Классно быть Богом (Good to Be God) - Фишер Тибор. Страница 5

Бритоголовый и смуглый. Я бы принял его за турка – водителя автобуса, тренера школьной футбольной команды с Багамских островов или строителя из Перу, если бы не то обстоятельство, что он находился в роскошном отеле, и не его манера держаться, характерная для человека, который пробился наверх, пусть даже и не на самую вершину успеха – не так высоко, как ему бы хотелось, – но все-таки достаточно высоко, чтобы теперь наслаждаться хорошим видом. На высоте, на своей территории. Вполне довольный своим положением.

Вовсе не обязательно быть знаменитым на всю страну гинекологом, но если у человека есть собственный дом, продолжительные отпуска на все праздники, хорошая машина, моторный катер, возможность отдать детей в самую лучшую школу, крупный счет в банке под неплохие проценты, и ему не приходится вкалывать с утра до ночи, значит, он все-таки добрался до некоей вершины, и может теперь сидеть дома и, посмеиваясь, ковыряться в носу. Или возьмем для примера художника, чьи работы не пользуются слишком громким успехом. Он не выставляется в модных галереях, его картины не появляются на обложках журналов, но он очень неплохо устроился преподавателем в художественном колледже и считается достаточно именитым, чтобы хорошенькие студентки сами лезли к нему в постель. Он чего-то добился в жизни, и теперь может позволить себе расслабиться. Конечно, все мы хотим подняться еще на ступеньку выше, получить еще одну большую шоколадку (ну хорошо, только не я), но при этом вся основная работа уже проделана.

Я хотел подойти к нему и сказать: “Давайте знакомиться, мне бы хотелось узнать вас поближе”. Но так не делается. Человек может подумать, что ты педераст. Или сбежал из психушки. И потом, у меня была очень насыщенная культурная программа в компании Реаба сотоварищи. Но взгляд этого человека меня зацепил.

А на следующий день пришло время прощаться. Полицейские разъезжались по домам, а у меня был еще один день в Майами – как я понимаю, на случай, если кто-то из участников конференции тоже задержится, и у меня будет возможность провести дополнительную “обработку” потенциальных клиентов. Я оставляю Реабу все контакты Нельсона. Реаб все еще удручен и расстроен из-за побега Ларри. Он берет свою специальную ложку для тирамису и бормочет с набитым ртом:

– Где я найду еще одного такого красавца?

В холле отеля мы пожимаем друг другу руки. Реаб вдохновенно клянется, что непременно приедет в гости. Мне интересно, как Нельсон воспримет такое явление у себя на пороге. Я смотрю на Реаба и борюсь с искушением открыть ему правду. Потому что это не очень красиво: обманывать человека, который тебе симпатичен. Минут через пятнадцать, когда я выхожу из отеля, Реаб все еще ждет такси. Мне кажется, он меня видит. Но делает вид, что не видит.

Настроение потихонечку портится. Яркие впечатления последних дней, слепящее солнце и волнующие переживания, связанные с восьминогой свирепой зверюгой, тускнеют и блекнут. Неумолимая перспектива отъезда и возвращения домой явно не радует. На самом деле мне не к чему возвращаться. Что ждет меня дома, кроме грязного постельного белья? У нас в стране и так переизбыток агентов по сбыту осветительных приборов. Конечно, не исключена вероятность, что одно из семидесяти заявлений о приеме на работу, которые я написал за последний месяц, было принято к рассмотрению, но что-то я сомневаюсь.

Я уже думал об этом, но теперь объявляю себе официально: я не поеду назад. Я останусь в Майами. Как говорится, помирать, так с музыкой. И с хорошим загаром.

У меня есть пара-тройка друзей, но все они, как и Нельсон, обременены семьей и работой. С ними хорошо встречаться за кружечкой пива в каком-нибудь пабе два раза в год, а больше они ни на что не годятся. У меня вряд ли получится устроиться на работу. Безработный всегда подозрителен. Почему у него нет работы? За что его выгнали с предыдущей? Работу у нас предлагают лишь тем, у кого уже есть работа.

