Женщины Цезаря - Маккалоу Колин. Страница 32

— Какой позер! — добродушно воскликнул Цезарь, обращаясь к матери.

Но Аврелию не интересовали дела на Форуме.

— Я должна поговорить с тобой, Цезарь, — начала она, усаживаясь в свое любимое кресло в его таблинии.

Цезарь подавил вздох, сразу став серьезным.

— О чем?

— О Сервилии.

— Не о чем говорить, мама.

— Ты упоминал о Сервилии в разговоре с Крассом? — спросила мать.

Цезарь нахмурился.

— С Крассом? Нет, конечно.

— Тогда почему Тертулла приходила ко мне, чтобы что-то выудить? А она приходила вчера. — Аврелия засмеялась. — Я не знаю женщины, более способной добывать сведения! Думаю, это ее сабинские корни. Но трудно ловить рыбу на холмах. Это под силу только изощреннейшему рыбаку.

— Клянусь, мама, я ничего не говорил.

— Красc что-то заподозрил и поделился своим подозрением с женой. Я так понимаю, ты все еще предпочитаешь сохранить ваш союз в тайне? С намерением возобновить его после рождения ребенка?

— Именно.

— Тогда я посоветовала бы тебе, Цезарь, втереть очки Крассу. Я ничего не имею против этого человека и его жены-сабинянки. Но слухи должны где-то начинаться, и это начало.

Цезарь нахмурился еще больше.

— О, эти слухи! Меня не очень волнует мое участие в этом, мама, но я не имею зуба против бедняги Силана, и было бы намного лучше, если бы наши дети ничего не знали о сложившейся ситуации. Похоже, отцовство Силана не будет поставлено под сомнение. Силан и я — оба светловолосые, а Сервилия — брюнетка. Поэтому ребенок может быть похож как на Силана, так и на меня, если, конечно, не пойдет в мать.

— Правильно. И я согласна с тобой. Но я бы хотела, Цезарь, чтобы ты выбрал другую женщину, не Сервилию.

— Я уже выбрал. Сервилия сейчас слишком пополнела, а это доставляет неудобство.

— Ты имеешь в виду жену Катона?

Цезарь застонал.

— Жена Катона! Да с ней скука безмерная!

— Она была вынуждена быть такой, чтобы выжить в той семье.

Он положил руки перед собой на стол, приняв вдруг деловой вид.

— Ладно, мама, что ты предлагаешь?

— Думаю, ты должен снова жениться.

— Я не хочу снова жениться.

— Знаю! Но это лучший способ втереть всем очки. Если слухи поползут, следует пустить новый слух, который погасит прежние.

— Хорошо, я женюсь.

— У тебя есть на примете женщина, на которой ты хотел бы жениться?

— Ни одной, мама. Я — глина в твоих руках.

Это ей очень понравилось.

— Отлично!

— Назови ее.

— Помпея Сулла.

— О боги, нет! — ахнул он. — Любую, только не ее!

— Чушь! Помпея Сулла — идеальный вариант.

— Голова Помпеи Суллы до того пуста, что ее можно использовать как коробочку для игральных костей, — процедил Цезарь сквозь зубы. — Не говоря уже о том, что она любит тратить деньги, ленива и монументально глупа.

— Идеальная жена, — возразила Аврелия. — Твои развлечения не будут ее волновать. Она не сможет сложить два и два. А ее собственного состояния хватит, чтобы удовлетворить все ее потребности. Кроме того, она — твоя двоюродная племянница, дочь Корнелии Суллы и внучка диктатора Суллы, а Помпеи Руфы — более респектабельная ветвь пиценской семьи, нежели ветвь Магна. К тому же она не первой молодости — я не посоветовала бы тебе неопытную жену.

— Я бы такую и не взял, — угрюмо буркнул Цезарь. — У нее есть дети?

— Нет, хотя ее брак с Гаем Сервилием Ватией продолжался три года. Заметь, я не думаю, что Гай Ватия был таким уж хорошим мужем. Его отец — старший брат Ватии Исаврийского, если ты забыл, — умер слишком молодым для сенаторского возраста. Все, что политический Рим дал сыну, — это назначил его консулом-суффектом. То, что он умер, не успев вступить в должность, типично для его карьеры. С другой стороны, Помпея Сулла — вдова, а это приличнее, чем разведенная женщина.

Аврелия заметила, что эта идея привлекла внимание сына, и замолчала, чтобы излишней болтовней не испортить достигнутого. Мнение высказано, растение она посадила, теперь пусть Цезарь сам ухаживает за ним.

