он никогда не отказывался от своих принципиальных целей. В течение многих лет его мировоззрение, казалось бы, подтверждалось политическими событиями. Поэтому не удивляет его убежденность, что все политические решения зависят только от его воли. Его уверенность в том, что при наличии власти он может единолично определять всю внутреннюю и внешнюю политику, неизбежно должна была привести к тяжелым последствиям, особенно если учитывать постоянно дискутировавшийся в Германии вопрос о необходимости главенства внешней политики над внутренней.