Из тупика - Пикуль Валентин Саввич. Страница 144

И пошли международные обиды - из-за пакли.

- Конечно, - выразил свое неудовольствие американский посол Френсис, где нам тягаться с британцами? Они имеют вековой опыт в колониальных делах. А мы только вступаем на этот трудный путь... деловой торговли!

Чайковскому надо было теперь изыскивать иные доходы. Любезные французы предложили ему открыть в Архангельске свой банк, который выпускал бы свою же валюту. Англичане прислали проект финансовой реформы, больше похожий на удавку. Американцы не стали ломать себе головы над созданием проектов, а просто раздраконили оба предложения - и англичан и французов. Но победили, конечно же, англичане: в Архангельске открывалась эмиссионная касса, чтобы обменивать фунты на рубли, и таких рублей собирались отпечатать двести миллионов - под гарантию британского правительства.

- Слава богу, - крестился Чайковский, - деньги будут...

Все заседания "правительства" проходили в бывшем губернском присутствии. Чайковский сиживал в конце длинного стола, нерушимо стоявшего в глубине темного зала; на зеленом сукне таинственно посверкивало старинное петровское "зерцало", и сбоку его можно было прочесть изречение Петра Великого: "Всуе законы писать, когда их не хранить или играть ими, как в карты..." Это очень мудрые слова, но законами здесь играли, как в карты, законы "всуе писались" за этим столом. Эсеры выпускали отсюда декларации о свободе слова, печати, собраний. А генерал Пуль приводил в действие свой приказ, запрещавший "всякие собрания, митинги и прочие сборища, как на улицах, так и в частных квартирах". За этим вот столом в конце августа родились два указа: о призыве в белую армию пяти возрастов и о введении смертной казни...

Круг замкнулся! Дни текли - серые, как облака над морем. Здание присутствия украсилось полотнищами иностранных флагов, - длинные, они спускались с крыши четвертого этажа, почти касаясь земли. А над фронтоном гигантский аншлаг. "В борьбе обретешь ты право свое!" (девиз эсеров).

Вечерело. Старый "народник" клевал носом в своем кабинете. А кабинет такой мрачный и темный, что, сорвись с потолка зловещая летучая мышь, никто и не удивится: так положено в подземелье. Под окнами здания, под облетающей листвой, стоял голый и лысенький Ломоносов, отлитый из бронзы, и вдохновенно играл на классических цимбалах. Скорбящие зубами бабы, принимая его за святого, брали щепоть земли у подножия памятника и прикладывали ее к щеке. Говорят, что здорово помогало от зубной хвори!

А из канцелярии "премьера" - голоса секретарш-беженок:

- Не откажите в любезности, графиня, переписать на машинке эту важную государственную бумагу из папки No 123-А...

- Миленькая баронесса, не составит ли для вас труда дать мне справку по делу No 765?..

По улицам пылили грузовики "фиат", едко воняли перегаром броневики "остин"; первые десять танков "рено", вывертывая из почвы булыжники, прошли вдоль набережной. Трамвай курсировал между Архиерейской и Пермской, после чего поворачивал обратно. Старый "народник" отходил ко сну раненько, как дитятя, и спал вполне спокойно: в самом деле, кто покусится? Кто посмеет нарушить его покой? Справа? - но он же против большевиков. Слева? - но он же народный социалист, слуга народа...

О, горькое заблуждение старости!

Чайковского среди ночи схватили в постели, вывели полураздетого вниз, где уже поджидала машина, задернули шторки на окнах, автомобиль сорвался с места. Потом была пристань, и под ногами заскользила палуба корабля "Архангел Михаил". По каютам, как по клеткам, распихали все правительство (только двум "министрам" удалось избежать ареста: ночевали они не дома в эту ночь). И чья-то рука, весьма злорадная, начертала куском угля по борту:

Груз - скоропортящийся,

порт назначения - монастырь,

цель - бессрочная ссылка.

Народный социалист очнулся, когда корабль входил в незнакомую гавань. Древняя кладка вековых башен наводила его на мысли о "железной маске". Но дружно звонили колокола храмов и умильно пели заутреню монахи. Это были легендарные Соловки...

