Фавориты Фортуны - Маккалоу Колин. Страница 136
Путешествие по суше разочаровало Верреса: Писидия и та часть Фригии, через которую он проходил, уже были обчищены полководцами Митридата девять лет назад. Сначала он хотел пройтись вдоль реки Сангарий, чтобы посмотреть, что можно стащить в Пессинунте, но потом решил направиться прямо в Лампсак на Геллеспонте. Здесь он собирался реквизировать один из военных кораблей в качестве эскорта и плыть вдоль побережья Вифинии на хорошем, прочном грузовом судне, нагруженном всем, что он уже нашел и предполагал еще найти.
Геллеспонт — узкая полоса ничейной земли. Формально он принадлежал провинции Азия, но горы Мизии отсекали его со стороны суши. Связан он был больше с Вифинией, нежели с Пергамом. Лампсак — главный порт на азиатской стороне узкого пролива — располагался почти напротив фракийского Каллиполя. Здесь разные армии в разное время устраивали свои лагеря. В силу этого Лампсак превратился в большой и оживленный порт, хотя своим экономическим процветанием он был скорее обязан изобилию вина отличного качества, производимого в районах, далеких от прибрежной полосы Лампсака.
Номинально находясь под властью губернатора провинции Азия, этот город уже давно пользовался независимостью (Рим довольствовался данью). Как и в любом поселении на берегу Средиземного моря, там имелся контингент римских торговцев, которые жили там постоянно. Но правили городом его уроженцы — фокейские греки, которые были самыми богатыми людьми Лампсака. Правда, они не были римскими гражданами, а лишь союзниками.
Веррес старательно изучил все подходящие места на своем пути, так что, когда его посольство прибыло в Лампсак, он очень хорошо знал его статус и статус его руководящих граждан. Кавалькада римлян, въехавшая в портовый город со стороны гор, вызвала волнение, едва ли не переходящее в панику. Шесть ликторов выступали впереди важного римлянина, которого сопровождали двадцать слуг и сотня киликийских кавалеристов. Об их прибытии никто не предупреждал и никто не знал, зачем они прибыли в Лампсак.
В тот год старшим этнархом был Ианитор. Сообщение о том, что римское посольство ждет его на агоре, заставило Ианитора броситься туда бегом вместе с другими старейшинами.
— Не знаю, как долго я здесь пробуду, — сказал Гай Веррес, симпатичный, властный, но совсем не высокомерный, — но я требую надлежащих помещений для себя и моих людей.
Ианитор неуверенно объяснил, что невозможно найти дом, достаточно большой, чтобы вместить всех, но сам он, конечно, может поселить у себя посла, его ликторов и слуг. Остальные будут жить в других семьях. Затем Ианитор представил своих старейшин, включая некоего Филодама, который являлся старшим этнархом Лампсака во время пребывания там Суллы.
— Я слышал, — тихо сообщил Марк Рубрий Верресу, когда они ехали в особняк Ианитора, — что у старого Филодама есть дочь такой красоты и достоинств, что он держит ее взаперти. Ее зовут Стратоника.
Веррес не был похож на Долабеллу в том, что касалось плотских утех. Как статуи и полотна, ему нравились женщины — идеальные произведения искусства, ожившие Галатеи. В результате, надолго уезжая из Рима, он старался обходиться без секса, поскольку не намерен был довольствоваться падшими женщинами, пусть даже и знаменитыми куртизанками вроде Преции. Он не был женат, считая, что жена его должна обладать великолепной родословной и несравненной красотой — этакая современная Аврелия. Поездка на восток была призвана увеличить его состояние и сделать возможным разговор о брачном союзе с какой-нибудь Цецилией Метеллой или Клавдией Пульхрой. Конечно, лучше всего была бы Юлия, но все Юлии уже разобраны.
Таким образом, несколько месяцев кряду Веррес вынужден был поститься. Не ожидал он кого-нибудь встретить и в Лампсаке. Но Рубрий задался целью выяснить слабости Верреса — помимо его страсти к произведениям искусства — и уже навел справки, как только посольство въехало в город. И он разведал, что у Филадома имеется дочь Стратоника, равная самой Афродите.
— Узнай подробнее, — резко приказал Веррес.
Подходя к дому Ианитора, где старший этнарх ждал гостя лично, чтобы приветствовать его, римлянин изобразил на лице самую обворожительную из своих фальшивых улыбок.
