Фавориты Фортуны - Маккалоу Колин. Страница 107

— Ерунда! — воскликнул царь.

— Софистика! — молвила царица, пожав плечами.

— А ты что скажешь об этом, Сулла? — спросил Никомед у собаки, к которой он стал относиться намного лучше после приезда Цезаря, может быть потому, что Орадалтис больше не использовала пса, чтобы так безжалостно дразнить старика.

Цезарь расхохотался:

— Когда я вернусь домой, я обязательно спрошу его об этом!

После отъезда Цезаря дворец опустел. Два престарелых обитателя бродили по дворцу, сбитые с толку, и даже собака была печальна.

— Он стал нам сыном, которого у нас никогда не было, — сказал Никомед.

— Нет! — решительно возразила Орадалтис. — Он — сын, которого у нас никогда не могло быть. Никогда.

— Из-за моей наследственной предрасположенности?

— Конечно, нет! Потому что мы не римляне. А он — римлянин.

— Может быть, вернее сказать: он — это он.

— Никомед, как ты думаешь, он вернется?

Этот вопрос, казалось, взбодрил царя.

— Да, я верю, что он вернется, — очень твердо ответил он.

Когда Цезарь прибыл в Абидос в октябрьские иды, он увидел обещанный флот, стоявший на якоре: два огромных понтийских боевых корабля, восемь квинкверем, десять трирем и двадцать добротно построенных, но не слишком приспособленных к военным действиям галер.

В письме царя Цезарю говорилось:

Расстояние от Абидоса на Геллеспонте до Анатолийского побережья острова Лесбос севернее Митилены составляло около сотни миль, на что, как сказал старший лоцман, понадобится от пяти до десяти дней, если погода удержится и все корабли будут в хорошем состоянии.

— Тогда нам лучше удостовериться, что сейчас все они в хорошем состоянии, — сказал Цезарь.

Не привыкший к работе с навархом (ибо, как полагал Цезарь, таков его теперешний статус, пока он не прибудет на Лесбос), который настаивал, что его корабли следует тщательно проверить перед отплытием, старший лоцман собрал троих корабельных плотников из Абидоса и тщательно осмотрел каждое судно. При этом Цезарь неотступно следовал за ними, заглядывая через плечо и задавая бесчисленные вопросы.

— Ты не страдаешь морской болезнью? — с надеждой спросил старший лоцман.

— Нет, насколько я знаю, — ответил Цезарь, весело блеснув глазами.

За десять дней до ноябрьских календ флот составом в сорок кораблей вышел в Геллеспонт, где течение — из Эвксинского в Эгейское море — несло их к южному устью пролива у мыса Мастусия на фракийской стороне и дельте реки Скамандр на азиатской стороне. Недалеко от этого места, вниз по течению реки Скамандр, лежала Троя — легендарный Илион, с пепелища которого бежал его предок Эней, спасаясь от Агамемнона. «Жаль, что нет возможности посетить это внушающее страх место», — подумал Цезарь. Потом пожал плечами: что ж, будут и другие случаи побывать здесь.

Погода держалась. В результате флот — все еще в хорошем состоянии — прибыл к правой стороне северного мыса Лесбоса на шесть дней раньше срока. Поскольку Цезарь хотел явиться к месту назначения именно первого ноября, он снова проконсультировался у старшего лоцмана и разместил флот в бухте, расположенной в широком углублении береговой линии Кидонийского полуострова, где со стороны Лесбоса его не было видно. Противник на Лесбосе не волновал Цезаря: он хотел удивить осаждавшую Митилену римскую армию. И натянуть нос Терму.

— Тебе исключительно везет, — сказал старший лоцман, когда флот снова снялся с якоря накануне ноябрьских календ.

— Каким образом?

— Мне никогда не случалось плавать в таких хороших условиях в это время года — вот уже несколько дней стоит хорошая погода.

— Тогда с наступлением ночи мы войдем в любое укрытое место, какое сможем найти на Лесбосе. Завтра на рассвете я возьму самый быстроходный лихтер и поищу нашу армию, — сказал Цезарь. — Нет смысла снимать с якоря весь флот, пока я не узнаю, где именно военачальник намерен его разместить.

На следующий день с восходом солнца Цезарь нашел римскую армию, сошел на берег, чтобы отыскать Терма или Лукулла — любого, кто командует в данный момент. Оказалось, это Лукулл. Терм все еще находился в Пергаме.

Они встретились у того места, где Лукулл наблюдал за постройкой стены и рва через узкую, гористую полоску земли, на которой стоял город Митилена.

[Карта 8 - "Геллеспонт, Пропонтида, Фракийский Боспор, Вифиния, Мизия, провинция Азия и Лесбос"] [8]

Цезаря, конечно, разбирало любопытство. А Лукулл был раздражен, ему сообщили только, что какой-то незнакомый трибун хочет его видеть. Лукулл считал всех незнакомых младших офицеров занудами. Его влияние в Риме возросло с тех пор, как он явил себя преданным квестором Суллы. Лукулл оказался единственным легатом, который согласился идти на Рим в тот первый раз, когда Сулла был консулом. И с тех пор он оставался человеком Суллы — до такой степени, что Сулла доверял ему дела, которые обычно поручались чиновникам, занимавшим прежде преторские должности. Он вел военные действия против Митридата и остался в провинции Азия после ухода Суллы. Он удерживал Азию для Суллы, пока губернатор Мурена занимался неправомочной войной с Митридатом на земле Каппадокии.

Цезарь увидел стройного симпатичного человека чуть выше среднего роста. Он шел немного напряженной походкой. Причиной тому было не физическое недомогание — просто Лукулл о чем-то глубоко задумался. Его нельзя было назвать красивым, но определенно интересным: удлиненное бледное лицо, обрамленное копной жестких вьющихся волос того неопределенного цвета, который называется мышиным. Когда он подошел ближе, Цезарь увидел его глаза — ясные, светлые, холодного серого цвета.

Брови командующего сошлись на переносице.

— Слушаю тебя.

— Я Гай Юлий Цезарь, младший военный трибун.

— Посланец губернатора, я полагаю?

— Да.

— Ну и что? Зачем было звать меня? Я занят.

— У меня для тебя флот, Луций Лициний.

— Флот для меня?

— Тот, который губернатор велел мне взять в Вифинии.

Холодный взгляд остановился на Цезаре.

— О боги!

Цезарь молча ожидал.

— Вот это хорошие новости! Я и не знал, что Терм посылал двух трибунов в Вифинию, — сказал Лукулл. — Когда он направил тебя? В апреле?

— Насколько мне известно, я — единственный, кого он посылал.

— Цезарь… Цезарь… Ты же не можешь быть тем, кому он дал приказ в конце квинктилия?

— Да, это я.

— И у тебя уже есть флот?

— Да.

— Тогда ты должен будешь возвратиться, трибун. Царь Никомед сбыл тебе хлам.

— В этом флоте хлама нет. У меня сорок кораблей, которые я лично проверил на плавучесть. Два больших корабля, восемь квинкверем, десять трирем и двадцать бывших торговых судов, которые, по словам царя, лучше подойдут для зимней блокады, чем легкие беспалубные боевые галеры, — сказал Цезарь, так усердно скрывая при этом свое удовольствие, что Лукулл ничего не заметил.