Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич. Страница 109

Теперь прощай, мой любимый, да благословит и сохранит тебя Господь! Страстно и нежно целую тебя.

Твоя старая женушка

Солнышко.

Как поживает маленький адмирал? Что ты решил насчет Дмитрия? Передай ему привет.

Царское Село. 11 ноября 1915 г.

Мой любимый,

Я так рада, что ты видел кавказскую кавалерию, — я получила позднее прелестную телеграмму от Ягмина. Представляю себе их восторг, когда они, наконец, увидели тебя, и радость Тверцев увидеть Бэби.

Темно, ветрено, идет снег, 1 градус мороза. Наступают самые короткие дни так тоскливо!

Вчера днем к нам заехала перед чаем милая Лили Ден, по дороге из Гельсингфорса в деревню. Она видела своего мужа, который рассказал ей много интересных эпизодов из их боевой жизни — как они обстреливали берега с моря.

Мой дорогой, принимала вчера Ольгу Орлову [531]. Я нарочно задержала Ольгу и Анастасию в комнате, и все шло прекрасно. Но когда я встала, она попросила переговорить со мной наедине и затем начала говорить про своего мужа, спрашивала, что я против него имею, и выразила надежду, что я не верю всем клеветам, которые про него распространяют. Мне было ее жаль, но было ужасно мучительно, тем более что я боялась обидеть ее или оскорбить. Я как-то отделалась, но не думаю, чтобы она все себе уяснила. Я была любезна и спокойна, говорила одну только правду. Ну, я не буду тебе надоедать этим разговором, — слава Богу, что он позади, — нужно старательно выбирать свои слова, чтобы позднее их не обратили против вас.

Русский автомобильный санитарный отряд Вероля, который находится под моим покровительством, превосходно работал во Франции. Несколько времени тому назад я получила от него и от m-me Извольской [532] телеграммы, а сегодня читала описание в “Новом времени” — в одном автомобиле пробиты дыры.

Затем я приняла кн. Геловани. Говорила с ним о Евпатории, которую он осмотрел для меня. Теперь он едет на 10 дней к своей семье на Кавказ, а затем прямо в полк. Он в восторге, что кн. Воронцову убрали, так как она приносила очень много вреда. Земством он очень доволен и находит, что его необходимо ввести для того, чтобы они наблюдали за состоянием путей, железных дорог и т.п. Он такой славный, уютный человек и так забавно говорит по-русски!

Бедный Петровский [533] сидел со мной около часу, и мы без конца говорили о его разводе. Все очень сложно!

Сегодня неделя, как ты уехал, — но кажется гораздо дольше, и я так тоскую по твоим двум любимцам!

У тебя будет много чего нам рассказать!

Я продолжаю ежедневно принимать. Сердце же все еще расширено, поэтому не выхожу. Мне недостает моего лазарета, но я хочу поправиться к твоему возвращению.

Ольга выглядит, по-моему, лучше и менее утомленной.

Приняла Княжевича и нахожу, что он очень хорошо выглядит — свеж, хорошее выражение глаз и ничего нет такого, как в прошлом году. Чувствует себя хорошо, так что я, конечно, ничего не могла сказать. Он выезжает в ставку одновременно с этим письмом. Алексеев велел ему быть там 14-го, он будет там уже 13-го. У него хороший цвет лица, — его жена тоже находит его вполне здоровым, — так что я совершенно не знаю, что ты намерен с ним делать.

Это была, может быть, минутная слабость. Я бы лично не слушала Эрдели [534] он человек неважный и завистливый. Георгий также слыхал очень странные вещи, но ты увидишь, что у него теперь цветущий и сияющий вид. Он думает, что, может быть, Арсеньев получит нашу бригаду, — это было бы прекрасно.

Прощай, мой дорогой, да благословит и сохранит тебя Господь! Осыпаю тебя поцелуями и нежными ласками.

Навсегда, муженек любимый, твоя женушка

Аликс.

