«Злой город» против Батыя. «Бессмертный гарнизон» - Поротников Виктор Петрович. Страница 24

Гуюк-хан вскочил на коня и поскакал вдогонку за отрядами, вышедшими из повиновения ему. Он настиг их на временной стоянке всего в одном переходе от своего становища. Это были воины из степных племен найманов и мангутов. Если найманы были тюркоязычным народом, то мангуты были монгольским племенем.

Растолкав стражу, Гуюк-хан ворвался в шатер вождя найманов, как вихрь. Он сразу понял, что появился здесь явно не вовремя. Вождь найманов только что избавился от одежд с помощью двух узкоглазых служанок, собираясь совокупиться с юной русской рабыней, которая в голом виде стояла на четвереньках на постели в глубине юрты с распущенными длинными волосами в позе покорного ожидания. Одна из младших жен найманского хана, сидя на ложе рядом с юной славянкой, осторожно массировала тонкими пальцами ее розовое девственное влагалище. При этом найманка то окунала свои пальцы в плошку с жидким овечьим жиром, то смачивала их своей слюной. Другой рукой найманка ласково поглаживала юную пленницу по белым округлым ягодицам, успокаивая ее и настраивая на то неизбежное, что вот-вот должно было случиться. Благодаря стараниям найманки юная рабыня издавала глубокие и прерывистые вздохи, опустив голову и разбросав по постели свои длинные темно-русые пряди, а ее раздвоенные половые губы блестели от сочащегося по ним жира.

– Приветствую тебя, Таян-хан! – с язвительной насмешливостью произнес Гуюк-хан, уперев руки в бока. – Извини, что отрываю тебя от важного дела. Нам нужно поговорить!

– Я наперед знаю, что ты хочешь мне сказать! – раздраженно отмахнулся Таян-хан, повернувшись спиной к Гуюк-хану. Одна из служанок, стоя перед ним на коленях, принялась обмывать его детородный орган, черпая воду из медного котелка. – Зачем ты приехал, Гуюк-хан? Не надо было приезжать! Все равно мы с тобой не договоримся. Мои воины устали от этой войны, от этих снегов и лесов, они хотят вернуться в степи.

– Уходя вот так, ты нарушаешь ясу Чингис-хана, недоумок, – сердито проговорил Гуюк-хан. – Это же дезертирство и трусость! За это полагается смерть!

– О какой ясе ты мне талдычишь, приятель! – усмехнулся Таян-хан. – Твои собственные нукеры не соблюдают ясу, они утаивают для себя большую часть добычи, не ходят в дальние дозоры, спят в ночном охранении… Ты знаешь об этом не хуже меня.

Таян-хан завернулся в широкий халат и уселся на кошму рядом с пылающим очагом. Молчаливым жестом он пригласил Гуюк-хана сесть на почетное гостевое место. Засунув плеть за голенище сапога и сняв с головы мохнатую шапку, Гуюк-хан тяжело опустился на мягкие подушки.

Служанки Таян-хана расторопно поставили перед Гуюк-ханом небольшой стол на низких ножках, выставив на него плоские блюда с тонко нарезанной вяленой бараниной, сушеной рыбой, курагой и овечьим сыром. Юная жена Таян-хана налила из бурдюка в круглые чаши желтоватый пенящийся кумыс.

Гуюк-хан с недоверчивым видом взял чашу с кумысом и молча протянул ее жене Таян-хана, чтобы та сделала глоток из нее. Узкие глаза найманки метнулись к супругу. Увидев его повелительный кивок, найманка с недовольным видом отпила кумыс из чаши Гуюк-хана. После чего она удалилась в глубь юрты, укрыв одеялом сидящую на ложе русскую невольницу, и сама села рядом с ней, поставив локти себе на колени и подперев ладонями свои круглые щеки.

– Твоя Ай-Чурек по-прежнему капризна и строптива, – с ухмылкой заметил Гуюк-хан, взглянув на Таян-хана. – Не очень-то она рада моему приходу. И из моей чаши она пьет очень неохотно.

– Ай-Чурек не любит кумыс, – сказал Таян-хан, исподлобья взирая на гостя. – Если ты мне не доверяешь, зачем тогда пришел в мою юрту.

– Как я могу тебе доверять после того, как ты со своими людьми покинул мое войско, – пожал плечами Гуюк-хан, пригубив из чаши. – Такого предательства я не ожидал от тебя, друг мой. Когда мне сказали об этом, то я сначала не поверил своим ушам!

Таян-хан сморщился, как от зубной боли, и раздраженно поставил чашу с кумысом обратно на стол, так и не донеся ее до рта.

