Чертово колесо - Гиголашвили Михаил. Страница 43
Побелев, Бати еще некоторое время держал кольцо в открытой ладони, потом повернул ее, и кольцо шлепнулось в тарелку, где в уксусе лежали куски сома.
— Хватит глупостей! — сказала Нана.
— Не твое дело. Пусть лежит! — буркнул он грубо и с ожесточением налил себе еще полный стаканчик. — Почему ты обижаешь меня? Ведь я хочу, чтобы ты стала моей женой! Тогда все мое будет твоим!
Она молчала.
— Почему ты не отвечаешь? — поднося стакан к губам, спросил Бати.
— Мы уже говорили об этом, — холодно произнесла она, ошарашенная его грубостью, однако где-то смятенно пронеслось: «Он же делает мне предложение, а я отказываюсь, дура!»
— Жаль, что ты такая упрямая, — Бати, не дожидаясь ответа, выпил водку, запив ее шампанским, причем взгляд его на какую-то секунду стал злым и презрительным, словно он что-то решал про себя.
Нана заметила это, и ей стало не по себе. Ладо был свой, родной, а этот… Чужой, посторонний, да еще с рыбными руками и чесночным запахом. Она стала ковыряться в форели, но аппетит пропал, и, бросив вилку, Нана потянулась к сигаретам.
В этот момент к их столику подошел плечистый щеголеватый мужчина и попросил прикурить. Бати молча кивнул на зажигалку. Прикуривая, мужчина довольно бесцеремонно оглядел Нану, мельком окинул взглядом Бати и отошел к собутыльникам.
Зависло молчание… Стал явственно слышен гомон зала, плеск воды в реке, крики мальчишек на другом берегу. Бати, опустив голову, думал о чем-то.
Мужчина, вернувшись за свой столик, стал что-то говорить приятелям. Потом один из них, сидевший лицом к Нане, поймав ее взгляд, поднял свой фужер и, нагловато улыбнувшись, выпил. Она замешкалась и поспешно отвела глаза. Этого только не хватало! Чувствуя, что у нее окончательно испортилось настроение, она попросила:
— Давай уйдем…
— Почему?
— Я устала. Выпила много. И возьми это кольцо. Не надо сцен, люди вокруг.
— Какие еще люди? Где тут люди? — театрально произнес Бати и, неожиданно со скрежетом развернувшись вместе со стулом, в упор уставился на соседний столик.
Те двое, что сидели лицом к Нане, перестали жевать и тоже молча разглядывали Бати. Подходивший прикуривать сидел спиной и не шевелился. Лопатки его замерли, спина напряглась, затылок окаменел. Никто не произнес ни слова. Тогда Бати развернулся обратно и с издевкой пробормотал, разливая водку:
— Ну, если за любовь ты не хочешь пить, тогда давай выпьем за дружбу. Что делать, если с любовью у нас не получается…
Нана покорно выпила, краем глаза заметив, что мужчины за соседним столиком, сдвинув головы, о чем-то вполголоса переговариваются. Шампанское вывело ее на очередной виток невеселых размышлений. Бати поймал ее взгляд.
— Хочешь уйти? Хорошо, уйдем! — вдруг сразу согласился он, и Нана явно расслышала в его голосе не то угрозу, не то издевку.
Бати оглянулся, помахал рукой. Официантка с трудом поднялась с табуретки и пошла, как бегемот по мостику в цирке. После выпитых стаканчиков ее заносило, и она хваталась руками за перила. Приблизившись, спросила:
— Что вам принести еще, мои хоро-ошие? Осетрина скоро будет!
— Бутылку коньяка с собой! И посчитай. А осетрину сама съешь за наше здоровье!
— А чего тут считать? — озорно засмеялась она. — Сто рубликов. Или двести. Сколько не жалко.
Бати усмехнулся:
— Тебе бы в вычислительном центре работать, вместо ЭВМ.
Тут официантка увидела кольцо в тарелке.
— Мамочки, это еще что такое?.. — всплеснула она руками.
— Где? — переспросил Бати, выкладывая на стол деньги. — Это? А-а… В рыбе было… Рыба жила себе, плыла, проглотила, а мы нашли…
— Брось ты сказки расска-азывать! — пропела пышка, толстыми пальцами выловила кольцо, обтерла его о передник и передала Нане. — Бери, краси-ивое!
— Это не мое, — ответила Нана.
— Бери, дурочка, пока дают. А будут бить — беги-и, — добавила толстуха и кинула кольцо в открытую сумочку (Нана только что вынула носовой платок, чтобы обтереть руки).
