Чертово колесо - Гиголашвили Михаил. Страница 70

Макашвили внимательно следил за лицами арестованных, потом предложил:

— Бегите сейчас за деньгами, езжайте в вытрезвитель, дайте там бабки и просите, чтобы в сводку не вносили.

У нас в сводке вы пока официально не проведены, я подождать могу. Все равно майора Майсурадзе сегодня нет.

Правда, сержант Исраэлян, которому вы чуть руку не вывихнули, очень на вас зол. У сержанта Гарибова лицо разбито. Ухо, кажется, надорвано…

— Это все мы успели сделать?.. Вдвоем?.. — удрученно спросили они (вчера — враги, сегодня — друзья и подельники).

— Да уж не знаю. Тут написано, что вы…

— А где девочки? — вдруг вспомнил Дэви.

— Где они могут быть?.. В вендиспансере, на обследовании… Не теряйте времени, езжайте в вытрезвиловку и там делайте дело, а то поздно будет! — захлопнул капитан пока еще тощую папку.

Несчастные поймали такси, объяснили шоферу, в чем дело, и, не переставая теперь уже в три голоса материть чачу, милицию и Горбачева, помчались на работу к отцу Дэви. Как назло, тот уехал с какими-то гостями во Мцхету. Тогда они попросили у секретарши денег, схватили, что было в кассе, и поспешили в вытрезвитель, где выяснилось самое страшное — сводка рано утром ушла в горком.

— И что вы там ночью надиктовали, ослы?.. Один-парторг!.. Другой — строитель, архитектор!.. Вы сдурели?.. Лучше бы сказали — мясник и слесарь! Полотер и дворник! Говносос и хуечист!.. Что с вас тогда взять? Ясно, без водки такая работа не идет, штраф дадут — и все. А тут?.. Ах, ты строитель, архитектор, парторг? Пожалуйте бриться, чтоб другим неповадно было!.. Не знаете, какое сейчас время, газет не читаете?.. Тоже мне Давиды Строители нашлись!.. — смеялась ласковая крыса-дежурный в преддверии завтрака.

На столе уже исходило паром харчо из соседней забегаловки, под столом подмигивала бутылка конфискованной паленой «Столичной», а за загородкой томилась очередная пьяная шлюха, готовая на все за глоток любого алкоголя.

— Мы думали, надо посолиднее… — мялись приятели.

— Вот и будет вам солидно! Загремите под фанфары стопроцент! Я-то что?.. Я бы с удовольствием, кому бабки не нужны? Но сводка уже ушла, я за ней не полечу… Бегите в горком!

Легко сказать — бегите в горком!.. Выхода нет: надо подключать бабушку Коки, у которой была сестра, обожаемая в народе великая актриса. Бабушка не любила беспокоить ее по пустякам, но Кока из телефона-автомата сбивчиво сообщил, что они справляли в ресторане день рождения, какие-то хулиганы пристали к ним, и Коке пришлось подраться, защищая честь любимой девушки. Бабушка похвалила его за рыцарство и перезвонила сестре. Та оказалась дома и велела, чтоб драчуны ехали к ней.

Открыв им дверь, бабушка-актриса сперва крепко расцеловала Коку, потом так же крепко отхлестала его по щекам, потом опять поцеловала, порылась в записной книжке, позвонила своему давнему почитателю, Большому Чину, и о чем-то тихо с ним поговорила. Повесив трубку, она отвесила Коке очередную нежную пощечину и приказала:

— Возьмите паспорта и езжайте в ЦК. Там на пропускной будут ваши фамилии. Идите к нему, он все уладит.

А ты, негодяй и мерзавец, вместо того, чтобы Шекспира читать, с потаскухами водку пьешь… — Новая ласковая оплеуха и новый поцелуй. — Убирайся с глаз моих! Изверг! Ты и так своей матери сердце разорвал, негодяй!.. И ты, и твой отец-бродяга!

Они впрыгнули в ожидавшее такси, заехали за паспортами и, запыхавшись, вбежали из городского жаркого бедлама в прохладную благодать ЦК. Лощеный корректный дежурный с удивлением перепроверил документы и впустил в святая святых, где было тихо и прохладно, как в чистилище.

Большой Чин сразу приступил к делу: позвонил в горком и выяснил, что сводку как раз обсуждают на планерке.

— Положение серьезное, — поверх трубки сказал он парням, а в трубку приказал соединить его с секретарем горкома, как только тот появится у себя в кабинете.

