Порою блажь великая - Кизи Кен Элтон. Страница 106

Хэнк опустил глаза: его позабавило и отчасти смутило красноречие Ивенрайта. Но он покачал головой, улыбаясь и пожимая плечами:

— Не оголодают они, Флойд. Кто-то, может, задержит плату за телевизор на пару месяцев или…

— Черт тебя раздери, Стэмпер!.. — Ивенрайт вклинился между Дрэгером и Хэнком. — Ты же видишь, в каких мы тисках. И мы не позволим тебе на подножный корм нас перевести.

— Флойд, даже не знаю. — Хэнк продолжал качать головой, глядя вниз, на болтающиеся концы проволоки, которой крепил брус. Кровь из оцарапанного пальца медленно ползла по руке. — Не знаю, чем помочь могу. Я тоже в тисках. Весь бизнес, вся лавочка — завязаны на те бревна, что у нас на лесопилке лежат.

— Хэнк, а вы можете придержать их, продать попозже? — спросил Дрэгер. — Пока хотя бы вопрос с забастовкой не разрешится? — Действительно странный голос, вынужден был признать Ивенрайт. Пресный, чистый — будто снег ешь или дождевую воду пьешь…

— Нет, мистер Дрэгер, не могу. А что, Флойд не показывал вам свои находки? И так сроки горят. По контракту — поставка ко Дню благодарения. Или мы отгрузим бревна к этому дню — или сделка расторгается. Мы нарушаем условия — и цена свободная. Они могут заплатить нам, как им заблагорассудится. А могут вообще не заплатить, если никак не заблагорассудится. Выкатят неустойку и отберут бревна.

— Они не могут забрать твои бревна! Ты прекрасно знаешь, что…

— Могут, Флойд.

— Никакой судья, никакие присяжные не допустят!

— Легко. Не тебе судить. Но даже если не сделают — куда прикажешь мне девать двадцать акров леса, которые в речке плещутся? Наша маленькая лесопилка и с четвертью не управится, работая день и ночь всю зиму… но даже и управится, даже если распустим — мы не сможем продать столько досок.

— Да сможете! — Флойд был категоричен.

— Кому? Крупные компании уже расхватали все контракты со строителями.

— Черт, Хэнк, да включи же голову! — Ивенрайт вдруг загорелся энтузиазмом. — Ты можешь продать тем уродам, которым собирался толкнуть лес «ТЛВ». Усекаешь? Точно. Тем уродам по весне смерть как материал нужен будет, и вот тут-то ты, приятель, разойдешься вчистую! Ты нагреваешь «ТЛВ», они сосут лапу без леса, свои контракты выполнить не могут, а ты толкаешь бревна их покупателям с двойным наваром! Эй, парни: здорово, правда? — он повернулся к Дрэгеру, усмехаясь триумфально: — Как тебе это, Джонни? Вот выход-то. Черт, и как я раньше не дотумкал?

Дрэгер предпочел пропустить вопрос мимо ушей, но Хэнк, бросив изучать травмированный палец, теперь взирал на сияющую физиономию Ивенрайта, явно потешаясь:

— Наверно, Флойд, ты не дотумкал до этого раньше по той же причине, по какой сейчас не можешь сообразить: если я позволю «TЛB» снова включиться — они разберутся со своими контрактами и без моих соплей.

— Что?

— Видишь ли, Флойд. Ты хочешь, чтоб я не продавал лес «TЛB», чтобы они смогли снова сами рубить бревна. Так? И сами смогли нарезать доски? Чтоб исполнить свои контракты?

— Не понимаю… — Ивенрайт насупил брови, и по его носу сбежал ручеек влаги, выжатый его суровостью.

— Картина такая, — снова стал объяснять Хэнк, терпеливо. — Я не смогу продать лес покупателям «ТЛВ», которых она прокинет, если вы, ребята, снова заработаете…

— Да как же ты не уразумеешь, Флойд? — Сцена была слишком шикарна, чтоб Джо Бен остался в стороне. Он впорхнул в круг света, глаза его блестели ликованьем. — Совсем непонятно? О да! Смотри. Если мы разрываем свой контракт, чтоб вы заключили свои контракты, то контора, которая ваш контрактант, безо всяких контр исполнит контракты со своими контрактантами, с которыми, как ты говоришь, нам надо законтрачиться…

— Чего? Минутку…

Хэнк, как мог, скрывал свое веселье, грозившее стать совсем уж очевидным:

— Джо Бен к тому, Флойд, что если мы позволим вам, ребята, выйти на работу — подорвем свой рынок.

— Ага, Флойд, понимаешь? О, это, конечно, глубоко. Если мы позволим вам рубить для них лес, то те бревна, которые мы собирались продать им… — Он перевел дыхание и попробовал объяснить сызнова, но вместо этого разразился фыркающим, фугасным взрывом хохота.

— Мать-перемать растак! — заворчал Флойд.

— …или, если мы подарим вам наши кровные бревна, — Джо Бен был в своей стихии, — чтоб они не стали их бревнами, ваши бревна ровно так же станут их бревнами…

— Да на хер! — Флойд ссутулился, подныривая под луч фонаря, и стиснул челюсть. — Иди ты, Джо Бен!

— Вы всегда сможете продать лес, — просто сказал Дрэгер.

— Правильно! — Ивенрайт углядел возможность отвоевать оставленные позиции. Взял Хэнка за локоть: — Вот потому я и говорю: на хер всю эту канитель. Лес вы всегда продать сумеете.

