Чертово колесо - Гиголашвили Михаил. Страница 128

— Где найти Светлого? — ощупывая обвисшее крыло, спросил бес, вспоминая сон. Может, Светлый ему поможет? Шаман во сне был с кнутом, а Светлый — с бубном, под который так хорошо танцевать… Да, Светлый поможет…

Тумбал отпрянул:

— Зачем-при-чем-он? — но проскулил, что Светлый живет у рыбаков и недавно спас одну знакомую сучку: та воровала кур, торговец ударил ее ножом, а Светлый сучку оживил. И кричал еще на торговца, что нельзя убивать.

Бес слушал в каком-то завороженном оцепенении, потом вылез из конуры и основательно встряхнулся:

— Веди!.. — а для острастки потрепал пса за холку, но черно-белая бестия только радостно взвизгнула.

Дорога в Рыбье место была неблизкой и шла через базар. Некоторое время Тумбал трусил возле беса, но скоро, не выдержав, начал с обочины облаивать двух слонов, тащивших на цепях связки бревен:

— Сло-ны! Лгу-ны! Си-пу-ны!

Таких живых махин бес еще не видел. Он уставился на них, мало надеясь, что вдруг один из слонов сейчас падет и оставит ему особое, молочно-белое, последнее дыхание, о котором когда-то рассказывал плешивый демон, пославший его в Индию. Но слоны брели себе дальше в своих покорно-мерных думах и вокруг не смотрели.

Тумбал, оберегая хозяина, яростно брехал на слонов:

— Не-за-день! He-тронь! Не-глянь!

Погонщик погрозил псу острой загогулиной и нагнулся к земле, будто за камнем, что еще больше раззадорило Тумбала, который неистово лаял, пока не смолк от возмущения при виде бродячих одичалых кошек, тихой сапой пробиравшихся к кумирне за тухлятиной и потрохами.

В Грязном углу суетились. Побросав бочки с мочой и тележки с коровьими лепешками, парии обступили своего главного. Тот говорил о том, что этот чужак, Светлый, ходит по базарам и в разговорах защищает парий и шудр, хотя все знают, что их защищать нельзя, они рождены неприкасаемыми, и с этим ничего нельзя поделать. Если он придет сюда опять — то лучше держаться от него подальше: неизвестно, что чужаку надо и кем он послан. Может быть, это брамины через него бунтуют народ?..

Бес застыл — и здесь говорят про Светлого!.. Парии препирались меж собой: одни считали, что Светлый прав и почему они должны быть хуже всех и проводить жизнь среди нечистот и мусора? Другие качали головами: так рождены, ничего нельзя изменить, будет только хуже. Вспомнили про Амдонга: этот глупый шудра наслушался Светлого, а потом, скрыв от какой-то женщины, кто он, жил с ней, как с женой, пока брамины не узнали об этом и не прислали за ним охранников. Говорят, что сегодня его будут судить около водокачки и наверняка приговорят к варке живьем. Вот тебе и разговоры со Светлым!.. Вот тебе и «все равны»!.. Очень опасно!..

— Да этот чужой просто не знает наших обычаев! Он уйдет, откуда пришел, а мы останемся, под их палками! — озирались по сторонам старики, знавшие жизнь. — Если он еще раз появится тут — не пускайте его, закройте ворота!

Бес и Тумбал покинули базар и начали петлять по улочкам.

Скоро дома кончились. Дорога в Рыбье место плоха — от луж и выбоин трудно идти, но крыло мешало взлететь. Пес пытался завести брехню о том, о сем, но бес был не расположен и цыкнул на пса, поджавшего хвост.

Они вышли к реке. Показались неказистые, лепленные друг на друга домишки, похожие на сараи без окон. Воздух отдавал острой рыбьей гнилью. Голые улочки криво разъезжались в стороны. Во дворах развешены рыбацкие сети, снасти, торчат удилища. Из ворот выглядывают молчаливые псы и пристально следят за ними, но не лают. Тумбал голоса тоже не подавал. Безлюдно, тихо и жарко. Пес встал за углом одного дома:

— Там. Я-не-дам! Не-от-дам! Нам-не-надо-там!

— Сидеть тут, молчать! — приказал бес, взобрался на забор и стал озираться.

Никого. Пусто. Во дворе навален хворост, висят сети, стоят весла, тазы, ящики. На веревках сушится мелкая рыба. На поленнице лежит недвижная кошка, охраняет рыбу. Глаза у кошки закрыты, но уши стоят торчком. По крыше не спеша топчутся соколы и голуби. Дверь дома открыта настежь.

