Алтарь - Прозоров Александр Дмитриевич. Страница 27

Нужны сила и помощники — иначе ему никогда не удастся выполнить свой обет и возвеличить славу Аментет превыше всех богов. Взять все это в цивилизованных местах практически невозможно — там все поделено давным-давно. Все, до последнего алтаря и новорожденного младенца. Земли дикарей безлюдны, на них тоже особо не возвысишься. Тогда…

— Знаю! — внезапно сжал кулаки Изекиль. — Знаю такое место!

Он же сам помогал строить алтарь! Один из тех алтарей, что должны вбирать силу Вселенной и животворного Ра и пропитывать этим землю вокруг усыпальницы! Там и только там можно насытиться бесконечной силой, не спаливая жизни смертных. А самих смертных подчинить своей воле, как здешних дикарей, заставить плодиться и размножаться, а затем привести с собой в Кемет как личных телохранителей.

— Смотри сюда, купец… — Жрец быстро начертал на пыльной палубе продолговатый овал: — Пусть это будет Зеленое море. Вот здесь, внизу справа, должен находиться Кемет. Вот тут, слева, — выход во Внешнее море. А где сейчас находимся мы?

— Ну, — присел рядом толстяк. — Вот здесь длинный мыс Апи. Мы входили в реку слева от основания мыса, шли вверх, сделали один переволок… Получается, мы сейчас стоим где-то здесь.

Купец ткнул пальцем в точку, примерно на ладонь выше полуострова, который через три тысячелетия получит наименование Аппенинского.

— Угу… — прикусил губу Изекиль. Если торговец не ошибся, то для того, чтобы попасть к усыпальнице Нефелима, спрятанной на каком-то из островов на реке меж двух морей, достаточно просто идти на восток. Никаких морей или иных серьезных препятствий на этом пути встретиться не может. — Да, купец. Мне надоело ходить в шкурах. У тебя найдется льняная туника и шерстяная накидка?

— Лука, принеси, — кивнул толстяк. — Так что скажешь, колдун? Поплывешь с нами?

— Я не для того прошел холод, воду и века, купец, дабы потешать бездельников на торговых площадях. Я служу всесильной Аментет и все деяния свои творю ее именем.

— Служи, — моментально согласился купец. — Где еще ты сможешь проповедовать свое учение, как не на площадях, пред толпами всякого люда? Да мы за един год все страны обойдем!

Из трюма показался гребец со шрамом, держа в руках аккуратно сложенную одежду. Жрец принял ее, туго свернул, сунул за пазуху. Широким жестом смел пыль вместе с рисунком в кучку, достал из мешочка на поясе деревянный нож с тонкой черной режущей кромкой из обсидиана, просыпал пыль через него, собрал снова, отступил к борту и перемахнул через него. Люди кинулись следом, перегнулись через деревянный поручень — и увидели дикаря, торопливо шагающего к берегу прямо по воде. Спустя несколько мгновений шаман вышел на отмель и повернул к рябиновым зарослям, направляясь вниз по течению.

К святилищу Изекиль вышел только в темноте. В щелях между кольями поблескивал огонь, пахло жареным мясом. Жрец покачал головой, шагнул в ворота:

— Опять набиваешь брюхо, Тилбур? Забыл, о чем я говорил тебе перед уходом?

— А я паршу белую с Налии Рыжей свел, что у моря живет, — похвастался в ответ мальчишка, который послушался-таки учителя и теперь сидел в рысьей шкуре. — Мне за то лань целую оставили, корзину рыбы принесли и крючков рыбных десять штук. А еще я порчу из землянки дальней свел, у них там стена мокла постоянно, и ячмень Миурию Земляному с глаза сплюнул. Так отчего не порадовать себя, учитель? Пиво мне свежее принесли, меду. Миурий скребок новый отдал, что для жены делал…

Тилбур продемонстрировал овальный каменный скребок, похожий на раковину речного моллюска.

— Ну-ка, дай, — подошел ближе жрец, взял дикарский инструмент, потрогал пальцем острейший скол режущей кромки. — Возьми бадью, принеси воды.

Мальчик, получив вместо ожидаемой похвалы тяжелое поручение, набычился, но сбитое из узких досок ведро взял, пошел к реке. Изекиль проводил взглядом ученика, затем развязал свой сыромятный пояс, скинул медвежью шкуру и уронил ее на угли рядом с ланью, обтекающей жиром на воткнутом глубоко в землю колышке. В воздухе запахло жженой шерстью и паленым мясом. Почти сразу послышался быстрый топот — Тилбур с разбега влетел в святилище, остановился возле костра и облегченно перевел дух:

— Я уж думал, лань в пламя свалилась.

