Превращение духа - де Куатьэ Анхель. Страница 27
"Там хорошо, где нас нет!" — говорите вы, женщины, таков ваш принцип. И когда окажетесь вы там, где вас не было, скажете то же, что говорили вы прежде. Долго ли ещё будете вы скитаться, гонимые страхом? Кто напугал вас, если не вы сами? Почему не скажете: "Там, где нас нет — нас нет!"?
Что ж не прислушаетесь вы к себе, когда говорите вы: "От добра добра не ищут!"? Разве может быть добро больше, чем оно есть? Разве то добро, которого нет, больше того, что есть? Разве нужно вам что-то, кроме добра?
Беда женщины в том, что мужчина ищет в ней не женщину, но мужчину. Зачем, женщины, потворствуете вы глупости, что приносит вам боль? Хоть бы не приносила она вам боли, но ведь приносит! Когда же перестанете вы казаться и станете?
Когда скажете вы мужчине своему: «Не попутчик я твой, не дорога я для тебя, но дом!» Разве же не будет благодарен скиталец за кров? Что ж боитесь вы благодарности, а возмущение вызываете?
В том беда женщины, что мужчина перестал быть мужчиной. Мужчина должен быть эгоистом: должен оплачивать он желания свои из собственного кармана. Плох мужчина, который торгуется, но дважды плох мужчина, который торгуется, словно женщина.
Не только за неё, за женщину, но даже и за себя, за мужчину, не в силах ответствовать теперь мужчина, ибо не стал он ещё эгоистом. Что же вы, женщины, не видите эгофилии его? Что ж потакаете ей? Когда ж станете вы мужчине женщиной, а матерью сыну, но не наоборот?
Беда женщины в том, что она считает себя бесценной, ибо знают мужчины, что всегда могут купить её. Беда женщины в том, что себе она лжёт, когда говорит, что не имеет цены, ибо в пространстве лжи теряется лгущий.
Беда женщины в том, что считает она себя равной мужчине. Соревноваться — значит, не быть женщиной. Не радоваться тем единственным способом, что дан тебе, — значит не радоваться вовсе. Но что есть большее, чем радость? На что променяли вы счастье своё, женщины? Зачем равенство печали вам с мужчинами?
Беда женщины в том, что не знает она, — ребёнок, ребёнок невидимый, ребёнок не рождённый ещё, ребёнок потенциальный скрыт в существе её. Чаша всегда чаша, даже если она пуста. Прольётся вода, если нет для неё чаши, но берегут не чашу, а воду, иначе зачем тогда чаша? Не знает этого женщина, оттого и несчастна!
Беда женщины в том, что не видит мужчина ребёнка, которого женщина охраняет в существе своём. Укоряет женщину он в корысти, ибо не видит мужчина, что не для себя, но для ребёнка, скрытого в существе её, корыстна женщина. Кто ж скажет об этом мужчине, если не женщина? Чего же боитесь вы, уже осуждённые?
Мужчина жесток, но не жёсток, оттого-то он и жесток, что обороняет ранимое. Но крепка цитадель женщины, крепка и невидима! Катается она под мужскими пальцами, подобно алмазу прозрачному в жерновах глиняных, и сокрушаются те, что не могут раздавить её. Женщины живут дольше! Беда женщины в том, что манит её мужчина в заоблачные дали миражей своих. Но куда идти женщине, когда ребёнок слабый скрыт в существе её? Не за мужчиной идёт женщина, но за тем, кто защитит ребёнка её. Но не знает женщина, что не знает мужчина о том ребёнке малом, что сокрыт в существе её.
Не знает мужчина и о стремлениях женщины, о том, что действительно она хочет, а потому будет он осуждать её, ибо слеп и глух, потому что другой. Не знает мужчина, что не может женщина разделить стремлений его, ибо одно стремление у неё — это ребёнок. Мужчина же только свои стремления знает. Как знать ему о существе женщины, которое есть уже и не может потому быть стремлением?
В том беда женщины, что желание своё принадлежать мужчине, желание, в котором находит она самое само, называет она «повиновением». Тот, кто не задирал головы, не узнает и унижения поклона. Зачем же задирали вы головы свои, женщины, разве мало вы видите, самое само созерцая?
