Воины бури (ЛП) - Корнуэлл Бернард. Страница 23

— Вероломный подонок, — прикрикнул я на Хэстена.

— И чтобы убедить тебя, — смиренно продолжил Хэстен, игнорируя меня, — я клянусь тебе в верности сейчас, госпожа, в это самое мгновение!

— Хвала Господу, — прошамкал отец Цеолберт.

— Есть одна небольшая загвоздка, — сказал я, и все взоры обратились ко мне. — Он не может присягнуть тебе на верность, госпожа.

Этельфлед испытующе посмотрела на меня.

— Почему?

— Потому что он уже присягнул на верность другому, госпожа, и тот лорд еще не освободил его от клятвы.

— Я освободился от клятвы ярлу Рагналлу, когда поклялся служить Всевышнему, — возразил Хэстен.

— Но не от клятвы, принесенной мне, — заметил я.

— Но ты ведь тоже язычник, лорд Утред, — с хитрецой ответил Хэстен, — а Иисус Христос освободил меня от всех клятв язычникам.

— Воистину, воистину! — захлебываясь поддакнул отец Цеолнот. — Он очистился от скверны, госпожа! Отверг дьявола и козни его! Новообращенный свободен от всех клятв, принесенных язычникам, так учит нас церковь.

Этельфлед еще колебалась. Наконец, она взглянула на Леофстана.

— Ты еще не высказался, отец.

Леофстан слегка улыбнулся.

— Я обещал лорду Утреду не вмешиваться в его дела, если он не станет вмешиваться в мои, — он примирительно улыбнулся отцу Цеолноту. — Я радуюсь обращению язычников, но что касается судьбы крепости, увы, то не в моей власти. Кесарю кесарево, госпожа, и судьба Эдс-Байрига — дело кесарево, а точнее — твое.

Этельфлед коротко кивнула и указала на Хэстена.

— Ты веришь этому человеку?

— Верю ли я ему? — нахмурился Леофстан. — Могу я задать ему вопрос?

— Спрашивай, — приказала Этельфлед.

Леофстан прохромал к Хэстену и встал перед ним на колени.

— Дай мне твои руки, — тихо сказал Леофстан и подождал, пока Хэстен послушно повиновался. — Теперь поведай мне, — мягко продолжал Леофстан, — во что ты веруешь?

Хэстен сморгнул слезы.

— Верую в Господа единого, отца Всевышнего, творца небес и земли, — едва слышно шептал он, — в единого отца Иисуса Христа, единородного Сына Божия, сына Отца, Бога Богов, Светоча Светочей! — голос его стал громче, когда он произносил последние слова, но потом Хэстен стал задыхаться. — Я верую, отец! — взмолился он, и слезы вновь оросили его лицо. Он мотнул головой. — Лорд Утред прав, прав! Я был грешником. Нарушал клятвы. Оскорблял небеса! Но отец Гарульд молился за меня, молился, и моя жена молилась, и хвала Господу, я уверовал!

— Воистину хвала Господу, — сказал Леофстан.

— Рагналл знает, что ты христианин? — сурово спросил я.

— Необходимо было держать его в неведении, — смиренно ответил Хэстен.

— Почему?

Леофстан по-прежнему держал Хэстена за руки.

— Меня изгнали, и я укрылся на острове Манн, — ответил на мой вопрос Хэстен, глядя при этом на Этельфлед, — и именно на том острове отец Гарульд меня обратил. А ведь нас окружали язычники, они убили бы нас, если б прознали. Я молился! — он взглянул на Леофстана. — Я молил наставить меня! Остаться ли мне и обратить в истинную веру язычников? И Господь ответил: приведи в Мерсию последователей своих и предоставь свои мечи в услужение Христа.

— Услужение Рагналла, — отрезал я.

— Ярл Рагналл потребовал служить ему, — Хэстен вновь обратился к Этельфлед, — но я узрел в этом Божью волю! Господь открыл перед нами дорогу с острова! У меня не осталось кораблей, лишь вера в Иисуса Христа и Святую Вербургу.

— Святую Вербургу! — воскликнула Этельфлед.

— Моя дорогая жена молится ей, госпожа, — невинной овечкой ответил Хэстен. ?Каким-то образом льстивому выродку удалось прознать, что Этельфлед поклоняется гусиному пугалу.

— Лживая сволочь, — рявкнул я.

— Он искренне раскаивается, — настаивал Цеолнот.

— Отец Леофстан? — спросила Этельфлед.

— Мне хочется верить ему, госпожа! — искренне ответил Леофстан. — Хочется верить, что моему рукоположению будет сопутствовать чудо! Что на Пасху мы узрим радость обращения языческих орд в услужение Иисусу Христу!

— Это чудо Христово! — прошамкал беззубыми деснами отец Цеолберт.