«Ладно, потом отдам, в машине! Не надо сейчас… — решила она, видя, что мужчины за соседним столиком серьезно что-то обсуждают, искоса посматривая то на нее, то на Бати. — Драки не хватало!»
— Вот так!.. — пробормотал Бати и допил водку.
Они пошли по веранде к выходу сквозь сеть мужских взглядов. Мирно покинули ресторан. По дороге Бати ополоснул руки в умывальнике у входа.
Бросив на заднее сиденье бутылку, он завел мотор, и машина поехала по вечерним улицам. О чем-то Бати еще говорил, кажется, о дружбе, и тут Нана не выдержала:
— Ты вот много говоришь о дружбе, а хочешь увести женщину у своего друга! Что будет с Ладо, ты думал?..
Бати, не отрывая глаз от дороги, бросил:
— Во-первых, мы с ним не друзья — так, приятели, знакомые… Во-вторых, я знаю, что он не даст тебе в жизни того, что ты должна иметь. А я дам. В-третьих, он женат. В-четвертых, ничего с ним не будет — найдет себе другую. Что, мало баб на свете? Ну, а в-пятых, я полюбил тебя — этого разве мало? С этого следовало начать, это главное. — Помолчав, он поинтересовался: — Где, кстати, Ладо? Что-то его не видно. Уехал? Он в Грозный собирался, кажется? — прищурился Бати.
— В Нальчик, — ляпнула Нана и тут же осеклась.
— В Нальчик? — протянул Бати. — А с кем?
— Не знаю.
Бати перевел разговор на другое, стал рассказывать, как недавно познакомился в Москве с веселой компанией актеров, а она слушала его вполуха, туманно и горестно думая о том, что он, конечно, прав: Ладо совсем не ценит ее, хамит без конца, извел своей ревностью, цепляется ко всему, оскорбляет… Вот недавно, во время скандала, на реплику Наны о том, что он не имеет права ее допрашивать, потому что он не муж ей, Ладо взорвался и едва не ударил ее: «Ах, значит, так?.. Тогда знаешь что?.. Тогда можешь спать с кем угодно, где угодно и когда угодно, плевать я хотел! Станешь шлюхой, попомни мои слова, если вовремя не образумишься! В нашем городе это быстро делается: раз, два — и готово!» Какой он бывает грубый, невыносимый!.. Конечно, Нана достойна лучшей участи!
Жизнь идет, время бежит, она стареет, а у нее нет ничего, что должно быть у женщины, — ни мужа, ни семьи, ни детей, ни дома!
Смахнув слезу, она пожаловалась:
— У него очень тяжелый характер…
Бати презрительно сморщился:
— Характер? Да он сволочь! Он не любит тебя! Не ценит! Как ты этого не видишь?! — прошипел Бати, резко бросая машину в крутой поворот. Переждав (она ничего не ответила), он другим голосом произнес: — Ты должна быть счастливой! Ты ведь такая красивая, нежная! Тебе нужна красивая оправа!
Услышав про оправу, она вспомнила о кольце, полезла в сумочку, но он удержал ее руку:
— Оставь! Потом, — притормаживая, продолжил: — Неужели сейчас так расстанемся? Поедем ко мне, посмотрим фильмы, есть кое-что новое… Ведь еще нет и девяти. У меня есть «Ключ»… Бертолуччи… «Последнее танго в Париже»… «Девять с половиной недель»…
— «Ключ»?.. — переспросила она, вспомнив, как хвалили сотрудницы этот фильм. Ей вдруг очень захотелось посмотреть его: «Что, в самом деле? Все уже смотрели, одна я не видела». — Боюсь, что дома волноваться будут, — неуверенно произнесла Нана.
— А ты позвони, скажи что-нибудь… Можешь ты устроить себе выходной? Праздник?
— Праздник? — переспросила она еще неуверенней. — Какие тут праздники?
Бати усмехнулся:
— Скажи, что к двенадцати будешь дома.
— Ну, ладно, — со вздохом согласилась она.
И машина понеслась вдвое быстрее.
18
Нугзар и Сатана сидели в Ленинграде в люксе гостиницы и готовили себе вечерний заход. Тут же, на диване, лежал Черный Гогия, на которого они наткнулись в аэропорту и забрали с собой. С тех пор, как Гогия выпил первые пять граммов кодеина, он с дивана не поднимался, так и лежал в своем новом костюме и лакированных туфлях сорок восьмого размера.
В люксе было чисто, тихо, спокойно. В громадных окнах перебегали огоньки. На воде залива качалась пестрая рябь. Наступал вечер.