Красотка для подиума - Царева Маша. Страница 8

– Что значит «запереть»? – прошипела мама. – Она что, домашнее животное?

– Замолчи. Непедагогично говорить такое при ребенке.

– Я не ребенок, – тоненько пискнула я.

– Настя, иди в свою комнату, – устало приказала мама, – мы с тобой еще поговорим.

Подготовка к конкурсу шла полным ходом. Не буду говорить, чего мне стоило убедить родителей в невинном характере этого мероприятия. Хотя скорее это была не моя заслуга. Спасибо Лене Штиль, которая не поленилась приехать к нам в гости и три часа с ними проговорить. Правда, отец так и не сдался, но мама настояла на своем – у взрослого ребенка (то есть у меня) должно быть маленькое хобби.

Три раза в неделю все участницы собирались в здании старого Дома культуры, который был арендован специально для репетиций. Там, на пропылившейся дощатой сцене, я и сделала свои первые шаги – первые шаги походкой от бедра.

Дефилировать по подиуму нас учил колоритный индивид по имени Жорик. У него недоставало одного переднего зуба, из-за чего ему плохо удавалось выговаривать букву «с». К нам он обращался так: «Краш-шавицы! Вштали, поштроились – и вперед!» Сначала мы перехихикивались за его спиной, потом привыкли.

Мы быстро сдружились. В таком возрасте все происходит быстро. В нашем коллективе даже существовала своя иерархия – высшие ступени занимали девочки, которые, по мнению большинства, могли попасть в финал. В самом низу находилась некая Катя из Самары, лицо которой было усеяно крошечными алыми прыщиками – никто понять не мог, что она вообще тут делает. Ну а на самом верху, где-то в Поднебесье, парила, как ни странно, наша «штатная хамка», Снежная королева с красивым именем Николь, которую все мы и ненавидели, и побаивались, и даже немного уважали. Ненавидели за умение больно жалить без предупреждения, сохраняя при этом бесстрастный взгляд и льдинки в глазах. Уважали за жесткость характера и ту ауру принцессы, которую она умела вокруг себя создавать: когда Николь передвигалась по залу, все головы поворачивались ей вслед. Она чувствовала, что все мы за ней исподтишка наблюдаем, и за это, казалось, презирала нас еще больше.

Никто не сомневался, что для Николь не будет большой проблемой урвать от жизни самый жирный и вкусный кусок. Об этом свидетельствовало уже то обстоятельство, что ей удалось просочиться на конкурс – ведь к тому времени ей почти стукнуло двадцать. В предпенсионном для модели возрасте эта отчаянная девица решила начать карьеру манекенщицы.

Хотя вполне вероятно, что за ее участие кто-то заплатил. Николь явно принадлежала к другому социальному кругу – на репетиции она приезжала в серебристом авто, каждый раз появлялась в умопомрачительном новом наряде. Николь любила яркий педикюр – каждый ноготок ее аккуратных пальчиков был то расписан под хохлому, то обклеен искусственными бриллиантами, из чего можно было сделать вывод, что она посещала салон красоты как минимум дважды в неделю.

До общения с нами она снисходила лишь изредка и главным образом для того, чтобы произвести на свет очередную обидную колкость.

Да и кто мы были для нее? Четырнадцатилетние девчонки, которые даже не могли четко сформулировать, о чем мечтаем, для которых словосочетания «модельный бизнес» и «темный лес» были в некотором роде синонимами. Тонконогая Лариска из Ярославля, лицо которой не покидало испуганное выражение – как будто бы в глубоком детстве она увидела привидение и до сих пор опомниться не может. Верочка из Луги, которая от волнения начинала заикаться и говорить тонким «мультяшным» голоском. Ольга из Калуги, заливавшаяся краской каждый раз, услышав слово «эпилятор». Мы долго не могли понять, в чем дело, но потом все же выяснили: Олечка искренне считала, что предмет этот предназначен для сексуальных садистов и продается в расплодившихся по всей России интим-магазинах. Молчаливая Тамарка с косой до колена – из нее и «привет» не вытянешь. Строптивая Лизка, моя единственная подружка, которая, надев каблуки, становилась похожей на вышагивающую по болоту важную цаплю. И я, вообще с трудом понимающая, что вокруг происходит.

