В тропики за животными - Эттенборо Дэвид. Страница 62

Раскопки потребовали от нас большого напряжения сил. Жара стояла невыносимая, земля представляла собой сплошное переплетение корней. После часа работы мы обнаружили, что основной ход идет более или менее горизонтально, примерно в метре от поверхности. Листьев в тоннеле становилось все больше, и чувствовалось, что мы приближаемся к гнезду. Стоя на четвереньках, я отбросил рыхлую землю и заглянул в проход: прежде чем запустить туда руку, мне хотелось убедиться, что внутри нет ничего опасного. Но в норе было темно, и приходилось действовать вслепую. Я лег плашмя в вырытую нами яму и, осторожно просунув руку в отверстие, пошарил в норе, но нащупал только листья. Затем, уловив там какое-то движение, я сунул руку поглубже и схватил что-то теплое и извивающееся, что вполне могло быть хвостом броненосца. Вытащить добычу было не так-то просто. Мне казалось, что зверь сознательно заклинился в норе. Не ослабляя хватки, я просунул внутрь вторую руку и, сражаясь на ощупь, вдруг обнаружил ахиллесову пяту схваченного мной существа: оно боялось щекотки. Моя левая рука случайно попала ему под живот, и существо сразу же свернулось, потеряло опору и вышло из норы, как пробка из бутылки.

Я пришел в восторг, когда увидел, что вытащил детеныша девятипоясного броненосца. Но на более внимательный осмотр добычи времени не было: внутри могли оставаться другие члены семейства. Я быстро положил броненосца в мешок, вернулся к норе и минут за десять выловил еще трех подростков. Именно на такое количество я и рассчитывал, потому что самка девятипоясного броненосца обладает необыкновенной способностью рождать четырех близнецов. Не скрывая триумфа, мы понесли малышей в лагерь.

Первым делом надо было обеспечить наших новых питомцев удобным жильем. По счастью, четыре разборных ящика, которыми нас снабдил в Асунсьоне один британский приятель, еще не пошли в дело, и теперь мы быстро собрали их, прибили сверху тонкую металлическую сетку, положили внутрь немного земли и сухой травы и получили прекрасные домики. Имена для квартирантов родились сами собой: ящики были из-под хереса, и вскоре мы автоматически уже называли наших броненосцев Фино, Амонтильядо, Олоросо и Сэквиль, а всю компанию нарекли Четверкой.

Это были необыкновенно привлекательные существа с гибким, гладким, блестящим панцирем, маленькими любопытными глазками и большим розовым брюшком. Почти целыми днями они спали, зарывшись в сено, а к вечеру оживали и начинали гулять по клеткам, нетерпеливо требуя еды. Надо сказать, что аппетит у них был чудовищный.

Из всех броненосцев девятипоясный самый обычный. Он широко распространен от Парагвая до северных пределов Южной Америки, а за последние пятьдесят лет он проник и на юг США. Индейцы часто приходили посмотреть на нашу Четверку и, сидя на корточках, наблюдали за каждым движением зверюшек. Я не мог понять, чем вызван такой интерес к животным, мясом которых они привыкли лакомиться и которых они видели не один раз. Может быть, подумал я, дело в том, что индейцам редко приходится наблюдать живого броненосца сколько-нибудь продолжительное время: ведь, поймав зверька, они, конечно, тут же его убивают.

Индейцы рассказали нам о броненосцах много интересного, но не всему, должно быть, можно было верить. Например, они уверяли, что, если броненосцу надо перебраться через реку, он спускается к воде, погружается в нее и идет по дну, пока не выберется на другой берег. Я отнесся к этому сообщению с большим сомнением, но, вернувшись в Англию и внимательно изучив литературу, подумал, что индейцы, может быть, говорили нам правду. Броня утяжеляет броненосца, и в принципе он способен без труда удержаться на дне реки. Кроме того, броненосец обладает поразительной способностью надолго задерживать дыхание, возмещая недостаток кислорода в легких тканевыми ресурсами. То же самое происходит и при рытье норы, когда нос животного погружен в землю. Поэтому вполне вероятно, что броненосец действительно может ходить под водой, во всяком случае, американским исследователям в лабораторных условиях удалось склонить его к этому. Но в научной литературе я не нашел ни одного сообщения о том, что броненосец в естественных условиях и по собственному желанию перешел бы реку по дну. Зато известно, что он может плавать обычным способом, по поверхности, наполнив легкие воздухом, чтобы увеличить плавучесть тела.

Мы не могли нарадоваться на свою Четверку, но, когда первые восторги прошли, мы опять забеспокоились о своем возвращении. За последние дни не было сильных дождей, и, если вода в реке начала падать, Кейо мог уже пуститься в обратный путь. Боясь его пропустить, мы свернули свой лагерь и вернулись в Иреву-Куа.

Неннито и Долорес встретили нас с мате. Мы расселись вокруг костра и, передавая друг другу тыквенный сосуд, стали делиться новостями. Хозяева рассказали, что в последнее время особенно свирепствовали польверины, что лесозаготовки идут хорошо и скоро можно будет приступать к сооружению плотов.

—   А что слышно о Кейо? — спросил я.

—   Он уже прошел,— небрежно ответил Неннито по-испански.

—   Как прошел?! — Мы не верили своим ушам.

—   Си, си. Река здорово мелеет. Я просил его задержаться, чтобы послать за вами, но он сказал, что очень торопится.

—   Но как же мы теперь вернемся?

—   Я думаю, что выше по реке еще осталось какое-нибудь судно и рано или поздно оно должно пойти вниз. Если это так, то они вас захватят, я уверен.

Нам оставалось только ждать и надеяться.

Через два дня судьба послала нам малюсенький катерок, который, громко пыхтя, направлялся вниз по реке. На борту находилось пять человек, и о дополнительных пассажирах не могло быть и речи, но капитан согласился забрать наших животных и большую часть багажа. Река быстро мелеет, объяснил он, и если не удастся за три дня добраться до Жежуи, то в ожидании хорошего ливня можно застрять на несколько недель. Катерок шел только до Пуэрто-И, но мы решили, что там больше шансов на подходящую оказию, чем в Иреву-Куа. Нам потребовался час, чтобы собрать и распределить багаж. Попрощавшись с Неннито и Долорес, мы устроились в своей лодке и отправились вслед за перегруженным суденышком.

Через три дня на подходе к Пуэрто-И мы увидели какое-то довольно большое судно, шедшее нам навстречу. Я схватил бинокль и, не веря своим глазам, узнал «Кассель». Можно было даже разглядеть несравненную, увенчанную соломенной шляпой фигуру капитана за штурвалом. Вглядываясь в эту фигуру и удивляясь самому себе, я шептал нежные слова.

Подойдя к высокому борту «Касселя», мы приветствовали Гонсалеса. Он перегнулся через поручни и широким жестом дал понять, что отныне роскошный корабль снова находится в нашем распоряжении. Когда переселение было закончено, капитан рассказал, что, увидев «Кассель», возвратившийся в Асунсьон без нас, джентльмены из мясопромышленной фирмы пришли в ужас. Они велели ему заправиться, вернуться в Пуэрто-И и ожидать нас там. Капитан подчеркнул, что он в точности выполнил это распоряжение.

Каюта показалась нам земным раем. Чарльз включил радио, улегся на койку и начал опустошать тарелку с канапе — галетами со сливочным маслом и искусно уложенными анчоусами, а потом надолго припал к стакану пива.

— Недурно прокатились,— сказал он, как бы размышляя.— Если не считать пары кисловатых деньков в середине дистанции, очень даже недурно прокатились.