Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич. Страница 118

Будто бы уволили Р. после его письма к Поливанову, который якобы никогда тебе его не показывал, — масса чепухи!

Малютка хорошо спал, 37, но левая рука плохо сгибается, боли нет. Хочу пойти к 11 час. к обедне, так как сердце лучше и не так холодно. Будет служить Питирим. Я рада помолиться в церкви, — хотя там мне будет страшно недоставать тебя!

Да благословит тебя Бог, мой любимый! Я должна встать и одеться. Я еще чувствую на губах твой прощальный поцелуй и жажду других.

До свидания, ангел мой, мое солнышко!

Осыпаю тебя нежными поцелуями.

Навсегда твоя старая

Женушка.

В мыслях и молитвах всегда с тобой, — так тоскую по тебе!

Царское Село. 13 декабря 1915 г.

Мой ненаглядный,

Начинаю письмо сегодня вечером: завтра будет очень мало времени для писанья, так как меня ожидает дантист и приедет Элла. — Извини, что пишу другими чернилами, но то мое перо высохло.

Бэби хорошо себя чувствует, — мы завтракали, пили чай и обедали вместе с ним. После приема Бенкендорфа и Сониной тети сестры Ивановой — я опять была с ним. — Митрополит Питирим чудно служил. В конце службы он сказал несколько горячих слов и прочел молитву за тебя, мой дорогой. — Ломан дал в честь его большой завтрак, на котором присутствовала Аня. Так утешительно было молиться в церкви вместе с нашими дорогими солдатами! — Затем пришли к чаю Аня и Воронов сженою. Бэби был в восторге, увидав их. — Он со своими 160 моряками должен присоединиться к Экипажу и поэтому едет в четверг в Москву, — так до Киева ближе.

Он рассказывал, что бедный Мельнвец сильно похудел и что у него легкие в очень плохом состоянии. — Завтра уже годовщина смерти Бутакова — как время летит! Затем я приняла кн. Оболенского, брата г-жи Прутченко [567]. Хоть он и ненавидит Аню за нашего Друга, все же он пришел ко мне через Аню и принес мне фотографии с фресок Ферапонтьевского монастыря, над реставрацией которых работает. Им надо на это еще 38000 руб., но я сказала, что они должны подождать окончания войны, так как деньги сейчас нужны на другое. — Затем кн. Голицын приходил с докладом о моем комитете помощи военнопленным.

После этого я час отдыхала. — Аня с нами обедает, так как эти дни я ее меньше вижу, хотя Элла уезжает обратно уже в среду и проводит полдня в городе, а я — у дантиста. — Увы, я не могу пойти на освещение маленькой церкви. Это слишком утомительно, — я еще не в силах. Через 10 дней — Рождество, и столько дела до этого праздника!

Сегодня теплее, так что дети ездили в Павловск, — они встретили сына и дочерей кн. Палей на лыжах. — Сейчас я постараюсь уснуть.

Декабря 14-го.

17 градусов мороза.

Доброе утро, мой дорогой!

Бэби спал хорошо, я — неважно. — Интересно знать, получишь ли ты мои письма в пути или же найдешь их по возвращении в ставку? — Во всяком случае, они нумерованы, и ты их не перепутаешь.

Розовое небо за кухней, и деревья, густо покрытые снегом, волшебно красивы. Хотелось бы быть художником и нарисовать все это!

Приказала Бенкендорфу послать тебе через Ростовцева Евангелия.

Элла посидит у меня от 11 3/4 до 31/2, а затем поедет в город к акафисту и всенощной перед завтрашним освящением, — обедает она в Аничкове. — А у меня в 11 час. будет дантист.

Его рукапоправилась, — у него 36,6 — он веселенький.

Все мои мысли и горячие молитвы сопутствуют тебе постоянно. — Мне так недостает тебя, мой дорогой, — жажду твоих нежных ласк! Ну, вот Ортипо вскочил ко мне на постель. Татьяна пошла в лазарет. Анастасия была у дантиста. – Лео [568] все еще жив. Ему, бедняге, то хуже, то лучше.