Изначально все мы были равны (Николь не в счет) – по сцене передвигались, как коровы на роликах, вместо производства сверкающих голливудских улыбок бездарно гримасничали. Но прошло две недели, и у нас появились свои лидеры, «звезды», которым все удавалось лучше, чем остальным.

Быстрее всех модельные премудрости освоили толстокосая молчунья Тамара и Лизка. Когда они шли (вернее, плыли, важно неся впереди себя свою молодость, исключительность и откорректированную гримером красоту) по сцене, преподаватель дефиле Жорик восхищенно шепелявил: «Краш-шавицы! Какие краш-шавицы!» Всем прочим он присвоил более скромный эпитет – кобылы. Я, увы, относилась к кобылам и сама на себя за это обижалась.

Я ведь старалась, выкладывалась на все сто. Но оказалось, что походка от бедра – это не так-то и просто. Вот вроде бы ничего сверхъестественного в этом нет – иди себе и иди, время от времени улыбайся, не забудь втянуть живот и ни в коем случае не сутулься. Но нет – то шаг у меня получался слишком широким, то под светом прожектора я начинала щурить глаза.

Отдельная история с шубами. Предполагалось, что на конкурсе мы будем выходить на сцену в разных нарядах, в том числе и в шубах. Мы пройдемся по подиуму роскошными зимними принцессами, а потом небрежно сбросим шубы и останемся в вечерних платьях. Но легко сказать – небрежно сбросим. Освоению процесса небрежного сбрасывания шуб мы посвятили три репетиции подряд. Жорик учил нас правильно их расстегивать. Правильно – это чтобы не бросалось в глаза. Модель идет по сцене, поворачивается, потом опять идет и опять поворачивается. В те моменты, когда она оказывается к зрителям спиной, ее руки работают с удвоенной скоростью – с пуговичками воюют.

На сцене я воевала с пуговицами, а дома – с родителями.

Иногда мне казалось, что они готовы опять запереть меня в четырех стенах с бессмысленным учебником английского – унылым спутником моего безрадостного лета. И аргумент, которым снабдила меня Лена Штиль, – мол, каждая девушка должна уметь красиво перемещаться в пространстве – больше не действовал на маму, как волшебная дудочка на сказочную крысу.

Приближалось первое сентября.

– А как же школа? – возмущалась мама. – Ты что, будешь пропускать занятия?!

– Нет. Мы репетируем по вечерам.

– А уроки делать когда? – Отец тоже был заядлым спорщиком и никогда не пропускал свою партию в назревающем скандале.

– Вы же сами разрешили, – угрюмо оправдывалась я.

– Я не подумала о школе! Все эти модельные дела не должны мешать твоей учебе, Настя!

– Да пошла эта учеба, – вполголоса, осмелев, говорила я. Общение с девчонками-моделями, которые пытались быть не по-детски дерзкими, потому что прекрасно понимали: удачу придется вырывать когтями, придало мне сил в извечной войне поколений.

– Как ты разговариваешь с мамой! – выходил из себя отец.

– Оставь ее, – заступалась за меня мама, – может, она и права. Помнишь, что нам сказала эта Лена? Настя может стать звездой.

– А ты и поверила, – ухмылялся отец, – ты на нее посмотри, какая из нее звезда?!

Я отмалчивалась, и родители продолжали ссориться уже без меня. Я знала, что из-за моих модельных похождений у них окончательно испортились отношения. Хотя, может, оно и к лучшему. Мне было известно о наличии в записной книжке папиного мобильного телефона некой Леночки, которой он названивал по пятнадцать раз на дню. Знала я также, что мама иногда целыми днями пропадает в гостях у своего старинного приятеля дяди Коли, о существовании которого папа даже и не догадывается.

Стараясь не привлекать к себе внимания, я тихонько уходила к себе в комнату, плотно закрывала дверь и приступала к занятиям пресловутым английским. И надо признаться, занималась активно, до седьмого пота, – водружала на голову толстенный англо-русский словарь и ходила взад-вперед. Жорик говорил, что это упражнение полезно для осанки.