Изекиль взял у него бадейку, поставил в освещенный круг, решительно макнул голову в воду, немного подождал, придерживая рукой свесившуюся золотую амулетку. Потом сел рядом с деревянным ведром.

— Так отпробуй мясца, учитель, — предложил мальчишка. — Я тушку всю осмотрел, отчистил, в реке отмыл. Нет в ней отравы, точно говорю! Опять же, потроха можно вовсе не трогать, токмо холку, что…

Жрец промолчал, дожидаясь, пока вода устоится, потом провел ладонью над поверхностью, произнося мольбу о безвременье, опрокинул бадью набок, поднял с земли скребок и начал неторопливо соскабливать с головы волосы, глядя на свое отражение в застывшей жидкости. Тилбур запнулся на полуслове, наблюдая за его действиями, а Изекиль старательно содрал под корень все волосы, отер скребок о запястье, убрал в мешочек. Поднялся на ноги.

— К-к-как ты это сделал, учитель?! — наконец выдохнул мальчишка.

— Да так, — развел ладони жрец, и в тот же миг вода выплеснулась из деревянного ведра, залив костер.

— Ой-ёй! — подпрыгнул Тилбур и заметался возле черного пятна, выискивая хоть один уцелевший уголек.

Изекиль спустился к реке, не спеша вошел в воду, погрузившись в нее с головой, и остановился, позволяя воде смыть с себя грязь, усталость, черный глаз, дурное слово. Смыть плохие мысли и глупые ошибки. Смыть прошлое, дабы очиститься перед будущим. Он стоял так долго, очень долго — до тех пор, когда даже его вечное, нетленное тело начало ощущать холод. Наконец жрец развернулся и выбрался на берег.

В святилище уже опять полыхал костер. Мальчишка, отодвинувшись подальше от обжигающего пламени, старательно объедал честно заработанную плату.

— Я научил тебя не очень многому, Тилбур, — криво усмехнулся Изекиль и начал одеваться. — Не очень многому — но часть древней мудрости Великого ты все-таки получил. Не забывай, что вся сила явлена тебе милостью всесильной Аментет. Помни ее имя и прославляй перед смертными.

— Хорошо, учитель, — прожевав, отозвался мальчик и откусил от оленьего окорока еще кусок.

— Служи честно богам Дуата, мой мальчик, и они не обойдут тебя своей милостью. Почаще смотри на умирающих, Тилбур. Может быть, тебе наконец-то надоест быть одним из смертных, и ты вспомнишь мои уроки.

— Угу, — кивнул ученик, опять набив полный рот.

Изекиль завязал пояс, проверил содержимое мешочков, после чего набросил мягкую и теплую шерстяную накидку поверх туники.

— Ты куда, учитель? — наконец заподозрил неладное Тилбур.

— Туда, — махнул рукой Изекиль. — Для меня настала пора выполнять свои обеты, мой мальчик. Очень скоро со стороны восходов дойдут вести о больших событиях. Уже совсем скоро.

С сухим треском проломившись через заросли тростника, мокрый по брюхо секач остановился, медленно перемалывая челюстями нечто белое и похрустывающее. Проглотив добычу, кабан мелкой трусцой двинулся через зеленую поляну к зарослям орешника. Однако, когда до тонких зеленых ветвей оставалось не больше двух шагов, из коричневого, покрытого жесткой щетиной, бока вдруг выросла тонкая деревянная палочка с двумя белыми полосками из птичьего пера. Вепрь подпрыгнул, резко крутанувшись вокруг своей оси, — и тут же из другого бока появилось древко. Кабан скакнул вперед, словно надеясь на целительные способности ореховых кустов — но в этот миг силы окончательно покинули зверя, и он рухнул на землю.

На поляну вышли двое бородатых мужчин в выпущенных поверх коричневых шаровар светлых рубахах из груботканого полотна. От нежданных опасностей их защищали короткие куртки из толстой, в два пальца, воловьей кожи. С широких ремней, украшенных костяными накладками, свисали по два ножа — короткий, с половину ладони, и длинный, не меньше локтя длиной. Впрочем, длинный нож в полной мере можно было назвать и коротким мечом. Еще с их поясов свисало по несколько небольших мешочков, часть которых были из кожи, а часть — матерчатые, расшитые цветными нитями. Помимо прочего, за спиной у каждого, под обтянутым кожей колчаном, за ремень был заткнут бронзовый топорик на короткой рукояти.