Классно быть Богом (Good to Be God) - Фишер Тибор. Страница 2

В обеденный зал входит тощий китаец с огромной сумкой через плечо. Вынимает из сумки пачку пиратских БУБ, предлагает их посетителям ресторана. Дядька вообще не говорит по-английски. У меня такое впечатление, что он даже не понимает, где находится.

– Я бы с радостью съездил вместо тебя.

Это я так шучу. Нельсон внимательно глядит на меня.

– А почему нет? – Он предельно серьезен. – Слушай, а правда, езжай. Будешь мной.

– Как я могу быть тобой? И потом, у меня паспорта нет. Я его потерял.

– Ты все-таки подумай, – продолжает Нельсон. – Знаешь, чего я хочу? Я хочу выспаться. По-настоящему. Так, чтобы спать до обеда. Потом, может быть, выйти проветриться, сыграть партию в гольф. Хотя бы недельку! Я даже думал сказаться больным, чтобы не ехать в Майами. А тут такой случай… Действительно, поезжай вместо меня! Поживешь в хорошем отеле, раздашь с десяток визиток, оторвешься по полной программе.

– А как же паспорт?

– Возьми мой.

– Мы с тобой не похожи, – говорю я, а потом смотрю на Нельсона и понимаю, что хотя мы с ним, конечно, не близнецы-братья, но мы оба побриты налысо, и у нас у обоих совершенно невзрачные унылые лица, слегка заплывшие жирком… и потом, кто вообще смотрит на фотографии в паспортах?!

Чем больше мы обсуждали эту бредовую идею, тем менее бредовой она нам казалась. Нельсон дает мне свой паспорт и кредитку, а я еду в Майами и создаю видимость, что я – это он.

– А что это будет: ката, шест или отсос? – уточняю я.

– Только ката. У нас все строго: без шеста и отсоса.

В жизни всякого торгового агента, независимо от того, какую компанию он представляет и что именно продает, неизбежно случаются две вещи. Первое: тебя посылают на торговую ярмарку в каком-нибудь жутком немецком захолустье, в крошечном городишке с непроизносимым названием. И второе: тебе приходится усиленно угощать выпивкой тех, кто не прочь угоститься. Это самый начальный уровень. А дальше все будет зависеть от политики компании. Можно ограничиться раздачей каталогов (”чуток подКАТАть клиентуру”), а можно водить перспективных клиентов по стриптиз-клубам (”наблюдать за повадками пташек”), а в правильном городе – и по борделям (процедура “прочистки труб”). Торговля, как сие ни печально, бизнес незамысловатый и неизощренный. Как-то раз моя бывшая компания наняла струнный квартет, чтобы он играл у них в павильоне на выставке-ярмарке. Больше они так не делали.

Мы с Нельсоном еще долго стоим снаружи, никак не можем расстаться. Обозреваем мрачную унылую улицу, в конце которой топчутся шестеро подростков в балахонах с поднятыми капюшонами. Молодежь направляется было к нам, но потом резко сворачивает в прямо противоположную сторону. Это действительно бодрит, когда ты выходишь на улицу в компании старого друга, на которого можно рассчитывать, если что. Нельсон сам никогда не дрался, но и не избегал драки. В совершенстве владея приемом изнурения противника за его собственный счет, Нельсон просто подставлял себя под удары, пока нападавший не утомлялся его дубасить. И хотя его вечно лупили, он ни разу не бросил меня, не сбежал. Ему самому это не нравилось, но он не бросил меня. Ни разу.

– Ну ладно, давай. Береги себя, – говорит мне Нельсон на прощание. – Кстати, имей в виду, комиссионное вознаграждение ты не получишь.

Я возвращаюсь к себе. Мое обиталище угнетает меня даже в лучшие времена, потому что паршивая съемная комната в совершенно паршивом районе просто по определению не может вызвать у человека никаких позитивных эмоций. И потом, человека всегда угнетает, когда он приходит в пустой неуютный дом. Мне не хочется сюда возвращаться. И никому не хотелось бы. Никому.

