Королева мести - Швейгарт Джоан. Страница 44

«Но мое сердце — тоже сердце труса», — подумала я, и память услужливо охватила все вечера, когда я сгибалась перед Аттилой, чтобы поставить ему на колени поднос с едой. В любой из этих моментов я могла броситься к мечу войны. Во всяком случае, попытаться.

— Я все понимаю, — сказала я. — Ты думаешь о своих сыновьях.

— Если бы я думал о сыновьях, то давно уже присягнул бы тебе на верность. Нет, Ильдико, я думаю о себе.

— Нет. Нет! Ты думаешь не только о себе, иначе бы мы с тобой об этом не говорили.

Он снова вздохнул.

— Я больше не знаю, о чем думаю. Наверное, о своем положении при Аттиле, которое пошатнулось из-за того, что обещало его укрепить. Я любил его и был предан ему до тех пор, пока… А еще я думаю о том твоем видении — о моем сыне… И о чувстве, которое все это время затаенно жило в моем сердце рядом с любовью к Аттиле… пока ты не разглядела его. Я думаю о тебе, Ильдико… Но хотел бы считать, что пришел ко всему этому не из-за чувств к тебе. Я многого хочу, Ильдико, но одно мешает другому.

В моем полусне слова Эдеко о видении запутали меня еще сильнее. Но я не могла упустить слов о любви. Они пробудили мои собственные чувства.

— Когда Аттила умрет, — прошептала я, — я почту за честь стать твоей женой.

Он на мгновение замолчал.

— Я сказал Аттиле, что вернусь прямо к нему, чтобы рассказать, как ты приняла известие.

— Скажи ему, что я задержала тебя излияниями радости. Скажи, что я пала на колени и плача восклицала: «Теперь я знаю, зачем меч войны привел меня сюда!»

— Я так и сделаю, Ильдико.

Темнота закручивалась спиралью, втягивая в себя тишину.

— Но ты еще должен сказать ему о том, что у меня нет друзей, кроме Эдеко. Тебе необходимо получить разрешение навещать меня и дальше.

Однако Эдеко не ответил. Его уже не было.

Проснувшись следующим утром, я удивилась, что мой сон был так ярок, и пожалела, что не могу поделиться им со своим другом. Как же я расскажу Эдеко о сне, в котором он отрекается от своего господина? С улыбкой я протянула руку, чтобы коснуться жемчужины, и замерла на месте, когда поняла, что ее нет. Я перерыла все шкуры, на которых спала, но жемчужину не обнаружила. И тут я поняла, что мои братья в смертельной опасности, и что я не должна больше уклоняться от намерения убить Аттилу.

Все следующие дни я не находила себе места и была готова отдать все что угодно, лишь бы поговорить с Эдеко о своих заботах. Разумеется, он ко мне не приходил. Я несколько раз видела его во дворе, но он лишь наклонял голову и отворачивался. Охранники, до этого никогда не замечавшие меня, отводили взгляды, едва завидев, что я иду в их направлении. Из этого я сделала вывод: они тоже знали о том, что я обручена с их господином. Когда вечером я, как обычно, пришла в дом Аттилы и услышала слова одной из служанок: «Не понимаю, зачем ему жениться на гаутке?» — я поняла, что Аттила тверд в своем решении и отвратительное замужество неизбежно.

Теперь все внимание я уделяла тому, чтобы освоиться в новом положении. Если я собираюсь найти способ убить Аттилу, то не должна выказывать свое истинное отношение к нему. Итак, я каждый вечер входила в дом Аттилы с улыбкой и высоко поднятой головой, будто бы гордилась мыслью о том, что скоро стану женой вождя. Каждый раз, наклоняясь над ним с подносом или кувшином вина, я подгоняла себя: «Сейчас! Ну же! Бери меч и делай то, ради чего ты рождена, потому что завтра он может опять выйти в поход».

