Лазурный берег - Кивинов Андрей Владимирович. Страница 32

— Хороший символ! — воскликнул Егоров.— Очень точный! А вот наша исконная матрешка — символ дружбы и бесконечности... Позвольте передать еще одну вам и одну вашему комиссару. В знак благодарности и респекта... Или, как говорят у нас в Петербурге, уважухи...

Тут Егоров извлек из пакета и протянул агенту Пересу две матрешки.

«Блин»,— ругнулся Троицкий. На самом деле, он сказал другое слово, ко на такую же букву.

— Спасибо, коллега из далекой родины,— растерялся Анри.

— Не за что! И вот ружье, вам спасибо. Хорошо стреляет! Рыбы в панике. Очень хорошее ружье! Возвращаю в целости и сохранности.

— Уже наохотились? — удивился агент.

Анри вообще не слишком понял смысл сегодняшней суетливой встречи, но у него самого было неотложное личное дело, а потому он не был склонен вникать в детали.

— Да, все великолепно.

— Можете еще у себя оставить. У нас рыбы много, всю не перебьете... К чему такая спешка?

— Есть дела посерьезнее,— Егоров сделал строгие глаза.— Поэтому и встречаемся здесь.

— Да, вы сказали,— напрягся Анри.— И что же?..

— Звонил Плахов из Петербурга. Получены новые сведения о Троицком. Очень для вас важные...

— Какие сведения? — удивился Анри.

Если честно, Троицкого из своей жизни он уже вычеркнул. Как и Плахова с этим вторым... Хамом-коротышкой. И с нетерпением ждал минуты, когда можно будет вычеркнуть последнего русского полицейского.

— Не сейчас,— перешел на шепот коллега.— Встретимся завтра в семь утра возле маяка. Сами все увидите.

— Почему завтра? — нахмурился Анри. Ему и самому было удобнее завтра, но...

— Я подробностей не знаю. У Троицкого назначена на это время серьезная встреча. Только бинокль захватите.

Егоров показал руками бинокль. Но не повертел сложенными в колечки пальцами на уровне глаз, как это сделал бы любой нормальный человек, а совершил обеими руками замысловатые пассы на уровне груди.

«Чего это он?» — нахмурился Серов.

«Объясняет, как матрешки работают,— буркнул Троицкий.— Мне объяснит сегодня».

 Коллеги радостно переглянулись, будто спрашивая друг друга: не ослышались ли. Кажется, шеф решил действовать.

— Буду обязательно,— кивнул Перес— Так что с ружьем? Оставить, может?..

Анри не хотелось мотаться сегодня с ружьем. Матрешки эти еще бессмысленные... Можно одну подарить Сусанне.

— Мерси, не надо,— твердо отказался Егоров. Анри пожал плечами.

Мимо промчались пять японских школьниц — каждая с парой поросят на поводке.

— Сюда, значит, рыба любая, а отсюда — вода пресная. Пей — не хочу. Хоть запейся!

Покоритель океанских просторов Пастухов с гордостью продемонстрировал телеведущему Сергею Шалашову собственноручно изготовленный прибор. Оператор, сам большой любитель технических новинок, снимал агрегат с живым интересом. Но Шалашову прибор не глянулся.

— Жалко рыб-то... — с легким укором заметил тележурналист.

— А меня не жалко? — расстроился Тимофей.— Если я за тыщу километров от порта, мать-перемать, без пресной воды останусь, так я просто, видишь ли, умру. Рыб тебе жалко, а русского человека нет?..

В глубине души Шалашов и впрямь сочувствовал рыбам больше, чем бородатому путешественнику. Этого странного человека никто не заставлял пересекать эту самую Атлантику. Сам вызвался. А рыбы там — у себя дома, плавают себе, никому не мешают и ни в чем перед Пастуховым не виноваты... Но вслух Сергей этого говорить не стал. Ему было нужно снять сюжет.

— Жалко, и вас, конечно... Всех жалко. А вот скажите, Тимофей, почему ваше грандиозное эксклюзивное путешествие берет старт именно в дни Каннского фестиваля?

— А спонсорье так захотело,— махнул рукой Пастухов.— Мне-то ведь по барабану... Я бы даже сказал: до сиреневой звезды!..

Шалашов поморщился:

— Тимофей, Тимофей, прошу прощения... Я не могу это дать в эфир — «спонсорье», «по-барабану»... У меня очень культурная программа, одна из интеллигентнейших на нашем телевидении! Может быть, вы что-то скажете о празднике кинематографа, о родстве искусства и... хм... тяги к приключениям?