Я поцеловала один из наших розовых цветков и кладу его в это письмо. Сейчас мне надо вставать — такая скука! — и кончать письмо.

До свидания, душка, благословляю тебя и целую без конца.

Навсегда, муженек милый,

Твоя.

Царское Село. 15 декабря 1915 г.

Мой родной, милый душка,

Все мои мысли с тобою — как-то у вас там все? У нас опять 20 градусов мороза и чудная солнечная погода. С утра такая суета — бесчисленные хлопоты о подарках к Рождеству для раненых и персонала лазаретов. Их число все увеличивается: 900 Евангелий, иконок и открыток-фотографий отправлены Кире. Видела Эллу лишь на секунду в 9 час., до того, как она умчалась в церковь, — теперь уже 1 час, а она еще не вернулась из города.

Я была целый час у дантиста. Сердце у меня сегодня опять расширено. Бэби спал до 11 час. Он здоров, хотя еще простужен. Софи Ферзен [569] была у меня вчера, просидела почти 2 часа, и мы с ней очень хорошо поговорили — она такая симпатичная и добрая женщина.

Пересылаю тебе прошение от невестки кн. Юрьевского. Это не хорошая личность — поступи, как хочешь. Графиня Ребиндер написала Ане из Харькова, что ее брат Кутайсов [570] там узнал о своем новом назначении: “сначала он и верить не хотел в свое счастье, а теперь горит желанием показать, что он достоин носить вензеля возлюбленного монарха, готов отдать ему все свои силы, всю свою жизнь”. Она пишет, что он стал совсем другим человеком. Бог тебя вознаградит за то, что ты для него сделал, мой дорогой!

Как я рада, что ты повидался с Ксенией!

Аня горячо тебя целует. Она в час уехала в город и ночует там.

Надо отправлять письмо.

Крещу тебя и целую нежно, горячо, страстно.

Твоя маленькая

Солнышко.

Царское Село. 16 декабря 1915 г.

Мой родной душка,

Я была счастлива получить вчера вечером твою телеграмму из Подволочиска и узнать, что все сошло так удачно. Наш Друг опять молился и благословил тебя издали. Н.П. телеграфировал после 4-х, что ты ему после смотра дал повышение и что он был очень счастлив, — я рада, что ты видел его во главе батальона.

Мы заставили Бэби рассказать Элле все про Волочиск и про княг. Волконскую, а также про твои смотры там, — он сделал это очень хорошо, весьма подробно. Элла была там в прошлом году осенью. Настроение у нее и вид великолепны. Она спокойна и естественна. Конечно, она должна каждое утро мчаться в город и кроме того принимает здесь. Она уезжает завтра вечером, — сегодня я с нею и Струковым [571] пойду осматривать фарфор и рисунки с фабрики.

Опять 26 градусов мороза, — так что это и мое расширенное сердце заставляют меня спокойно сидеть дома. Аня была вчера у митрополита. Наш Друг тоже, — они очень хорошо поговорили; затем он угостил их завтраком. Гр. был на почетном месте. Он относился к Гр. с замечательным уважением и был под глубоким впечатлением от всех Его слов.

Только 5 дней, как ты уехал, а мне это кажется уже бесконечно долго. О, мой дорогой, Бэби и я уже представляем себе твое одиночество в ставке, и это наводит на нас такую грусть — очень не надо, по-моему, мой бесценный ангел!

Сейчас я должна одеться и идти к дантисту, после чего кончу это письмо.

Вот я и наверху. Он работает над моим зубом (фальшивым).

Мы говорили о большой военной санатории, которая достраивается на твои средства. Он слышал, что Ялтинское временное общество (которое поддерживается Союзом Городов) хочет, чтобы ты передал ее им. Он находит, что это принципиально неправильно (он сам член этого общества). Поэтому я предупреждаю тебя, чтоб ты не соглашался, если получишь такое ходатайство, — обсуди это со мной, пожалуйста, по возвращении. Санатория нужна для туберкулезных. Они должны быть изолированы, а для них не находится места в Ялте — значит, она должна быть твоей.