Творящие любовь - Гулд Джудит. Страница 46

— Ах! — раздраженно откликнулся генерал, прерывая Робин на полуслове и словно отгоняя прочь все достижения Элизабет-Энн одним взмахом руки. — Нашлась одна личность! Жизнь не рассчитана на личностей.

— А для кого же, позвольте узнать, создана жизнь? — возмутилась миссис Рейхенбах.

— Для масс, конечно. Невозможно судить обо всех на примере одной замечательной женщины, особенно добившейся успеха. Назовите мне другую, которая могла бы сравниться с мужчиной.

— Амелия Эрхарт, — тихий голос принадлежал Луиджи ди Фонтанези.

Удивленная Шарлотт-Энн повернулась к нему прежде, чем сообразила, что делает. В первый раз за вечер он смотрел не на нее, а скрестил взгляды с генералом Керстеном.

— Ах, Амелия Эрхарт! — рассмеялся генерал. — Да, неукротимая фройлен Эрхарт вместе с двумя другими летчиками вылетела из… Впрочем, не важно откуда, в общем, они перелетели через Атлантику.

— Из Ньюфаундленда до Уэльса в тысяча девятьсот двадцать восьмом [11] году, — спокойно произнес князь Луиджи.

— Вот как? — Генерал снисходительно улыбнулся Робин и миссис Рейхенбах. — Но разве не ваш Чарльз Линдберг перелетел из Нью-Йорка в Париж в… в… — он посмотрел на Луиджи в ожидании подсказки.

— В тысяча девятьсот двадцать седьмом, — негромко подсказал князь.

— Вот видите! Он совершил перелет через Атлантический океан на целый год раньше, чем фройлен Эрхарт, — самодовольно заметил генерал Керстен с видом победителя. — И ему компания не понадобилась. Фройлен Эрхарт лучше было бы остаться дома и рожать детей.

— Генерал, — беззаботно начал Луиджи, — я сам дважды пытался перелететь Атлантику. Первый раз в одиночку, а второй — с двумя товарищами, как и мисс Эрхарт. И дважды мне пришлось повернуть назад. Если я не смог сделать то, что сделала женщина, значит ли это, что я плох как мужчина или что она — отличный авиатор?

— Конечно, князь, случайности происходят всегда и везде. Но я не могу согласиться с тем, что фройлен Эрхарт лучше меня только потому, что она смогла совершить полет, который вам не удался. Всегда есть оправдывающие обстоятельства.

— Но вы ведь согласны с тем, что мистер Линдберг — пилот лучше меня?

— Ну, допустим, — генерал почувствовал себя неудобно.

— Но если мистер Линдберг лучше меня как пилот, потому что смог совершить то, что не удалось мне, то почему вы не допускаете мысли, что мисс Эрхарт тоже может быть лучшим летчиком, чем я? Именно по той же самой причине?

— Как я уже говорил раньше, — возбужденно ответил генерал, — бывают случайности. Я настаиваю на своей точке зрения. Мужчины рождаются лидерами, что и доказал американец, герр Линдберг. Но в будущем даже американцев положат на обе лопатки. И сделают это немцы. На земле, в воздухе и на море. Мое правительство за этим проследит. А вам останется только наблюдать за тем, что происходит. Индия, когда-то основа Британской империи, сейчас бойкотирует английские товары и отвергает идею власти без правительства. Англия слабеет с каждым днем. Америка зализывает раны, прикрывшись щитом изоляционизма. Одна за другой ведущие державы сдают свои позиции. Скоро настанет день, когда Германия заявит о себе и станет могущественней, чем прежде. Мы будем нацией, с которой станут считаться.

— Понятно, — сухо вступил в разговор судья Гуд. — Очевидно, вы больше информированы, чем кто-либо из нас. Мне казалось, что слаба именно Германия. Веймарская республика едва справляется с выплатой репараций. Каким образом, по-вашему, Германия может стать сильнее, если большинству ее граждан не на что купить хлеба?

— А кто в этом виноват? — Лицо немца еще больше покраснело. — Враги высосали из Германии все соки, — прошипел он, оглядывая собеседников горящими гневом глазами. — Но мы, немцы, не собираемся долго это терпеть. Французы, — сказал он, улыбаясь капитану Лувару, — а также британцы, — вежливый кивок в сторону герцога и герцогини, — все в Европе, да и Америка тоже, ограбили нашу родину. Но время нас рассудит. — Генерал щелкнул пальцами. — Я знаю одно: Германия больше никогда не будет слабой.