И еще одно немаловажное обстоятельство: хотя я верю в свои способности, руководство компании скорее всего даст работу кому-то, кто моложе меня лет на пятнадцать. Кому-то, кто будет справляться с работой, может быть, и не так хорошо, как я, но все же немногим хуже, и кому они могут платить вдвое меньше, и он все равно будет работать в два раза больше меня. В моем возрасте я уже должен быть ближе к верхушке дерева, сидеть на ветке, болтать ногами и гадить на головы тех, кто внизу.

Я не поеду назад. Пусть меня лучше пристрелят.

Я размышляю о самоубийстве. Давно я об этом не думал. Раньше, бывало, я мог часами обдумывать возможность такого исхода. Собственно, только и делал, что думал о самоубийстве, смотрел телевизор, все дневные программы подряд, и предавался фантазиям о том, как я избиваю Холлиса железным прутом. Главное достоинство самоубийство: это несложно.

А вот жить дальше и как-то барахтаться – уже сложнее. Это требует труда и упорства. И еще надо сообразить, в каком направлении работать. Что проще? Заполнить десятистраничную анкету с заявлением о приеме на работу, причем там всегда есть такие вопросы, которые ты не понимаешь вообще? Переехать на новую квартиру? Записаться на курсы компьютерной грамотности? Получить высшее техническое образование? Изучить тысячу объявлений в колонке “одиноких сердец” в надежде, что там отыщется умная, красивая, скромная и без вредных привычек? Открыть собственный бизнес по производству стильных офисных сувениров и работать по двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю на протяжении шести лет?

Или проглотить упаковку таблеток?

Самоубийство потворствует нашей лени. А лень всегда побеждает, всегда! Рано или поздно, так или иначе. Таков непреложный закон жизни.

И почему бы не покончить с собой, когда у тебя замечательное настроение? Зачем уходить в тоске и печали? Почему не уйти, пока все хорошо? Мне кажется, это хорошая мысль.

Основная причина, по которой я часто думаю о самоубийстве, проста: я знаю, что никогда не решусь на такой шаг. Потому что я трус и слабак.

Но я все равно не вернусь. Лучше умру здесь, в Майами, чем вернусь в этот дряхлый общественный писсуар под названием Лондон. Да, я уже понял, что жизнь не заладилась. Очевидно, я делал что-то не так. И у меня ничего не вышло. Хотя я старался. Пусть даже скромно, почти незаметно, но я все же старался быть честным и благоразумным. Ладно, забудем об этом. Я не знаю, что я теперь буду делать, но об этом давайте забудем.

Иду по Коллинз-авеню и отрекаюсь от здравого смысла. Отвергаю его всей душой. Ощущения фантастические. Отныне и впредь я решительно объявляю нелепыми и смехотворными такие понятия, как надежность, сочувствие, пунктуальность, терпение, настойчивость, прилежание, усердие и стремление делать все правильно. Теперь я буду смеяться над ними всегда. И громко смеюсь в подтверждение своей решимости.

Решаю сделать себе приятное. Может быть, это звучит как-то жалко, но поскольку кредитка Нельсона все еще у меня, а до поездки в Майами я долгое время питался почти исключительно яичницей с хлебом, сейчас я побалую себя неприлично дорогой едой: икрой и гусиным паштетом. Когда сомневаешься, бери икру и гусиный паштет. Это беспроигрышный вариант.

Иду в сторону “Лоуз”. Хотя бы раз в жизни человек должен снять номер в роскошном отеле. Остановившись в роскошном отеле, ты избавляешься от страстного желания остановиться в роскошном отеле. Это так классно: сидеть у бассейна рядом с какой-нибудь мировой знаменитостью, а потом рассказывать всем знакомым, что ты сидел у бассейна рядом с какой-нибудь мировой знаменитостью, – главное,-чтобы с тобой что-то такое случилось. Хотя бы раз в жизни.

И вот что любопытно: чем роскошнее отель, тем наглее обслуга. И если ты не владеешь собственной страной или не входишь в десятку самых знаменитых людей в мире, не жди, что к тебе отнесутся серьезно. Видимо, существует какой-то особый процесс, в результате которого люди, работающие в роскошных отелях, начинают считать себя очень влиятельными и богатыми. Самые лучшие отели – это хорошие трехзвездочные, где всегда замечательный сервис и неизменно приветливый персонал.