Драчуны сидели, виновато осматриваясь, а он задавал короткие вопросы:

— Что пили?.. У кого пили?.. Где живет?.. Какие девочки?.. Кто позвонил в милицию?.. Кто с кем дрался?.. — Ответы он записывал на отдельных листочках.

Приятели без утайки рассказали все: девочки московские, Катька и Гюль, пили чачу без закуски, и никто особо не дрался, шкаф сам упал, а соседи, сволочи, сразу позвонили в милицию. Узнав, что это случилось в военном городке, заселенном русскими прапорщиками и офицерами, Большой Чин на секунду задумался.

— Значит, сами пьют — а нам нельзя?.. — Помолчал еще. Вдруг его осенило: — Песни пели?

— Не успели, — признались они.

— Пели, пели, какой же стол без песен? — усмехнулся Большой Чин. — Как не пели?.. Пели. Традиции надо чтить. Хоровое пение — наше нетленное достояние!

Тут его связали с секретарем горкома. После любезных осведомлении, как дела у Баграта Семеновича, как здоровье Отара Доментьича и какой вкусный торт был на юбилее у Тинатин Наполеоновны, Большой Чин пояснил, что звонит по поводу недоразумения с его племянником. Суть глупого дела такова: была вечеринка, ребята пели застольные песни — «какой же праздник без песен?» — соседи вызвали милицию, а та отправила детей в вытрезвитель.

— Кстати, дом этот стоит в военном городке, где живет сам знаешь кто… Им, очевидно, не нравятся наши традиции!.. Уже поступало много сигналов… Надо бы заняться этим повнимательнее, назрело… Между прочим, вино — наша историческая гордость, но ты же знаешь, какое мародерство сейчас с виноградниками?! Хорошего вина нет, что прикажешь пить?.. Вот и лакают разную гадость, а потом в больницы попадают. Таковы результаты политблизорукости! — с нажимом подытожил он и между делом попросил вычеркнуть сорванцов из сводки. — Ты меня очень обяжешь… Все остальное улажу сам… Спасибо… Заранее благодарен… Да, в среду увидимся… На корте?.. Или на партактиве у Шалвы Джумберовича?.. Кстати, в четверг похороны бедного Ираклия. Да, да, страшно… Вот так живет человек и не знает, что его завтра ждет и где кирпич на голову свалится…

Парни тоже активно и льстиво закивали головами, молча поддакивая — действительно, кто знает, что будет завтра?.. Вот и они: собрались время провести — и на тебе, вытрезвиловка, конвой, срок, тюрьма, сума!

Теперь оставалась милиция. Большой Чин подмигнул им, взял трубку другого телефона, отщелкал номер и, шутливо отрапортовав товарищу министру МВД, что на его фронте все в порядке (назвав его при этом «либер партай-геноссе»), коротко поведал о случившейся нелепице — тут уже не упоминалось о вытрезвителе, в ход пошли только день рождения и волшебное застольное пение, вызвавшее недовольство грубых жителей военного городка.

Министр рыкнул в ответ, чтобы эти певцы приехали к нему, он хочет на них посмотреть. Большой Чин пожал плечами, нахмурил брови и спросил, как поживает Бадури Терентьич и не родила ли невестка Ушанги Ароновича.

— Мы не хотим туда ехать! — испугались приятели, когда разговор был окончен.

— Да уж понимаю — кому к этому палачу на бойню своими ногами идти хочется?.. — развел руками их спаситель. — Да что делать?.. Нагадили — умейте подчищать. Не мог же я ему сказать — нет, они не придут, не желают?.. Думаю, он все уладит…

— Ауф-ф-ф!.. А если не уладит?.. — выдохнул Дэви. — Десять лет сидеть?..

А Кока весь сжался от ужаса — вот она, тюрьма: вместо Парижа — нары, вместо баров и баб — громилы и гроб!

— Я думаю, что до столь суровых санкций не дойдет, — засмеялся Большой Чин. — Езжайте к нему, он вас не съест!

Потом он подписал пропуска и невзначай попросил оставить телефон девочек — с ними он хочет разобраться отдельно. А драчунам напоследок приказал держать язык за зубами и всякую дрянь не пить — горбачевский маразм долго не продлится, но пока опасно, сами понимать должны, не маленькие.

Управление МВД было в районе Дигоми. В здании — жарко и пусто, лишь время от времени из одних дверей выходят пузатые жлобы с папками в руках и с пистолетами подмышками. Кивая друг другу и сверля парней неприятными взглядами, входят в другие двери. Где-то стучат на машинке. Тянет сигаретным дымом и кофе.