Рассказы о потерянном друге - Рябинин Борис Степанович. Страница 15

Пришел один дядька. Хромой, кособокий. И заявляет: «Хочу состоять в бригадмиле». И сам, и пес его — оба какие-то нескладные. Я знал их еще по дрессировочной площадке; он собаку на цепи коровьей водил. Потешный — обхохочешься. Помню, Лидия Ивановна объясняет ему, как надо приучать собаку брать барьер, а он возражает: «Она же у меня усигает, усигает сразу…» Потом вместо команды «Барьер!» стал приказывать: «Сигай!»…

Пришла пенсионерка. У нее — Джек. Она ехала с ним на пароходе. Когда сходили на пристани, какие-то типы затеяли потасовку на берегу. Милиционер растерялся, свистит, а они никакого внимания. Старушечка раззадорилась и, не сморгнув, взяла и скомандовала Джеку: «Фасс!» Он тяпнул за что придется одного, другого — драка прекратилась.

После милиционер требует: «Пройдемте, граждане», — они лежат. Тогда она опять: «Фасс!» Все вмиг поскакали и, тихие, как ягнята, отправились в отделение. Никто не жаловался. А ей настолько понравилось, что она прямым ходом к нам: «Запишите».

Ребятам-пионерам приходится отказывать чуть ли не каждый день. Говорим им: «Подождите, ребята, подрастите…» А они: «Ну да, тогда ловить будет некого!..»

За короткий срок число бригадмильцев-собаководов в нашем районе возросло в несколько раз.

Хочу рассказать, как мы занимаемся с Лидией Ивановной. Заниматься у нее удовольствие, хотя и не просто: очень требовательная. Не отпустит с площадки, пока не добьется своего. Каждого из нас насквозь видит. А уж собак знает прямо-таки на удивление! С одного взгляда определит, как ты обращаешься с животным, грубо или ласково, любишь его или только делаешь вид, что любишь; видит, сытая у тебя собака или голодная. Грубость сразу же пресекает, ибо от грубости недалеко и до жестокости. Знает даже, как с возрастом меняется походка у собаки. У старых боксеров, например, и доберманов за год до смерти появляется иноходь.

От нее я узнал, как по глазам безошибочно определить настроение собаки. К примеру, затеяли игру с поводком. Вырываешь поводок, не даешь его схватить, пес делает вид, что злится, рычит, скалит зубы. А у боксов бывает: вдруг глаза зеленые, ну, тут берегись, переключится на хозяина.

Теперь-то я уж знаю, на собственном Акбаре изучил, что собака испытывает много разных чувств, и все это отражается у нее в глазах и на морде: удивление, радость, смятение души, виновность, злоба, раздражение и все, все. А когда в семье смеются, смеется и Акбар… Порой мне кажется, что Лидия Ивановна знает какой-то таинственный шифр, может не только понимать их, но и разговаривать по-своему, на каком-то только им понятном языке. Кстати, где-то я читал: чувств у животных, возможно, даже больше, чем у нас, у людей.

А уж язык у Лидии Ивановны… право, умрешь! Бритва! Шутку любит. Без шутки часа прожить не может. На все у нее есть меткие сравнения, не хочешь, да запомнишь.

Но если рассердится, должен сказать, прямо кипяток!

Нам все время напоминает: сначала дисциплину привить, потом — злобу. Выполнили все хорошо: «Мерсите вас ужасно», любимая присказка, которая всех приводит в восторг.

Как-то на дрессировочную площадку пришли два пижона в габардинах. Этакие «прынцы» (по Лидии Ивановны выражению). На всех смотрят свысока, осчастливили своим появлением. Лидия Ивановна, как обычно, возьми да скажи: «Мерсите вас ужасно». Они ее на смех подняли, дескать, смесь французского с нижегородским. А она вдруг как сыпанет на чистом французском, они рот раскрыли. Ушли и больше не появлялись.

Да! Чуть не забыл: Лидия Ивановна — первый мастер-дрессировщик у нас в стране. Ей первой присвоено это звание.

Иногда бригадмильцу приходится выделывать прямо-таки головоломные трюки, впору цирковым.

Любопытный случай, потребовавший хорошей спортивной сноровки и от меня, и от Акбара, произошел как-то среди бела дня.