Слишком долго слушала мужчин женщина, слишком долго они говорили с ней! Много ли надо, чтобы женщина поверила? Непонимающий согласится быстро с тем, кто говорит, что он знает. Но много ли понимают мужчины? Плох тот, кто не понимает, но в два раза хуже тот, кто думает, что понимает, не понимая.
Всегда два голоса в ней, в женщине, — её голос и ребёнка, скрытого в существе её. Но удивляется мужчина сердито, когда не может понять разговора её, ибо не знает он о ребёнке, что скрыт в существе женщины, и что не для себя, но с ним живёт она, с ним только и разговаривает, вдвоём они говорят, перебивая друг друга!
Власть мужчины, что игрушка в руках ребёнка. Будет он плакать, когда потеряет игрушку свою, и боится он потерять её. Нет худшей доли! Нужна ли игрушка вам, женщины? Что же лучше: быть королевой в рабстве или в рабстве — королевой? Помните, отвечая, «рабство» здесь — только оценка!
В том беда женщины, что верит она и не верит одновременно. Она верит за себя, но не верит за ребёнка своего, скрытого в существе её. За него, за ребёнка, принуждена она быть настороже. Что ж винить в этом мужчину?
Не мужчине, но женщине нужен ребёнок. Зачем же говорите вы, женщины, что не нужны вам дети? Так вы хотите купить любовь мужчины? Шантаж глуп, но и вовсе безумен он, когда шантажируют самоубийством!
А мужская любовь — опостылит вам, женщины, ибо превращается мужчина любящий в щенка скулящего. Вы же молящих не любите, ибо как может быть он защитником и опорой вам, если смотрит на вас, как на вазу хрустальную, и дышать боится.
Нет, женщины, от мужчин таких отвращение едкое сводит скулы ваши! Ибо не такого отца ищете вы для ребёнка вашего, что скрыт в существе вашем! И хочется вам кричать, но не от страсти кричите вы, что снедать может вас, словно пламя безудержное, но от невыносимости глядеть на мужское бессилие!
Но и самца похотливого не хотите вы, женщины, ибо не похоти, но силы ждёте вы от мужчины вашего! Когда ж увивается он за вами, когда глазёнки блестят его, то не зверь беспощадный говорит в нём, а падальщик! Как же вам отвратителен его трупный запах! И как он пятится гнусно, звука петард испугавшись, моля небеса о пощаде! Нет, только презрением можете наградить вы это жалкое подобие мужества!
Однако же вот что скажет вам Заратустра, если должен сказать:
"Счастлива женщина тем, что может быть женщиной, но не знает она о своём счастье!
Счастлива женщина тем, что нет ей нужды быть мужчиной, но не верит она счастью своему!
Счастлива женщина тем, что есть ребёнок у неё, пусть и скрытый, которого она хочет, но не знает женщина о счастье своём!
Счастлива женщина тем, что живёт вечно в детях своих, но не знает она о своём счастье!
Счастлива женщина тем, что может она отдаться и может довериться, ибо грезит об этом, но не знает женщина о своём счастье!
Счастлива женщина тем, что нет нужды ей бороться за то, что нельзя не потерять, но не знает женщина о своём счастье!
Счастлива женщина тем, что нет в ней ни предела, ни границы, ни цели: нет нужды ей идти, воевать и разочаровываться! Но и об этом не знает женщина!
Счастлива женщина, когда слышит мужской шёпот, не разбирая слов, но отрекается она от счастья своего ради миражей!"
От чего ж сердитесь вы на Заратустру, что не хочет он говорить с вами? — Ибо знает он, обманутые, не шёпот его хотите вы слушать, но речи его.
"Что же в речах Заратустры, кроме желания близости?" — спросите вы. Так и есть, но с женщинами речи эти разделяют его!
Вы же не знаете границы, не заметите вы и подвоха, что так неприятен мне. Не хочу я обманывать вас, хоть и рады были бы вы обмануться. Не обмана, но силы должны искать вы, женщины!
Вам я дам силу свою, если захотите вы быть возлюбленными только, но не любимыми. Помните, что если любит мужчина, то любит он, как мужчина, а потому как любить ему женщину? Рассказывали сказку вам про журавля и лисицу, да, видно, не поняли вы её!
Только возлюбленной может быть мужчине женщина, и то много больше, чем любовь мужчины к своему «Я», которую полагает он за любовь свою к женщине! И потому всё было бы вам, женщины, если бы хотели вы быть только возлюбленными, но счастья своего не знаете вы!