Вы думаете - кто-нибудь знал об этом перевороте?

Никто. Никто, кроме... англичан!

* * *

Безработица в Архангельске при интервентах - ужасная. Но изо дня в день газета "Голос отечества" печатает объявления: срочно требуются тюремные надзиратели. Только им не грозит безработица. По этим призывам можно судить, каково будет царствование эсеров. Архангельск по ночам страшен: тюрьма на "Финлянке" давно переполнена, арестованных во мраке вывозят на остров Мудьюг, стучат залпы на Мхах - там расстреливают: цокот патрулей не дает уснуть обывателям. Город засыпает только под утро, тяжело и похмельно, чтобы пробудиться к разводу...

Рано утром на гарцующих конях прошли поляки из остатков корпуса Довбор-Мусницкого. Полякам - плевать на Архангельск, они идут грузиться на транспорта: конфедератки набекрень, усы лихо закручены, и - упоенно распевают:

Плыне, Висла, плыне

По Польской крайне,

А допуки плыне

Польска не загине...

Совсем невесело чувствуют себя сербы: им транспорта на родину от англичан не доплакаться. Они обвисают первый в это утро трамвайный вагон, и он с дребезгом тянет их на Пермскую, откуда сербы идут гуртом, зло сжимая винтовки. Спешат на развод говорливые итальянцы в беретиках (ни в каких итальянцев обыватель Архангельска не верил, а принимал их всех за цыган). Спокойно двигаются по улицам солдаты из далекой Австралии.

Французы на ходу поглощают свои завтраки. Высоко взмахивая ладонями, англичане четко маршируют по бульварам, не стуча резиновыми подошвами.

Все уже построены, но... нет американцев.

- Конечно, - слышится из рядов, - эти оболтусы всегда опаздывают. А нам - жди их...

Русские стараются не выказывать своего нетерпения: сейчас они скромны, как никогда. Правда, они стоят в рядах легиона Славяно-Британского, созданного англичанами; они застыли в бравых шеренгах Иностранного легиона, что создан французами - в нарушение статута легиона - не в Африке, под нещадным солнцем пустыни, а в самом Архангельске, близ моржей и тюленей. По свидетельству современника, "отлично поставленная кухня много содействовала успеху дела". Это верно: кухня Иностранного легиона призвала в этот легион даже царских генералов... рядовыми солдатами! Посмотрите, как в нитку тянется, чтобы заслужить похвалу сержанта, генерал (а ныне солдат) Самарин!..

Но вот по одному, по трое, группами, собираются и американцы. Они что-то еще дожевывают, никак не могут расстаться с окурками, выбегают из строя и шнуруют свою обувь. Наконец кое-как, совместными усилиями Антанты, американцев удается выровнять под общую мерку. Застыли... тишина. Кричат чайки: "Чьи вы?.. чьи?"

В руке полковника Донопа взлетает шпага.

- К маршу! На церемониал!

Оркестр сразу начинает играть веселое: "У моей девочки есть одна штучка..."

Американцы не выдерживают и дружно разевают рты:

Покажи да покажи

Маленькую штучку...

- Прекратите пение! - волнуются офицеры.

Френсис прибыл на развод, и Пуль его сразу ошарашил:

- Поздравляю, посол. Здесь ночью была революция!

- Чайковский?..

- Всех! Спаслись только Иванов и Дедусенко.

- Черт побери! - разволновался американский посол. - Кто посмел это устроить без нашего ведома?

- Конечно, русские... Чаплин!

Чаплин здесь же - как ни в чем не бывало. Перчатки в левой руке, в правой - сигара. Мундир сверкает. Улыбка от уха до уха. Ровные зубы.

Френсис кивком головы подзывает к себе кавторанга, и тот не спеша приближается.

Пуль между тем шепотом подсказывает Френсису:

- У него уже готова прокламация. Пока мы спали, он все сделал, что мог, и прокламация выйдет из типографии к одиннадцати...

Френсис смотрит на часы: через пятнадцать минут заборы Архангельска будут обклеены листовками. Надо спешить.

- Чаплин! - кричит Френсис. - Это вы не спите по ночам?