Бес подполз к двери. Голосов не слышно. Он вполз внутрь и с робким любопытством стал озираться. Пусто. На полу навалены циновки, подушки, тряпье. Стоят две пиалы. Шахматы на доске. Капустный лист с остатками риса. Под потолком парит желтая бесшумная бабочка. На стене — войлочный ковер со странным белым кругом, в котором четыре черных топора сцеплены в зловещий крест. Такой крест бес уже видел в лавке знахаря, на стене, за богиней Свасти…

Он принюхался. Смесь человечьего пота, жареного риса, чая, пыли… Из окна тянет рыбой и пиленой древесиной. Бес обшарил взглядом углы, стены, циновки. Подобрался к шахматам. Хотел потрогать странные фигурки, как вдруг со стены послышалось угрожающее гуденье. Он уставился на черные топоры в белом круге. Показалось, что они начали медленно крутиться. Бес замотал башкой, но не смог сбросить с себя зябкого страха перед липучей опасностью. Топоры вращались все быстрее. Вертелись колесом, втягивая в свой рубленый скорый лет.

Темя у беса стало нагреваться и тяжелеть. Вдобавок где-то позади грозно грянули гонги, настырно заверещал бубен, бранчливо взвыла труба. Гонги били все крепче. Они словно пытались выбить напрочь из беса его сущность. Он шкурой ощутил, что если не бежать отсюда — то придет конец. Замороченно шатаясь, задом вывалился наружу, приник к стене и затих, не слыша соколов, которые клювами царапали крышу, подавая какие-то знаки кошке на поленнице.

Одурев от диких топоров и черного рева труб, бес не мог понять, где он и зачем здесь. Но не успел прийти в себя, как его вдруг опять неудержимо потянуло еще раз заглянуть в дом — может, Светлый все-таки где-то там, спрятался в углу?.. Бес ничего не мог с собой поделать: переполз через порог и заглянул в комнату.

Все по-прежнему. Топоры на месте. Только вместо бабочки две угрюмые мухи с жестким жужжанием ошалело гоняются друг за дружкой. Да исчез капустный лист с рисом… Кто его взял?.. Значит, кто-то тут сейчас был?.. Эти злобные мухи и пропажа капустного листа так испугали беса, что он кинулся вон, кубарем по двору, через забор и — к углу, где ждал Тумбал.

— Что-там, кто-там? Ни-ко-му-не-дам! — гавкал Тумбал, едва поспевая за новым хозяином, который, как оглашенный, гнал по слободе, не в силах отвечать и понимать.

Он то бежал, то низко летел над дорогой, распугивая мошкару и мелких летучих духов. Неизвестная сила тянула его в город, на базар. Он должен вовремя поспеть туда, сам не зная куда, делать то, сам не ведая что. На подходах к водокачке бес услышал топот, шум и крики и едва успел увернуться от бегущих врассыпную людей. Что такое?.. Лотки перевернуты. Овощи и фрукты затоптаны. Утки разбежалась из сломанных клеток. Под вопли торговок и паническое кряканье птицы он стал возбужденно всматриваться.

Оказалось, базарный люд бежал от лежащего на боку громадного дымящегося чана. От разлитого по земле кипятка шел густой розоватый пар и летели желто-алые искры. Костер плевался золой. С треском лопались камни, с которых упал чан. Смельчаки изумленно тыкали палками в его темные от копоти бока, что-то лопотали, всплескивали руками, как полоумные.

Из воплей и криков можно было разобрать, что во время казни случилось чудо: когда шудру Амдонга палачи посадили в чан с водой, развели костер и вода уже почти бурлила, а шудра стал багровым, как старая кровь, вдруг явился Светлый и начал препираться с судьями: кричал, что если и дальше жить, как раньше — око за око, зуб за зуб — то скоро все будут слепы и беззубы, что шудры и парии — такие же люди, как остальные, и могут любить кого угодно, и вообще не дело людей судить других, а помогать и прощать. Брамины погнали его, но Светлый уставился взглядом на чан и вдруг закричал что-то громкое, страшное, даже свирепое, вроде: «Аллелу! Аллелу!» — отчего чан сам собой соскочил с камней и рухнул набок. Кипяток потек по земле, голый связанный Амдонг вывалился. Светлый схватил его и провалился сквозь землю. А брамины попадали, как от солнечного удара, и теперь охрана хлопочет вокруг них.