Два милиционера погнались за двумя злоумышленниками. Одного милиционера оглушили; другой продолжал преследование. Эту сцену увидел дворник и по телефону позвонил в отделение. А мы с Акбаром как раз находились там. Вместе с двумя дежурными бросились наперерез беглецам. Расстояние с квартал. Я спустил Акбара. Один из убегавших, как увидел, что навстречу бегут люди с овчаркой, сразу нырнул в ближайший подъезд (там его и задержали милиционеры); другой повертел головой и прыгнул в проходивший трамвай, Акбар — за ним (ход был тихий, трамвай только что отошел от остановки, а двери тогда не закрывались автоматически).

В вагоне, конечно, поднялся крик, гвалт. Пассажиры перепугались. «Безобразие! В трамвае собаками травят!» (Потом, когда разобрались, стали хвалить!) Вор, расталкивая пассажиров, пробежал через весь трамвай, спрыгнул и вскочил в первый вагон; Акбар, не отставая ни на шаг, сделал то же самое. Признаться, даже я не ожидал такого трюка, ну чисто цирк. На площадке задержал. Оказался крупный жулик.

Сколько времени прошло, а я все вспоминаю, как Акбар из одного вагона на ходу прыгает в другой. Я, конечно, за ним… Недолго и шею сломать или попасть под колеса… Да в такую минуту о том не думаешь. Если каждый свой шаг размеривать да взвешивать, прежде чем что-то сделать, пожалуй, так ничего и не сделаешь. Хотя, конечно, отрицать не могу, осторожность и расчет тоже необходимы.

Мы с Акбаром дежурили в отделении, когда позвонили по телефону и вызвали в баню.

Что делать с собакой в бане? Что там произошло?

Оказалось — вот что.

В баню пришел какой-то тип. Здоровый, два метра верняком; только в баскетбол играть. Разделся. Присмотрел чей-то пиджак на скамьях, потом сходил, помылся быстренько и соседское надел. Разделся в одном углу, а одеваться пошел в другой. Номерок на пальто был подвешен под пиджаком — отправился получать пальто.

В это время, на его беду, вышел с шайкой настоящий хозяин, тоже высокий, но не так.

— Прошу простить, вы мою одежду надели…

— Не может быть…

Этот, голый-то, скачет около него с ножки на ножку, шайкой прикрывается, а тот, верзила, пальто уже напялил. Правда, из раздевалки его все же вернули в предбанник.

— Гражданин, вы же надеваете мое пальто…

А тот грудью на него:

— Какое твое?

— Вы же видите, оно вам коротко!..

Ну — скандал. Их окружили. Голые драться не хотят, только преградили дорогу к выходу, не пускают. А тип двоих сбил с ног.

Тут явились мы. Он милиционеру в ухо. Я говорю:

— Гражданин, пройдемте с нами…

— Что-о?!

Трахнул меня в грудь. Я еле устоял.

А Акбар был за спиной. Рванулся он — тот сразу и скис.

— Бери собаку, я пойду…

Пострадавший облачился в одежду похитителя. В отделении переоделись. Я смотрю: что-то мне в облике задержанного показалось знакомым. Пригляделся внимательнее… Шкворень?! Бежал из заключения, и вот не повезло: сразу натолкнулся на Акбара.

Он тоже узнал:

— Надо же было мне на вас напороться, зараза…

— Что — знали друг друга прежде? — поинтересовался дежурный лейтенант, оформлявший протокол.

— Заклятые друзья, — проворчал Шкворень, с ненавистью глядя на Акбара. — Я его с той ночи запомнил. Полшинели тогда с меня спустил. И все в лицо, сволочь, бросается…

Везет мне на этого Шкворня. Может, теперь его упрячут подальше, чтоб дольше не видеться.

Акбар раскрыл преступление!!!

Но — не буду забегать вперед, расскажу по порядку.

В нашем подъезде живет молодой юрист, следователь по особо важным делам — убийствам, крупным хищениям и мошенничествам. Мы с ним часто встречались по утрам, когда я шел на занятия, а он — на работу. Он всегда интересуется Акбаром, нашими бригадмильскими успехами. Он меня и втянул в эту историю.

История, можно сказать, прямо шерлок-холмсовская.

Жила-была на свете старуха, «божий одуванчик», владела домом. Скареда большая: продала дом, и соседи слышали, как она ссорилась с сыном, когда он просил поделиться с ним деньгами.