Однажды, ближе к концу зимы, Аттила пригласил на ужин множество незнакомых мне гуннов. Их было столько, что на всех не хватало мест. Шестеро, а иногда и семеро мужчин втискивались за столы, рассчитанные на четверых. Я никак не могла догадаться, в чем же тут дело, потому что никто не говорил серьезно. Гунны просто веселились, звучало много тостов. Привели Зерко на осмеяние, и эти незнакомые гунны издевались над ним с гораздо большим удовольствием, чем любые другие гости Аттилы. Эдеко не отводил глаз от Зерко, но когда я повернулась, чтобы взглянуть на него, незаметно кивнул. Я запаниковала, потому что решила — так Эдеко давал мне знать, что Аттила утром выступает на Западную империю и что эти гунны — его соратники. И если все обстояло действительно так, то мой шанс схватить меч и обменять свою никчемную жизнь на бесчисленные жизни других людей, в том числе и бургундов, становится ничтожно мал. К тому времени я уже успела подать Аттиле вино и поднос. Кроме того, из-за огромного количества гостей были приглашены и другие служанки, а те из кожи вон лезли, чтобы угодить Аттиле, бросаясь со всех ног, как только он поднимал опустевшую чашу из-под вина.

Пир продолжался допоздна. Спустя какое-то время я отказалась от своего замысла, так как поняла, что эти мужчины вряд ли будут в состоянии поехать куда-нибудь утром. Тем более отправиться на поле боя. Потом Аттила стал зевать и, в конце концов, поднял руку. Все еще посмеиваясь над тем, что ему кто-то сказал, он заявил: «Аттила должен поспать!» Местные гунны потекли к выходу, в то время как приезжие продолжали хохотать и разговаривать. Но Аттила пребывал в таком хорошем расположении духа, что снова поднял руку, только повыше, и повторил свои слова. И лишь когда появились слуги и стали убирать освободившиеся столы, припозднившиеся гости, наконец, поднялись. Когда они простирались ниц перед могущественным Аттилой, тот уже спал, все еще продолжая сидеть, и улыбался, словно видел сон о своей победе.

Полагая, что Эдеко может поджидать меня снаружи, я старалась держаться за остальными слугами. Но выйдя во двор, встретила там только нескольких мужчин, с трудом бредущих к воротам. Миновав ворота, я отделилась от группы женщин и свернула в сторону своей хижины. Лишь тогда я увидела Эдеко, сидящего верхом и разговаривающего с Орестом и несколькими другими военачальниками. Когда я проходила мимо них, они кивнули, а потом вернулись к беседе. Я уже огибала ограду и вот-вот должна была скрыться с их глаз. В моей голове мелькнула идея, но времени на ее обдумывание не оставалось. Я поставила ногу на землю и, делая вид, что подвернула лодыжку, с криком упала. До меня донесся смех мужчин, затем — медленный шаг приближающейся лошади. Я не смела поднять лица до тех пор, пока не услышала голос Эдеко.

— Глупая, — крикнул он. — Наверное, на следующем ужине нам стоит выводить тебя вместо Зерко. — Мужчины засмеялись громче.

— Не издевайся надо мной, — сказала я с болью в голосе и попыталась встать на ноги, но снова упала.

Вздыхая, будто от раздражения, Эдеко соскочил с коня и, взяв меня за руку, рывком поднял вверх.

— До утра, — крикнул ему сзади Орест.

— Да, до утра, — отозвался Эдеко.

Эдеко вел коня под уздцы, а я подволакивала ногу, и таким образом мы медленно продвигались к моей хижине. Мы слышали, как вокруг люди расходились по домам, но ни один из нас не отваживался повернуться и посмотреть на них. Пока мы не добрались до хижины и не увидели тень охранника, мы не произнесли ни слова. Только потом Эдеко сказал:

— У нас мало времени. Слушай внимательно. Наши гонцы вернулись из Константинополя и Равенны. Маркиан по-прежнему отказывается от уплаты податей. Аттила уверен в том, что, раз Маркиан ожидает нападения, значит, будет к нему готовиться. Так что в ближайшее время мы не пойдем на Восточную империю. Валентин тоже отказался отдавать Гонорию Аттиле, ссылаясь на то, что она уже обещана другому. Мы выступаем на Равенну в ближайшие три дня. Аттила, стремясь лишить врагов шанса подготовиться к нападению, отправил им письмо с сожалениями о невозможности брака с Гонорией и с уверениями в том, что из-за дружбы с Аэцием не станет мешать ее замужеству. В письме также говорится, что Аттила планирует кампанию против вестготов, которые, как ты знаешь, поселились на приграничных землях Западной империи. Кроме того, Аттила просит Валентина в благодарность за отказ от брака с Гонорией не вмешиваться в войну с вестготами. Одновре-

(пропущена строка в бумажном издании)