Королева мести - Швейгарт Джоан. Страница 47

— Принеси нам меда, — сказал ей Гуннар. — Сегодня у нас есть повод для праздника.

Мать посмотрела на него, будто не слыша, и хриплым голосом произнесла:

— Будем надеяться, что у работников тоже все в порядке.

Как потом выяснилось, это не было счастливым концом. Позже, когда гром и ветер улеглись, мы взяли факелы и вышли под дождь, чтобы оценить ущерб. Он оказался ужасающим. Три огромных дуба возле нашего дома, те самые священные деревья Водена, под защитой которых мы строили свое жилище, были вырваны с корнями. Будто сам Воден в ярости выдрал их из земли собственной рукой и бросил как щепки. Когда это зрелище открылось перед нашими глазами, Гуннар вскрикнул, пал на колени и стал бить себя в грудь. Брунгильда, стоявшая позади Гуннара, положила руку на его плечо.

Вырванные деревья стали символом грозной силы, нанесшей по нам удар, но были не единственными пострадавшими. Позже мы обошли окрестности и узнали, что ураган стер с лица земли одну из хижин наших слуг. Но все остальные дома по странному стечению обстоятельств остались нетронутыми. Вскоре мы обнаружили мертвого теленка и трех овец. Хёгни побежал осматривать хранилища.

Вернулся он верхом на собственной лошади и рассказал, что конюшня выдержала, только дверь сорвало, и он не смог ее найти. Лошади были в порядке, лишь сильно напуганы. Два амбара обвалились, один остался целым, но из него ветром выдуло большую часть зерна. Хёгни сказал, что поедет в дом Васкара, — он хотел убедиться, что там все целы. Затем он собирался осмотреть остальных. Гуннар попытался удержать его, уверяя, что нет смысла ехать затемно, но Хёгни был тверд в своем измерении, поэтому Гуннар пошел за своим конем и отправился вместе с братом.

На следующий день даже Брунгильда поднялась пораньше, чтобы выйти к вывороченным деревьям и ждать возвращения Хёгни и Гуннара.

Мать готовилась к худшим новостям и все утро что-то бормотала себе под нос. Разглядев, как братья выехали из леса, она сказала скорее самой себе, чем остальным:

— Я не вынесу этого. На этот раз я не смогу все начать сначала.

Я думала о том же, но когда Хёгни и Гуннар приблизились, то увидела, что на их лицах нет того выражения отчаяния, которого я ожидала.

Хёгни спешился первым.

— Все живы, — сказал он с некоторым удивлением. — Небольшие разрушения на севере. Там тоже был ураган, и лед падал с неба. Но поголовье скота не пострадало. И дома целы.

Теперь уже и Гуннар соскочил с коня. У него было такое выражение лица, будто он находился в трансе.

— Мы словно избраны, — прошептал он. — Будто бы нас хотели предупредить… или проучить. — Гуннар моргнул, затем повернулся к Брунгильде. Положил дрожащую руку ей на плечо. — Если бы не твои руны… — начал он, но его взгляд снова обратился куда-то вдаль, а рука соскользнула и безвольно повисла вдоль тела.

Поскольку Гуннар и Хёгни не пригласили Сигурда на утренний объезд, он взялся возглавить работы по уборке. Гуннар решил, что не нужно восстанавливать хижину Бекмара, которую разрушило ураганом. На землях наших работников стояло множество пустых домов, да и мы не заметим, если у нас будет на одного слугу меньше. Таким образом, считал Гуннар, мы не нарушим воли богов, которые уничтожили хижину Бекмара. Они захотели ее снести и снесли. А почему еще они стали бы это делать? Теперь Гуннар все время говорил о богах с тем же почтением, которое раньше выказывал только Брунгильде. Он был полон решимости разобраться, в чем заключалось их предупреждение, и уже мог с уверенностью заявить об одном: боги желали, чтобы он женился на валькирии, причем сделал это поскорее. Иначе они не вызвали бы у нее желание написать руны на стенах нашего дома и тем самым спасти наши жизни. Значит, свадьбу больше нельзя откладывать. Мы ждали только, пока работники закончат приготовления к зиме и к нам вернутся наши слуги. Тогда мы забьем скот, как всегда делаем в начале сезона холодов, чтобы избежать зимнего падежа. Свадьбы у нас обычно совпадали по времени с пирами и празднествами, следовавшими после забоя скота.