Этельфлед все еще колебалась, не сводя глаз со стоящих на коленях мужчин. Отчасти она наверняка понимала мою правоту, но ею руководило унаследованное от отца благочестие. И готовность Леофстана поверить. Леофстан был её ставленником. Этельфлед убедила архиепископа из Контварабурга рукоположить Леофстана, писала епископам и аббатам, восхваляя его искренность и горячую веру, жертвовала серебро храмам и церквям, чтобы склонить их в пользу Леофстана. Церковь предпочла бы более красноречивого человека, способного увеличить земли епархии и вытянуть больше денег из знати северной Мерсии, но Этельфлед желала святого.

И этот святой теперь выставлял обращение Хэстена как знак того, что небеса одобряют выбор Этельфлед.

— Только представь себе, госпожа, — Леофстан наконец отпустил руки Хэстена, и по-прежнему стоя на коленях, повернулся к Этельфлед, — представь, какое ликование начнется, когда язычник поведет своих воинов к Христовому престолу! ?Эта идея прельщала и Этельфлед. Её отец всегда прощал обращенных датчан, даже позволял им селиться в Уэссексе. Альфред часто заявлял, что борьба идет не за создание Инглаланда, а за обращение язычников. Этельфлед узрела в этом массовом крещении язычников-датчан проявление Господней силы.

Она подвела Гасту на шаг вперед.

— Ты клянешься мне в верности?

— С радостью, госпожа, — воскликнул Хэстен, — с радостью!

Я смачно плюнул в сторону вероломного мерзавца, вогнал Вздох Змея в ножны и взобрался в седло Тинтрига.

— Лорд Утред! — резко окликнула меня Этельфлед. — Куда ты направился?

— Назад к реке, — коротко ответил я. — Финан! Ситрик! Все за мной!

Мы поспешили прочь от фарса, что вот-вот разыграется под стенами Эдс-Байрига.

За мной последовало сто двадцать три человека. Мы миновали свиту Этельфлед, повернули на север и поскакали к реке.

Но стоило нам войти в лес и скрыться с глаз окружающих Этельфлед глупцов, как я повернул своих людей на восток.

Потому что намеревался сделать работу христианского бога.

И прибить Хэстена.

Мы скакали быстро, лошади петляли между деревьями. Со мной поравнялся Финан.

— Что мы делаем?

— Берем Эдс-Байриг, — ответил я, — что же еще.

— Иисусе.

Я помолчал, поскольку Тинтриг провалился в небольшой овраг, поросший папоротником, и рысью поднялся по невысокому склону. Так скольких людей вел Хэстен? Он заявил, что пятьсот восемьдесят, но я ему не верил. Он лишился своей армии вместе с репутацией при Бемфлеоте. В той битве он не участвовал, но я удивился бы, окажись при нем сотня воинов. Впрочем, несомненно, и Рагналл оставил часть людей в крепости.

— Велика ли крепость? — спросил я Финана.

— Эдс-Байриг? Велика.

— Сколько выйдет шагов, если обойти стены?

Финан задумался. Я слегка свернул на север, пустив Тинтрига по длинному склону, заросшему дубами и кленами.

— Девятьсот? — предположил Финан. — Может, тысяча?

— Так я и думал.

— Большая крепость, не сомневайся.

Король Альфред пытался втиснуть жизнь в правила. В основном эти правила, конечно же, проистекали из священного писания, но были и другие. Построенные им города тщательно вымеряли, исследовали каждый клочок земли. Измеряли городские стены, чтобы узнать их высоту, ширину и протяженность. Именно эта последняя цифра, длина стен, определяла количество воинов, необходимое для защиты города. Число это вычислили заумные священники, что пощелкали деревянными шариками на ниточках и решили, что в каждом бурге требуется по четыре защитника на пять шагов стены. В руках Альфреда Уэссекс превратился в сплошной гарнизон — его границы усеивали новопостроенные бурги, чьи стены защищал фирд.

Каждый крупный город окружили стенами, чтобы датчан, вторгавшихся вглубь Уэссекса, отпугивали укрепления. Эти укрепления защищало точное число людей в соответствии с общей протяженностью стен. Это сработало, и теперь Мерсия следовала по тому же пути. Отвоевывая исконные земли Мерсии, Этельфлед укрепляла их бургами, вроде Честера и Брунанбурга, следя за тем, чтобы каждый гарнизон мог выставить четырех человек на каждые пять шагов укрепления. При первом же признаке угрозы жители отступали в ближайший бург, прихватив с собой скот. Для захвата бурга требовалась целая армия, и датчанам это никогда не удавалось. Они предпочитали вторгнуться вглубь, захватить скот и рабов. А если армия стояла на месте, стояла лагерем за стенами бурга, то её вскоре поражали болезни. Кроме того, вражеская армия никогда не оказывалась достаточно большой, чтобы обложить бург и взять его измором. Стратегия бургов работала.