Эдгар По. Сгоревшая жизнь. Биография - Акройд Питер. Страница 22

Но По не только исполнял роль главного литературного палача в «Бродвей джорнал». Он еще был и театральным критиком. Причем не самым доброжелательным, так что после одного его особо злобного отзыва на спектакль «Антигона» антрепренер обруганной труппы вычеркнул имя По из списка приглашаемых на премьеры критиков.

Посыльный Александр Крейн вспоминал, что в редакции По «вел себя тихо и был одинаково добр и любезен со всеми, а в компании быстро оживлялся и даже становился игривым». Каждое утро в девять часов утра он являлся в редакцию, где и работал «упорно и методично до трех-четырех пополудни». Однажды Крейн потерял там сознание от жары, а когда очнулся, По «стоял, наклонившись над ним, и смачивал ему виски и запястья холодной водой». Так что он умел быть не только любезным, но и чутким.

Однако переезд из относительного уединения в фермерском доме вкупе с успехом «Ворона» вновь подтолкнули писателя к бутылке. Тот же Александр Крейн вспоминал, что наутро после одной из лекций, которая была отменена из-за плохой погоды, По явился в редакцию, «опираясь на руку приятеля, так как был пьян». Скорее всего, он пил всю ночь. Некий нью-йоркский журнал распространил воображаемый список выходящих в свет книг, одна из которых якобы называлась «Трактат об „Aqua Pura“, [28]ее употреблении и злоупотреблении ею, написанный Эдгаром А. По». Выходит, о пристрастии По было широко известно.

По попросили написать стихотворение для декламации его в Нью-Йоркском университете, однако он не сумел этого сделать. Переживая неудачу, он, согласно Томасу Данну Инглишу, поступил так, «как поступал всегда, когда расстраивался, — напился до чертиков и пил потом всю неделю». Отчеты о его пьяных «кутежах», как он их называл, позволяют предположить, что в Нью-Йорке ему было неуютно. Одному из приятелей По писал, что скоро будет читать «Ворона» самой королеве Виктории и королевской семье. Еще он сообщил ему, что остальные писатели строят ему козни. Итак, переизбыток алкоголя, вполне вероятно, вел его прямой дорогой к безумию.

Журналист Томас Холи Чиверс, проходя по Нассау-стрит, встретил и узнал По, который «раскачивался из стороны в сторону и был пьян в стельку». Едва По заметил Чиверса, он крикнул:

«Господи Боже! А вот и мой друг! Куда идешь? Нет, ты должен проводить меня домой». Когда же несколькими минутами позднее он увидел на противоположной стороне редактора конкурирующего издания, он впал в такое возбуждение, что Чиверс едва удержал его от потасовки. Потом Чиверс проводил его до дому. Когда Вирджиния увидела из верхнего окна, как они приближаются к дому, она ушла в свою комнату и заперлась на ключ. Судя по воспоминаниям Чиверса, Мария Клемм же своего заблудшего зятя встретила словами: «Ох! Эдди! Эдди! Эдди! Иди сюда, мой милый. Давай-ка я уложу тебя в постель». И шепнула Чиверсу: «Мне кажется, бедный мальчик сходит с ума». По-видимому, таявшая с каждым днем Вирджиния не могла видеть своего мужа в таком состоянии. Возможно, она винила себя, думая, что к пьянству По побуждает отчаяние, вызванное ее болезнью. Слишком она была слаба, чтобы выносить эти утомительные неистовые выходки мужа. По словам того же Чиверса, Мария Клемм сокрушалась о болезни дочери и жаловалась: «Врачи ничего не могут сделать. Но даже если бы могли, один вид несчастного Эдди свел бы дочь в могилу». Не исключено, что слова Марии Клемм запомнились Чиверсу не совсем точно, однако она явно порицала По за страдания Вирджинии. Еще один журналист записал в дневнике как раз тогда же: «По с его сдержанностью, безукоризненной чистотой души и чувствительностью — этот джентльмен до мозга костей равняет себя с подонками, опускаясь на самое дно по причине пьянства и деградации моральной, интеллектуальной и физической».