Тем временем Сигурд поставил новую дверь в конюшню и разделал животных, погибших во время урагана. Он разрубил мясо на части, которые Гуннар и Хёгни разделили между работниками в обмен на их зерно. Затем Сигурд занялся дубами, решив нарубить из них поленьев для печи. Весь день до нас доносился стук его неутомимого топора.

Наблюдая за Хёгни, я поняла, что брат впал в немилость у своей красавицы, сестры Васкара, потому что он прекратил свои ежевечерние поездки в их дом. Я надеялась, что Хёгни придет ко мне за утешением, но он не стал этого делать. Дни напролет он проводил с Гуннаром, уезжая куда-то из дома. А по вечерам мы собирались в зале все вместе, и у меня не получалось поговорить с Хёгни наедине. Как, впрочем, и с Сигурдом. Я могла принести ему обед и посидеть рядом, пока он ест, но попросила об этом мать. Она согласилась без лишних вопросов. У меня были свои причины избегать Сигурда. С той памятной ураганной ночи я думала, что он решил раскрыть свое сердце и рассказать о себе и Брунгильде. После разговора с валькирией возле реки я держала себя в руках лишь мыслью о том, что она солгала, и не желала терять этой опоры.

Теперь меня больше всего беспокоило пренебрежение, которое мои братья выказывали Сигурду. Однажды утром я проснулась, полная решимости побеседовать об этом с братьями. Я не собиралась откровенничать с ними, а желала лишь выведать причину перемены их отношения к побратиму. Еще я надеялась услышать признание Гуннара о том, как он боится, что Брунгильда любит Сигурда, — чтобы я, ради его же блага, могла разубедить в этом брата.

Меня ничто не держало в доме. Я была свободна уйти, куда мне хотелось. В то утро мать почувствовала себя неважно и решила полежать, пока ей не станет лучше. Гуторм, которому редко выпадала возможность понежиться в объятиях матери, с радостью остался с ней. Шепотом, чтобы не разбудить Брунгильду, я сказала матери, что с радостью сделаю и свою, и ее работу, но позже, а сейчас хочу побыть в одиночестве. Она грустно посмотрела на меня и кивнула.

К тому времени братья уже должны были вернуться с охоты. Я решила их встретить. В лесу они ходили разными тропами, но возвращались всегда одним путем. Проходя мимо Сигурда, я поприветствовала его, и он оставил свою работу, чтобы обернуться и улыбнуться мне. В эти дни его улыбка выглядела как-то жалко, и я думала, что виной тому наша с ним скорая свадьба. Если бы Гуннар не спешил так жениться на Брунгильде, я бы освободила Сигурда от обязательств передо мной, чтобы он женился на валькирии сам.

Южная часть леса использовалась только для охоты, и я раньше там не бывала. Братья говорили мне, что в той стороне есть зыбучие пески, но я считала, что буду в безопасности, если не стану сходить с тропинки. Что же касалось волков и другого зверья, то я старалась об этом не думать. Убеждала себя в том, что я всего лишь маленькое пугливое существо, как сказал обо мне Сигурд, и на самом деле никаких опасностей нет. Эти мысли поддерживали меня до тех пор, пока тропинка не кончилась.

Я села на камень и напомнила себе, что Брунгильда всегда бродила в одиночестве. Мне казалось, что ее бесстрашие и было одним из тех качеств, за которые ее полюбил Сигурд. Правда, она обладала оберегавшим ее Даром. Я вслушивалась изо всех сил, стараясь различить стук копыт коней моих братьев, но улавливала лишь ветер, шевеливший кроны деревьев. Шло время, и я начала беспокоиться.

Я предположила, что есть и другой путь, пусть и не такой явный, как тот, что привел меня сюда, на поляну с голубикой. Тропинка уходила куда-то дальше, в глубь леса. Я немного подумала, потом отломила несколько веточек с начавшей засыхать ягодой, и направилась по тропинке в лес, рассыпая ягоды по пути, чтобы найти дорогу обратно. Когда ягоды закончились, я снова села. Пока я ждала, надеясь набраться храбрости, чтобы идти дальше, до меня донеслись голоса, которых я так ждала.