— Сколько ей лет? — медленно произнес он.

— Двадцать два, кажется.

— А Мамерк и Корнелия Сулла одобрят? Не говоря уж о Квинте Помпее Руфе, ее сводном брате, и Квинте Помпее Руфе, ее родном брате.

— Как раз Мамерк и Корнелия Сулла спрашивали у меня, не захочешь ли ты жениться на ней. Вот таким образом эта мысль пришла мне в голову, — сказала Аврелия. — Что касается ее братьев, то родной брат еще слишком мал, чтобы серьезно говорить с ним о браке сестры, а сводный — только боится, что Мамерк вернет ее домой к нему, а не к Корнелии Сулле.

Цезарь засмеялся, но как-то невесело.

— Я вижу, вся семья набросилась на меня! — Он посерьезнел. — Но, мама, я не думаю, что молодая птичка, такая экзотичная, как Помпея Сулла, согласится жить в квартире на первом этаже, в самом центре Субуры. Для тебя это будет тяжелым испытанием. Циннилла была почти твоей дочерью. Она бы никогда не оспорила твоего права управлять этим курятником, доживи она хоть до ста лет. Но у дочери Корнелии Суллы могут быть великие планы.

— Обо мне не беспокойся, Цезарь, — ответила довольная Аврелия, поднимаясь с кресла. Он все-таки женится! — Помпея Сулла будет делать то, что ей скажут. Она стерпит и меня, и мою квартиру.

Вот так Гай Юлий Цезарь приобрел себе вторую жену — внучку Суллы. Свадьба была скромная, присутствовали только самые близкие. Праздновали в доме Мамерка на Палатине. Все были рады, особенно сводный брат невесты, избавившийся от ужаса иметь ее в своем доме.

Помпея Сулла была очень красива, по мнению всего Рима. И Цезарь (отнюдь не пылкий молодожен) решил, что Рим прав. Глаза ярко-зеленые, волосы темно-рыжие. Некий компромисс между золотистой мастью Суллы и морковной — Помпеев Руфов. Лицо — классический овал, тонкая кость, фигура хорошая, рост приемлемый. Но в красивых глазах цвета свежей травы — ни искорки ума, а лоб и щеки гладки и неподвижны, словно отполированный мрамор. «Пусто. Сдается внаем», — думал Цезарь, пока нес ее на руках в окружении веселых гостей всю дорогу от Палатина до квартиры его матери в Субуре, делая вид, что его ноша значительно легче, чем на самом деле. Цезарь не обязан был тащить ее всю дорогу. Ему полагалось лишь перенести жену через порог ее нового дома. Но ведь Цезарь — не такой, как все. Ему необходимо показать, что он лучше всех в этом мире. А это требовало от него подвига, демонстрации огромной силы, какой не заподозришь в его стройной фигуре.

Конечно, поведение Цезаря произвело впечатление на Помпею, которая хихикала, ворковала и бросала под ноги Цезарю лепестки роз. В брачную ночь титанического подвига не потребовалось. Помпея принадлежала к тому типу женщин, которые считают, что от них требуется лишь лежать на спине, раздвинув ноги, — и пусть случится то, что должно. Да, конечно, груди у нее хороши, равно как и темно-рыжие заросли в низу живота — Цезарь такого еще не видел! Но она была сухая. Она даже не испытывала благодарности, и это, думал Цезарь, даже Атилию ставило выше ее, хотя та была серым, плоскогрудым существом, иссушенная пятью годами брака с ужасным молодым Катоном.

— Хочешь сельдерея? — спросил он Помпею, облокотившись на локоть, чтобы посмотреть на нее.

Она захлопала своими неправдоподобно длинными темными ресницами и неуверенно переспросила:

— Сельдерея?

— Пожуешь, пока я работаю, — сказал он. — Тебе будет чем заняться, а я послушаю, как ты жуешь.

Помпея хихикнула. Один влюбленный в нее юноша однажды сказал ей, что это хихиканье — самый приятный звук на свете, похожий на звон воды, бегущей над драгоценными камнями на дне маленького ручья.

— Глупый! — проворковала она.

И он рухнул.

— Ты абсолютно права, — сказал Цезарь. — Я действительно глупый.

А утром сообщил своей матери:

— Не жди, что я часто буду бывать здесь, мама.

— О, дорогой, — спокойно отозвалась Аврелия, — даже так?

— Я скорее займусь самообслуживанием! — гневно выкрикнул он и исчез, прежде чем успел получить выговор за вульгарность.