— Возможно, вы уже в курсе, генерал, — вступил в разговор посол Перес, — но я узнал недавно: вечер только начинается, ужин восхитителен, вина превосходны, присутствующие дамы необычайно красивы. Я предлагаю…

Но начавшего говорить генерала было не остановить таким изящным способом.

— Германия — легендарная птица Феникс, — убежденно провозгласил он. — Германия восстанет из пепла еще более сильной, чем раньше. Ее народ объединится в единый кулак. И это произойдет скоро. Дни президента Гинденбурга сочтены. Все больше людей поддерживают нового человека — Адольфа Гитлера…

Миссис Рейхенбах звонко рассмеялась:

— Слышала я о вашем Адольфе Гитлере и его пивном путче…

— Герр Гитлер начал несколько преждевременно. Вот в чем проблема. Когда Феникс, каковым является Германия, наконец восстанет, все изменится. — Генерал Керстен зловеще кивнул. — Вы все еще увидите. А что касается евреев, мертвой хваткой вцепившихся нам в глотку…

С громким стуком вилка миссис Рейхенбах упала на тарелку.

— Прошу прощения, генерал Керстен. Я, между прочим, еврейка, и смею вас заверить…

— Я уже говорил, — вмешался посол Перес, — что вечер слишком хорош, чтобы вести разговор о политике.

— Господин посол совершенно прав, — быстро добавил капитан Лувар.

— А вы, — слева от Шарлотт-Энн раздался мягкий голос, — еще не проглотили ни кусочка из двух поданных блюд. Может быть, поэтому вы — самая красивая женщина на корабле?

Девушка покраснела, встретившись взглядом с Луиджи ди Фонтанези. Выглядел он достаточно плотоядно.

— Сочту за честь, — добавил он, — если после ужина вы согласитесь сопровождать меня в танцевальный салон.

— Прошу… прощения, — Шарлотт-Энн отвела глаза и снова уставилась в тарелку, — но я уже приглашена, — пролепетала она. — У меня свои планы.

— Так измените их.

— Но это очень важно. — Шарлотт-Энн все еще боялась своего соседа, хотя то, как он заступился за женщин вообще и за Амелию Эрхарт в частности, потрясло ее. Шарлотт-Энн не могла отделаться от ощущения, что князь вступил в спор с генералом Керстеном исключительно ради нее. Только, может быть, она напрасно льстит самой себе?

Робин нагнулась вперед и улыбнулась.

— Но, моя дорогая, — коварно произнесла она, — я совсем не возражаю, если ты изменишь наши планы. Мне и в голову не приходило навязывать их тебе. Кроме того, есть еще одно, что я просто сгораю от желания сделать. Например, сыграть в покер с миссис Рейхенбах и наконец отыграться. А вы с князем отправляйтесь танцевать.

Шарлотт-Энн показалось, что ее желудок скрутило в тугой отвратительный узел. Она слушала прекрасно разыгранный монолог Робин. Неужели ничто не ускользает от ее взгляда? Интересно, она понимает, что делает? Пытаться свести ее с человеком, наводящим на нее страх, как никто другой!

Шарлотт-Энн совсем не хотелось танцевать. Ни с кем вообще, а с князем и того меньше. Тем более что танцевать она не умела.

Девушка не осмеливалась взглянуть на Луиджи.

— Боюсь, что я танцую ужасно, ваша светлость, — пробормотала она, обращаясь скорее к омару на своей тарелке, чем к князю.

Луиджи ди Фонтанези неожиданно рассмеялся.

— Могу сказать, что вы — американцы — и вправду демократы. Действительно, к герцогу и герцогине следует обращаться «ваша светлость». Я же всего-навсего «ваше высочество».

Шарлотт-Энн снова залилась румянцем, подозревая, что все взгляды устремлены на них.

— Но тем не менее, — продолжал князь, — вы окажете мне честь, если, повинуясь вашим демократическим привычкам, будете называть меня просто Луиджи.

Она медленно повернула к нему голову.

— А что касается вашего умения танцевать — вы, как я понял, в себе не уверены, то смею вас заверить, что я танцую превосходно. Ни одной женщине не удается танцевать ужасно, если ее веду я. А я умею это делать.