– При чем здесь предательство! – возмутился он. – Ты моих воинов видел, Гуюк-хан. Видел?.. Сколько их осталось к концу этого похода, чуть больше половины от изначальной численности. Из них каждый третий изранен в сечах с урусами, а кто не изранен, тот обморожен.

– Однако ж твои воины и ты сам не с пустыми руками идете из этого набега на Русь, – обронил Гуюк-хан, сделав небрежный кивок в сторону сундука с сокровищами, который стоял рядом с ложем, на котором сидела юная русская невольница.

– Эту невольницу мои нукеры захватили тут неподалеку в какой-то деревне, – сказал Таян-хан. – Рабыни, захваченные моими воинами на суздальских землях, умерли от холода еще в прошлом месяце. Их же гнали полуголыми по снегу да в мороз, те, что уцелели, до сих пор хворают. Какой прок от хворых рабынь!

– У нас появилась возможность разжиться молодыми и здоровыми невольницами в граде урусов Кизель-Иске, пока сюда не подошел Бату-хан со своими туменами, – промолвил Гуюк-хан, попивая кумыс. – Ну же, Таян-хан, давай возьмем этот град до подхода Бату. Поделим всю добычу поровну!

– Нет, Гуюк-хан, не настаивай и не проси: мои воины устали, им нужен отдых. – Таян-хан отрицательно помотал головой. – Наши кони совсем отощали от бескормицы, верблюды и волы тоже вконец ослабели, им не по силам даже небольшая кладь. Я и тебе советую, как другу, оставь Кизель-Иске, пусть его штурмует Бату-хан, если хочет.

Гуюк-хан вышел из шатра Таян-хана озлобленный. Он сразу же столкнулся с русским невольником в драной одежде, который нес кожаное ведро с водой. Гуюк-хан толкнул невольника так, что тот упал на истоптанный снег, разлив воду. Рядом грянул громкий хохот найманских военачальников, которые сидели у костра и подкреплялись жареной бараниной; они увидели, как грубо обошелся с рабом Гуюк-хан.

– Чего расселись, негодяи! – накинулся на военачальников Гуюк-хан, размахивая плетью. – Живо поворачивайте коней обратно к Кизель-Иске! Иначе всем вам не поздоровится, трусливые собаки!

Гуюк-хан стал хлестать плетью направо и налево, но его гнев никого не испугал. Никто из военачальников не тронулся со своего места. Сотники были облачены в длинные стеганые халаты, под которыми находились панцири, на головах у них были меховые шапки или круглые железные шлемы с нащечниками, поэтому удары плетью им не причиняли никакого вреда. Военачальники лишь закрывали лицо руками и говорили Гуюк-хану, мол, они люди маленькие, что им приказывает Таян-хан, то они и делают. Мол, надо договариваться с Таян-ханом, а не с ними.

Смех военачальников зазвучал еще громче, когда из ханской юрты раздались громкие стоны и вскрики насилуемой русской невольницы.

Ругаясь сквозь зубы, Гуюк-хан направился широким шагом к стоянке мангутов, костры которых дымили неподалеку в редком березняке.

Вождя мангутов звали Бельгутей. Он был гораздо моложе Таян-хана, но имел такое же крупное телосложение и широкое лицо с обвислыми щеками. Лекарь-уйгур накладывал повязки из полос тонкого белого полотна на раны Бельгутея, когда перед ним предстал рассерженный Гуюк-хан. Бельгутей сидел на низенькой скамеечке обнаженный до пояса, а лекарь ходил вокруг него, обматывая его мощный торс длинными лентами из тонкой материи.

– А, Гуюк-хан! – морщась от боли, проговорил Бельгутей. – Входи, садись. Ты тоже надумал последовать за мной и Таян-ханом. Верно надумал! Надо поскорее уходить из этих лесов и болот в наши привольные степи!

– Нет, Бельгутей, я здесь за тем, чтобы вернуть тебя и твоих людей обратно в свой стан, – сказал Гуюк-хан, усевшись напротив вождя мангутов. – С каких это пор, дружище, мангуты уподобились трусам и предателям! Все твои подвиги в сечах с урусами, Бельгутей, оказались сведенными на нет после этого позорного бегства. Скажи, ты сам додумался до такого или пошел на поводу у Таян-хана?

– Взгляни на меня, Гуюк-хан, – после краткой паузы произнес Бельгутей. – Взгляни повнимательнее! Видишь, я весь изранен, как волк, дравшийся со сворой собак. Две раны от копий урусов никак не заживают, постоянно ноют, доставляя мне мучения. Я с трудом сижу на коне. У меня не хватает сил, чтобы натянуть лук. Ну, какой из меня теперь воин? – Бельгутей тяжело вздохнул. – Мне нужно отлежаться, иначе конец. Так говорит мой лекарь.