Рубрий кивнул и прошел вслед за рабом в отведенные ему комнаты в другом доме. Эти помещения были намного хуже, чем комнаты Верреса. В конце концов, Рубрий был самым младшим клерком, без посольского статуса.
После обеда в тот вечер Рубрий опять пришел в дом Ианитора, чтобы лично поговорить с Верресом.
— Хорошо устроился? — спросил Рубрий.
— Более-менее. Конечно, не римская вилла. Жаль, что среди богатых жителей Лампсака нет ни одного римского гражданина. Ненавижу общаться с греками! Они слишком просты, на мой вкус. Этот Ианитор питается исключительно рыбой — хотя бы яйцо или птица на обед! Но вино великолепное. Как продвигаются дела со Стратоникой?
— С большим трудом, Гай Веррес. Кажется, девица — образец всех добродетелей, но это, вероятно, потому, что ее отец и брат сторожат ее, как Тигран сторожит женщин в своем гареме.
— Тогда я должен отобедать в доме Филодама.
Рубрий энергично затряс головой:
— Боюсь, ты ее не увидишь, Гай Веррес. Этот город до мозга костей греческий. Женщин семьи гостям не показывают.
Две головы — медово-золотистая и черная с проседью — приблизились друг к другу, и разговор продолжался уже шепотом.
— Мой помощник Марк Рубрий, — сказал Веррес Ианитору после ухода Рубрия, — плохо устроен. Я требую для него лучших помещений. Я слышал, что после тебя следующий по значению человек — некий Филодам. Пожалуйста, проследи, чтобы Марка Рубрия переселили в дом Филодама завтра же утром.
— Мне не нужен этот червяк! — гневно прервал Ианитора Филодам, когда Ианитор передал ему пожелание Верреса. — Кто такой этот Марк Рубрий? Грязный, маленький римский писец! В былые дни в моем доме останавливались римские консулы и преторы — и даже сам великий Луций Корнелий Сулла, когда он последний раз пересекал Геллеспонт! Я никогда не пускал в свой дом ничтожеств, даже будь это Гай Веррес! В конце концов, Ианитор, кто он такой? Просто помощник губернатора Киликии!
— Пожалуйста, Филодам, пожалуйста! — умолял Ианитор. — Ради меня! Ради нашего города! Этот Гай Веррес — мерзкий человек, я нутром это чувствую. Но его сопровождает сотня всадников. Во всем Лампсаке мы не сможем набрать и половины таких опытных, профессиональных солдат.
Филодам сдался, и Рубрий перебрался в его дом. Но вскоре Филодам понял, что допустил ошибку, поддавшись на уговоры. Рубрий не пробыл в доме и нескольких минут, как потребовал, чтобы ему продемонстрировали знаменитую дочь-красавицу, а когда ему отказали, принялся рыскать по всему дому. Когда же поиски не увенчались успехом, Рубрий кликнул Филодама, словно тот был его слугой:
— Сегодня вечером ты дашь обед в честь Гая Верреса, и постарайся, чтобы на столе была не только рыба! Сама по себе рыба хороша, конечно, но человек не может питаться исключительно ею. Поэтому я хочу, чтобы были поданы ягненок, курица, другая птица, много яиц и очень хорошее вино.
Филодам сдержался.
— Но это было нелегко, — признался он потом своему сыну Артемидору.
— Их интересует Стратоника, — пояснил разгневанный Артемидор.
— Я тоже так думаю. Они так стремительно всучили мне этого болвана Рубрия, что у меня не было возможности удалить ее из дома. А теперь я не могу этого сделать. У входа и задних ворот постоянно крутятся римляне.
Артемидор хотел присутствовать на обеде в честь Верреса, но отец, глядя на его разгневанное лицо, понял, что присутствие сына лишь ухудшит положение. После длительных уговоров молодой человек согласился уйти и поесть где-нибудь в другом месте. Что касается Стратоники, лучшее, что могли сделать отец и сын, — запереть ее в комнате вместе с двумя сильными слугами.
Гай Веррес прибыл со своими шестью ликторами, которые были поставлены у входной двери. Часть солдат послали сторожить задние ворота. И не успел римский посол удобно устроиться на обеденном ложе, как потребовал, чтобы Филодам привел свою дочь.