— Может быть…

— Черт, Хэнк, ну войди ж ты в разум… — Он сделал глубокий вдох, готовясь к новому штурму Хэнкова упрямства, но Дрэгер отрезал кратко:

— Что нам сказать жителям города?

Хэнк отвернулся от Ивенрайта. Было нечто в тоне Дрэгера, что разом стряхнуло с беседы всякий юмор.

— В каком таком смысле?

— Что сказать людям в городе? — повторил Дрэгер.

— Да мне вообще пофиг, что. Не понимаю…

— А вы осведомлены, Хэнк, о том, что «Тихоокеанский лес» принадлежит фирме из Сан-Франциско? А вы осведомлены о том, что за последний год в общей сложности девятьсот пятьдесят тысяч долларов чистого дохода утекли из вашего города?

— Не вижу, какое касательство…

— Это ваши друзья, Хэнк, ваши коллеги и соседи. Флойд рассказывал мне, что вы служили в Корее. — Тон Дрэгера оставался безмятежен. — Разве вы никогда не задумывались о том, что такой же верности, какую вы проявили за океаном, страна вправе ждать от вас и дома? Верности друзьям, соседям, которым угрожает внешний враг? Верность…

— Верность, блин… верность?

— Именно, Хэнк. Думаю, вы понимаете, о чем я говорю. — Умиротворяющее терпение в этом голосе было почти что месмерическим. — Я имею в виду основополагающую верность, истинный патриотизм, бескорыстие, чистосердечие, человечность, которые несомненно живы в вашей душе, даже если вы о них почти забыли. И когда вы видите товарища, попавшего в беду…

— Послушайте… Послушайте меня, мистер! — В голосе напряжение. Хэнк отодвинул Ивенрайта и наставил фонарик на аккуратное лицо Дрэгера. — Человечности во мне не меньше, чем в ком угодно, да и с верностью все пучком. И если б на нас русские наехали — я бы дрался до последней капли. И если б Калифорния вздумала Орегон захапать — я бы дрался за Орегон. Но если кто-то — Верзила Ньютон или Профсоюз Лесорубов, или еще кто — против меня, то я сам за себя! При таких раскладах я сам себе патриот. И мне в болт не уперлось любить кого-то как родного брата только потому, что он размахивает американским стягом и гундосит «Звездно-полосатый флаг»!

Дрэгер улыбнулся с грустью.

— А как насчет самопожертвования, этого истинного испытания для всякого патриота? Если вы действительно верите в то, что рассказываете о себе, то ваш патриотизм как-то мелковат, и это какая-то весьма своекорыстная верность…

— Да зовите как хотите, но по таким правилам я играю. Можете сказать моим друзьям-соседушкам, что у Хэнка Стэмпера каменное сердце. А можете сказать, что мне до них не больше дела, чем было им до меня, когда я вчера ночью валялся на полу в кабаке.

Двое мужчин неотрывно смотрели друг другу в глаза.

— Мы могли бы им это сказать, — ответил Дрэгер, по-прежнему печально улыбаясь Хэнку, — но мы оба знаем, что это будет неправдой.

— Ага, неправда ваша! — Ивенрайт выпрыгнул из своей сердитой задумчивости. — Потому что, черт возьми, вы всегда сможете продать лес!

— Господи всемогущий, да, Флойд! — Хэнк повернулся к Ивенрайту, в некотором облегчении от того, что снова есть на кого наорать. — Конечно, я могу продать лес. Но очнись и протри глаза! Употреби свою башку хоть как-то! Смотри! — Он выхватил фонарик у все еще хихикающего Джо Бена и ткнул светом во вздыбленную реку; черная вода вертелась воронкой вокруг луча, словно то была твердая жердь. — Посмотри на этот разгул! Посмотри! Всего один день дождя! И ты думаешь, я сумею удержать свои бревнышки целую такую зиму? Сейчас я тебе скажу кое-что, Флойд, старина, чтоб тебе не было мучительно больно за бесцельно потраченное время. Отчего твое безутешное сердце запоет и зачирикает. Мы элементарно можем не уложиться в сроки. Тебе такое не приходило в голову? Чтоб расплеваться — нам еще нужно собрать плот-другой. Еще три недели — и самая дерьмовая порубка на свете. Под конец мы переберемся в парк. Валить на склонах, валить вручную! как лет шестьдесят или семьдесят тому назад. Потому что притащить туда свои чокера и лебедки штат нам не позволит — боятся, что мы помнем их сраные горные хербарии! Три недели дождя и первобытных технологий — и мы вполне можем не успеть. Но мы будем пахать как лошади, правда, Джоби? А вы, ребята, можете постоять там и потрындеть про мужчин, женщин и детей, друзей, соседей и верность, и прочую муру до морковкина заговенья, стоять и гнать про то, как они зимой лишатся своих телевизоров, и что у них на обед… но, блин, скажу я вам, если они в принципе обедают, уж мы с Джо Беном и остальными будем точно ни при чем, и заслуга не наша: мы не играем в Санта Клауса! Потому что мне плевать на моих дружков и соседушек в этом городишке; как и им — на меня. — Он умолк. Порез на губе снова открылся, и Хэнк осторожно облизнулся. Какую-то секунду они стояли молча в шафрановом свете фонаря, ждали. Никто не смотрел друг на друга.