По не заблуждался на собственный счет. Летом 1845 года «Грэхемс мэгэзин» опубликовал его рассказ «Бес противоречия». Это горестное размышление о том, что люди ведут себя неподобающим образом «именно потому, что так поступать не должны». [29]Делать то, что запрещено — делать что-то вопреки инстинкту самосохранения и даже любви к себе, — вот суть этого беса. Никогда не задерживаться долго на одной работе; влюбляться в обреченных молодых женщин; постоянно ссориться с друзьями; много пить, даже зная, что убиваешь себя. Таков этот бес.

Весной или летом 1845 года молодой и талантливый поэт Джеймс Расселл Лоуэлл посетил По у него дома. За несколько месяцев до этого Лоуэлл написал весьма пространный и хвалебный очерк о сочинениях По для «Грэхемс мэгэзин», где выразил ту точку зрения, что «мы не знаем никого, способного продемонстрировать нам такое же поразительное разнообразие способностей». Это была первая большая статья о творчестве По, не написанная самим По. Оба поэта переписывались, и Лоуэлл уже считал По «дорогим другом». Однако встреча их оказалась неудачной. По был «немного навеселе, как будто приходил в себя после запоя». Лоуэллу показалось, что он несчастлив и саркастичен. И вел он себя «довольно натянуто и даже несколько высокомерно». В общем, По был не в лучшей форме. А еще Лоуэлл обратил внимание, что у жены По «был явно встревоженный вид». (Пять лет спустя Мария Клемм написала Лоуэллу письмо с извинениями: дескать, «в тот день, когда вы навестили его в Нью-Йорке, он был сам на себя не похож».) Позднее По набросился на Лоуэлла в печати и даже обвинил его в том, что он занимается плагиатом, воруя у Вордсворта. Лоуэлл отплатил, публично высказав предположение, что у По отсутствует «качество взрослого мужчины, которое мы, за неимением другого названия, именуем характером». Другими словами, обвинил По в слабохарактерности.

И все-таки каков был, если в общих чертах, характер у По? О нем вспоминали как о человеке амбициозном и не от мира сего, ревнивом и сдержанном, по-детски наивном и не чуждом позерству, робком и жестоком, самоуверенном и капризном, дерзком и склонном жалеть самого себя. В нем было и все это, и много чего другого. Один из знакомых сказал, что он «изменчив, как поток», а другой — что у него вообще нет «характера». Еще один, сделавшись его врагом, назвал По «оболочкой человека, а не человеком».

Подобно саламандре По мог жить в огне и не сгорать. И этот огонь он зажигал сам. Его жизнь — это череда эмоциональных вспышек. Похоже, он сам не знал себя, а личность свою обретал во вдохновении. Иногда он рвал себя на части, сам накликал беду, отгораживаясь от людей, даже когда понимал, что не нужно этого делать. Он двигался от несчастья к подлинной катастрофе, а оттуда — опять к несчастью. Вся его жизнь была цепью ошибок и неудач, разочарований и неосуществленных желаний. По жил так, словно он был один на земле, — отсюда яд его критики. Он гордился своим одиночеством, как бы бросал этим вызов окружающим, хоть и сокрушался о нем в письмах. Таким образом, центральная тема его творчества — гнев на весь мир. Его сердце в любую минуту готово было разорваться.

Произошедший летом 1845 года любопытный случай как будто подтверждает нелицеприятное мнение о По некоторых его современников. Молодой поэт Р. Г. Стоддард прислал стихи в «Бродвей джорнал». Не получив ответа, он разыскал По, и тот заверил его, что стихи будут опубликованы в следующем номере журнала. Этого не случилось. Более того, в следующем номере было напечатано: «Автору строк о „Греческой флейте“. К сожалению, стихи нами, по-видимому, утеряны». В следующем месяце в журнале, к изумлению Стоддарда, появилось другое «объявление»: «Мы сомневаемся в оригинальности „Греческой флейты“ по причине великолепия некоторых ее строф и слабости других». Весьма типично для По. В смятении Стоддард посетил редакцию журнала, где застал По «злого, угрюмого, пьяного». По посмотрел на несчастного молодого поэта «диким взглядом» и обвинил его в плагиате. «Вы не писали той Оды, которую я недавно рассматривал». Он обругал Стоддарда и, судя по его словам, пригрозил ему «заслуженной поркой», после чего выгнал его вон.