Как поживает старик Фредерикс?

В городе опять ужасно ворчат на милого старого Горемыкина. Прямо отчаяние! Завтра Гр. повидает старого Хвостова, а затем вечером я Его увижу. — Он хочет рассказать мне о своем впечатлении — будет ли он достойным преемником Горемыкину... Он будет у старого Хвостова в министерстве в качестве просителя.

Царское Село. 12 ноября 1915 г.

Мой любимый, дорогой Ники,

Хотелось бы знать, последнее ли это письмо к тебе? Говорят, что Эриванцы готовятся к 17-му, когда ты их посетишь. Гвардия тебя также ждет. — Ты только сегодня вечером прибываешь в ставку, так что мне кажется невозможным, что ты покинешь ее 13-го. Кроме того, Барк ждет тебя в Могилеве — и, наверное, с массой дел. Поэтому, на случай, если мы не увидимся 14-го, посылаю тебе мои самые нежные думы, пожелания и бесконечную благодарность за чрезмерное счастье и любовь, которые ты мне дал за эти 21 год! Мой любимый, трудно быть более счастливыми, чем мы были, это и дало нам силу перенести много горестей!

Да будут наши дети в той же мере благословенны — с тоской я думаю об их будущем — таком неизвестном!

Все должно быть предоставлено с верой и доверием Божьей воле. Жизнь — загадка, будущее скрыто за завесой, и когда я гляжу на нашу взрослую Ольгу, мое сердце наполняется тревогой и волнением: что ее ожидает? Какая будет ее судьба?

Теперь опять о делах. Внезапно появился Гротен. Он простился со своим полком и был до слез тронут их добротой и проводами. Он отправился в ставку и представился генералу Кондзеровскому, который принял его не очень любезно и сказал, что ничего не может ему сказать ввиду твоего отсутствия. Он, глупый, опять уехал в деревню, вместо того чтобы терпеливо ожидать твоего возвращения. Он совершенно здоров и может служить — интересно, какую он получит бригаду? Как полк, кажется, Конногренадеры свободны. Мой толстый Толль [535] получает, кажется, Павлоградцев (не блестящи, но говорят, что дельны). Получит ли Дробязгин [536] бригаду? Кусов ждет полк. Северцы тоже, кажется, свободны. Как видишь, масса вопросов. Но найди занятие Гротену. Он молод и силен, и не годится ему сидеть в деревне, в резерве.

Я сплю очень плохо, засыпаю после 3-х, а этой ночью после 5-ти, — так скучно! Сердце все еще расширено. А. гуляла на своих костылях. Ее водил Жук из Феод. лазарета через наш сад до церкви Знаменья, — конечно, слишком далеко для нее, — уже два раза, — и теперь она чувствует себя очень усталой.

Вчера опять принимала, сегодня у меня Ростовцев. Утром я уже читала его объемистый доклад. В полночь получила твою вчерашнюю телеграмму о Херсоне и Николаеве. Она шла 4 часа, и я уже начала волноваться без известий.

Тебе, вероятно, будет казаться странно жить опять в доме после твоих долгих странствований.

Представь себе, Ольга Орлова телеграфировала своей подруге Эмме (она из-за нее порвала с Нини, находя, что Воейков во всем виноват), что она меня видела, но ни слова не говорила о своих делах — такая ложь! Она дала мне честное слово, что никогда ничего против меня не говорила, а старая княгиня утверждает, что она говорила обо мне, а он передавал грязные сплетни в Ливадии обо мне своему другу Эмме и ей. Ольга О. уверяет, что он никогда этого не делал и никогда не посмел бы повредить репутации женщины — такое гнездо вранья! — Этим они меня не трогают, потому что я знаю, что оба они лгуны, но я ненавижу, когда дают честное слово, и не знаешь, что ответить.

Теперь, мой дорогой, я должна окончить свое царапанье. Дай мне знать, когда тебя ждать. Да благословит и сохранит тебя Господь и да направит Он тебя!