Заклятие счастья - Романова Галина Владимировна. Страница 19

– Может, он решил через вашу матушку к объекту подобраться? – не вполне уместно хихикнул участковый.

– К какому объекту? – не поняла она.

– Ну… К объекту своего интереса. То есть к вам. Решил сначала завоевать симпатию вашей матери, а потом…

– Не знаю, – она равнодушно пожала плечами. – Я не задумывалась. Ко мне не приставал. Уже замечательно.

– А о чем они обычно говорили? – встрял Назаров, отложил один альбом, потянулся к следующему.

– Я не подслушивала! – возмутилась Саша, не глядя в его сторону.

– Но обрывки разговора могли до вас долетать. Не шепотом же они говорили, – почти сердито возразил Назаров.

Он понимал, почему она так себя ведет, и извинял ее. Когда он приехал в ее дом по просьбе Хмелева, первым ее порывом было броситься ему на шею и разрыдаться. Он это видел! Он сто процентов даст за эту версию! Она ахнула, отступила на шажок, потом протянула к нему руки, часто заморгала, выдохнула со всхлипом:

– Сережа! Ты-ы-ы…

А он что? Он отступил. Закрылся! Забился в нору! Он опустил голову, успев кивнуть. И пробормотал, как совершенный придурок:

– Здрасте, Александра Степановна. Я по вызову. Вы звонили Хмелеву.

И все! Она тоже закрылась. Тоже кивнула. И больше уже не смотрела на него с надеждой, что он все исправит, что он все сделает правильно. Он сильный! Он сможет!

Наверное, он должен был как-то иначе себя вести. Не как официальное лицо. А как…

Черт! А как он должен был вести себя с ней, как? Как герой-любовник, вернувшийся после долгой разлуки?! Но десять лет прошло, десять! Он женат! И при исполнении, между прочим. У нее ухажеров тьма. Да и замужем успела побывать. То, что она протянула к нему руки, еще ничего не значило. У нее беда, возможно, случилась. Кого хочешь о помощи попросишь.

Из машины-то неделю назад не вышла, когда его увидала, так…

– Так о чем мог говорить часами, как вы утверждаете, молодой парень с пожилой женщиной? Что их связывало? – задал вопрос Назаров.

– Вы… Вы на что намекаете, Назаров? – Она вдруг села прямо на диване, повернула к нему бледное до синевы лицо.

– Я не намекаю ни на что. Я спрашиваю.

Стиснул зубы, стараясь не смотреть на ее ноги, которые непотребно обнажились, потому что юбка ее задралась, когда она ерзала по диванчику. Стараясь не видеть ее аккуратные ступни, которые помнил и которые совершенно не изменились за эти десять лет.

Черт! Зачем Хмелев послал его сюда? Специально? Помучить? Он же мучился, да! И с Таней теперь объяснения не избежать. Станет приставать: а как она на тебя смотрела, а ты как, а что ты при этом чувствовал, а она что…

– Я спрашиваю, что могло их связывать? – повторил он вопрос отвратительным скрипучим голосом. Так скрипела дверь в их с Таней спаленке в доме его тещи. – Часами говорить надо о чем-то. Вы понимаете, о чем я, Александра Степановна?

– Они разбирали какие-то бумаги отца. Чему-то удивлялись. Вадик неоднократно восклицал, что это супер.

– Супер?

– Да. Еще утверждал, что это сенсация. Или что-то в этом роде. Лучше спросить у него.

– Каких бумаг это касалось? Вы что-то об этом знаете? – Участковый вдруг взволнованно заходил перед ней, звонко чавкая резиновыми шлепками по своим пыльным пяткам. – Они их рассматривали, раскладывали на столе, на полу? На диване? Что это были за бумаги?!

Ее обеспокоенный взгляд пробежался по кухне, старательно огибая то место, где листал фотоальбомы Назаров. Потом остановился на участковом, который вышагивал перед ней в своих нелепых широченных шортах и растянутой футболке и казался вообще человеком со стороны.

Грузчик! Портовый грузчик! Так бы охарактеризовала его мать, явись она сейчас домой. О том, что было бы сказано в адрес Назарова, вольготно расположившегося за обеденным столом с их семейным фотоархивом, не стоило и гадать. Мать его выгнала бы в шею!

Ирония судьбы, да? Мать все последние десять лет его ненавидела. Ненавидела и проклинала. И считала его своим кровным врагом. И кстати, не работай Назаров в полиции, был бы прекрасным кандидатом в подозреваемые.