Как всегда, у подъезда сидит пожилой краснорожий алкаш, сжимая в руке банку с пойлом. Меня всегда поражает, что он еще жив. С таким багровым лицом люди уже не живут. Разница между нами невелика (и сокращается с каждым днем). Но что меня бесит больше всего, у него как-то так получается растянуть деньги, чтобы их хватало на выпивку на всю неделю (а я до сих пор не изжил в себе слабость к еде). Плюс к тому, он доволен и счастлив, и не парится по пустякам. В отличие от всех остальных алкашей, нарков и нищих бомжей – шумных, докучливых и приставучих, – которыми буквально кишит наш веселый район, этот старый синяк просто тихо сидит с безмятежной улыбкой и наслаждается жизнью. Это, знаете ли, раздражает. Да, я выгляжу лучше, и одеваюсь чуть-чуть поприличнее, и мне есть чем заняться в течение дня, но что касается всего остального… в общем, похоже, все идет к тому, что я стану его потенциальным преемником, поскольку в данный момент шансов найти хоть какую-то работу у меня явно не больше, чем у Его Краснорожего Преосвященства. Нет ничего более разрушительного для личности, чем затянувшийся период без работы при отсутствии всяческих перспектив.

Я чуть было не отказался от мысли позвонить Нельсону, потому что, когда все плохо, по-настоящему плохо, как-то не хочется притворяться, что все еще можно исправить. Потому что ты все равно ничего не исправишь. Если тебе ничего не нужно, кроме водонепроницаемого отсека, ты бы еще смог кое-как удержаться на плаву. Но тут возникают вопросы о деньгах, женитьбе, работе, здоровье и собственном доме…

Я не страдаю завышенным самомнением: понимаю, что не блещу интеллектом. Не знаю ни одного иностранного языка, не помню дат великих исторических сражений. Моих познаний в технике хватает только на то, чтобы самостоятельно сменить масло в автомобиле. Я не пою. Не танцую. Откровенно паршиво играю в гольф, но… но я всегда был уверен, что во мне есть какая-то искра, какой-то скрытый талант, пусть даже совсем-совсем скромный. Но, опять же, тогда возникает вопрос. Всякий раз, когда ты возвращаешься в свою паршивую комнату, к своей пропитанной потом постели, у тебя возникает вопрос: если ты такой умный, чего же ты такой бедный? И что ты забыл в этой вонючей дыре?

На самом деле, у меня просто не было выбора, кроме как принять предложение Нельсона. Потому что мне нужно хоть что-то делать. Если бы он предложил мне в течение недели по три раза в день чистить его унитаз, я бы с радостью согласился. Делать хоть что-то – это все-таки лучше, чем не делать вообще ничего. Нельсон, может быть, спас мне жизнь.

Лампочки – это в общественных туалетах. Так мне сказали в мой первый день на работе. Лампы накаливания. Осветительные приборы. Но только не “лампочки”. Во всем остальном работа агента по сбыту в компании, торгующей источниками искусственного освещения, напоминает спринтерский забег, когда сотая доля секунды решает судьбу золотой медали: если ты разбираешься в предмете хоть чуточку лучше, чем твой покупатель, считай, что контракт у тебя в кармане.

Я хорошо делал свою работу. Не блестяще. Не так чтобы великолепно. Но очень неплохо. В детстве и юности я, разумеется, не мечтал стать агентом по сбыту в компании, торгующей осветительным оборудованием, но за пятнадцать лет непрестанных хождений по фабрикам, офисам, магазинам и общеобразовательным школам, где мне приходилось карабкаться на стремянки и производить измерения, я понял, что мне подходит эта работа. А потом наша компания резко пошла в гору, и начальство решило, что им нужен еще один агент по сбыту. Проводить собеседование с соискателями поручили мне.

Некоторые из них явно наслаждались самим процессом. Они с упоением унижались и выворачивались наизнанку, лишь бы их взяли в компанию. Но меня это не возбуждало. Мне не нравилось проводить собеседование с этими, по большей части, приятными людьми, которые так отчаянно стремились получить работу. Потому что я знал: мне придется выбрать кого-то одного, а остальным отказать. Кларинда явилась на собеседование в мини-юбке. Такой короткой, что я не мог на нее смотреть.

Она была из Сингапура. Самая компетентная из всех соискателей. Самая напористая и безжалостная. И в мини-юбке. Осветительный бизнес считается по большей части мужским, и хотя Кларинда была не единственной женщиной в данной сфере, она, безусловно, была самой яркой и привлекательной. А потом, как это всегда и бывает, резкий подъем деловой активности столь же резко пошел на спад. Это очень обидно, когда тебя увольняют с работы, потому что ты вдруг оказался лишним. И обидно вдвойне, когда тебя увольняют, а на твое место берут человека, которого ты сам же и нанял. Я был старше и опытнее, но Кларинда осталась, а я ушел. Или, вернее, меня ушли. Я не думаю, что ее мини-юбка стала решающим фактором – рискну предположить, что дело решило то немаловажное обстоятельство, что Кларинда жила с юристом, считавшимся лучшим в городе специалистом по трудовому праву.