— Я и фильмов-то не видел ни одного. Не люблю я кино.

— Совсем? И по телевизору не смотрите?

— По телевизору я игры люблю на ум.

— Какой Наум? — не понял Шалашов.

— Ну, на сообразительность. «Сто к одному» там, «Что? Где? Когда?», «Как стать миллионером»... Недавно загадали слово «перидромофилия».

— Какое? — зарделся Шалашов.

— Перидромофилия. Это коллекционирование железнодорожных билетов, а не то что вы решили...

— Ммм... да... Ну вы и скажете, Тимофей! Я вовсе так не решил. Вернемся к фестивалю!.. Может быть, дело в контрасте? Здесь суета, тысячи пестрых лиц, ярмарка тщеславия, а в океане — тишина, пустота, никого нет... И никакой ярмарки.

— Может, и так,— равнодушно зевнул Пастухов. Его утомил этот пустой разговор.— Говорю, фиолетово мне, мать-перемать! Сугубо перпендикулярно!

— Тимофей, что же нам делать? — расстроился Шалашов.— У нас через полчаса выход в эфир...

— Так вот покажите в эфире аппарат! — оживился Пастухов.— Очень оригинальная и простая конструкция. Как все гениальное. Сюда вот засылаете рыбу...

— Серега, а чё, давай покажем,— поддержал покорителя стихий оператор, которому давно надоели однообразные интервью с мордастыми людьми во фраках.— Прикольная штукенция.

— Господа, но у нас передача не про рыб, а про кино! — рассердился ведущий.— Не морочьте мне голову!

— Иная рыба, знаете ли, круче любого кино... — загадочно изрек Тимофей.

Возразить было нечего.

— Ну что там у вас?..— недовольно буркнул Троицкий, услышав в трубке голос Плахова.

— Следуем за вторым, за плешивеньким,— сообщил Игорь.— По ходу дела расскажем, Михаил Демьянович. А ваши пусть дуют за Хомяком.

— Хорошо,— согласился Троицкий.

— Только не трогайте его.

— Как договаривались... — Троицкий криво улыбнулся. Хватит, додоговаривались. Того и гляди матрешку под задницу схлопочешь. Только ментов в свои планы посвящать не следует.

— Быстро за Хомяком!..— скомандовал Демьяныч Николаю и Диме, отрубая связь.

— Понял,— осклабился Дима.— Сюда его?.. Кажется, сегодня, наконец, будет потеха. Не все ж в дурака играть... с другими дураками.

— Не сюда, Белое Сердце, а на яхту. Соображать надо. И не сейчас, а к вечеру. А пока просто пасите. Контакты фиксируйте. Посмотрим, чем он займется...

Дима и Николай бодро выскочили из «Олимпии».

Хомяк, неторопливо помахивая пакетом и не оглядываясь, медленно двинулся в сторону набережной. Купил мороженое, не торопясь съел его, присев на скамейку.

Дима и Николай прятались за пальмами. Диме тоже хотелось мороженого, но Хомяк, словно издеваясь, расположился со своим фисташковым шариком прямо перед лотком. Съел, вытер руки о штаны и побрел дальше. Остановился у туристической подзорной трубы, бросил монетку и долго высматривал что-то в заливе.

— Сто пудов, на яхту смотрит,— процедил сквозь зубы Николай.

— Ясное дело,— сплюнул Дима.— Щас бы разбежаться — и пендаля ему под жирный зад.

— Потерпи,— плотоядно улыбнулся Николай.— Вечером все тебе будет...

Молодыми людьми овладело приятное возбуждение. Как охотничьими собаками, которые вот-вот догонят и всласть потерзают зайца. Только клочки полетят по закоулочкам.. .

— Да вот то-то и есть, что слишком жирный,— с сомнением заметил Дима.— Не похож на киллера.

— Отъелся на иностранных заказах...

— А в пакете у него, думаешь, матрешки?

— Уверен.

Хомяк, наконец, оставил трубу. Когда он отошел на достаточное расстояние, Николай быстро подошел к прибору, бросил, не трогая его, евро в щель, наклонился к окуляру... В глаза, естественно, бросились большие буквы «Мрия».

— Ну, шакал... — цыкнул Белое Сердце.

Тем временем такси, в котором сидели Плахов с Роговым, следовало по узким улочкам Канн вслед за автомобилем агента Переса.