– Что это были за бумаги, Александра? – продублировал вопрос участкового Сергей. – Что изучали часами ваша мать и Илюхин?

И вдруг участковый не выдержал. Подскочил к ней, потеряв по пути левую тапку, и зашептал, зашептал, обдавая перегарной вонью:

– Это карты, да? Они изучали карты?!

Саша отшатнулась и поморщилась.

Грузчик! Потный, вонючий грузчик, а не представитель органов правопорядка. Мать бы с ним даже говорить не стала.

– Что, Александра? – пришел на помощь участковому Назаров. – Карты? Что за карты? Что за бумаги?

– Да… Карты. Были какие-то карты местности. Они их разворачивали на столе. Большие такие.

Она развела руки пошире, перестав гладить себя по плечам, будто отчаянно мерзла, хотя при выключенном кондиционере в кухне было просто невыносимо душно. Назарову лично нечем было дышать. К духоте примешивался запах перегара и пота от участкового. Мясо, размороженное в раковине, начало отвратительно пованивать. Хорошо мусорное ведро было пустым – он проверил – иначе накатила бы тошнота. И даже тонкий запах ее духов не спас бы.

– Что за карты?

Назаров перевернул страницу фотоальбома. С большой цветной фотографии ему улыбалась Саша. Юная, наивная, смешная, с двумя косичками, крохотными веснушками на переносице, в школьной форме. Класс четвертый, наверное. Задолго до того, как они познакомились.

– Знаете, Сергей Иванович, тут про карты эти ленивый только не шептался. И ленивый их только не искал! – оживленно подхватил инициативу участковый, не дав вставить Саше ни слова. – Когда немцы отступали, они будто награбленное золото, картины, фарфор где-то спрятали в округе. Вы же местный, должны знать эту легенду!

– Что-то слышал, – неохотно признался Назаров.

Честно? Они с пацанами в детстве не одну сотку перелопатили на окраине города, пытаясь отыскать сокровища. Находились какие-то старинные монеты, глиняные черепки, даже кости. Они все тащили в местный краеведческий музей. Там принимали. Правда, не платили ни хрена.

Потом он заболел морем и про сокровища забыл, сочтя все это бредом. Оказывается, еще остались чудаки, что верили.

– Так вот местные тут на районе болтали, что у Беликова… – он опасливо покосился на притихшую Сашу, – что у Беликова карта настоящая была. Их много по рукам, карт этих, ходило. Помните, да?

– Угу…

– Некоторые даже денег на этом кучу сделали, чудакам приезжим карты начали продавать с крестиками, где сокровища могли быть зарыты.

– И покупали? – удивленно отозвался Назаров.

– Еще как! Потом, правда, продажу запретили. Один умник ночью начал копать под администрацией района, там, по словам, было отмечено крестиком. Но вот что у Беликова карты были стоящими, это сто пудов! – Участковый резво обернулся на Сашу: – А сейчас где эти бумаги, Александра? Вы могли бы их принести?

– Зачем? – Она фыркнула, одернула юбку. – Тоже станете копать?

– Хотя бы посмотрите, целы они? – попросил Назаров и тяжело вздохнул.

Дело дрянь! Это он определил еще час назад. Алла Геннадьевна, скорее всего, уже никогда в свой дом не вернется. Все признаки об этом свидетельствовали. Сумка, кошелек, пенсионное удостоверение, странно рано не по возрасту полученное, – все было дома. Телефон тоже и очки, без которых, по словам дочери, она никогда не выходила из дома. Да и камеры соседей ее второго выхода за калитку не зафиксировали. Нигде на участке нет свежевскопанной земли, значит, на участке ее не хоронили. В доме нет, на чердаке нет, в подвале нет. В шкафах ее труп тоже отсутствует.

Стало быть, что?

Стало быть, исчезла она из дома через заднюю калитку. В то место не достреливала ни одна соседская камера. Да, калитка оказалась заперта. И ключи Саша не нашла. Но это ведь ничего не значит. Убийца или похититель мог забрать ключи заранее, вытащить Аллу Геннадьевну через нее наружу. А там спасительные заросли, глубокий овраг, кишащий змеями. Искать ее тело там сейчас, ночью, никто не станет. Он тоже не настолько герой. Это много лет назад он геройствовал, пробираясь тем оврагом, чтобы с Сашей увидеться.