Белогвардейщина - Шамбаров Валерий Евгеньевич. Страница 42

Немецкие власти признали Дон. Начали поставлять винтовки, орудия, боеприпасы — на чисто деловой основе. За винтовку с 30 патронами — 1 пуд (16 кг) зерна. Такой дешевизне можно не удивляться, т. к. оружие было русское, захваченное на фронтовых складах. Курс германской марки был установлен в 75 коп. донской валюты, и в Ростове образовалась Доно-Германская экспертная комиссия по товарообмену, начались поставки сахара с Украины.

На этом бы Краснову остановиться, вряд ли кто-то упрекнул бы его в вынужденной "германской ориентации". Но политик он был недалекий, поэтому наломал дров. Написал Вильгельму второе письмо. Просил признать право на самостоятельное существование не только Дона, но, по мере освобождения, Кубанского, Терского, Астраханского войск и Северного Кавказа. Кроме того, просил у Вильгельма содействия, чтобы Украина вернула Дону Таганрогский округ, а Россия отдала "по стратегическим соображениям" Воронеж, Камышин и Царицын с окрестностями, для чего приложил карту на Вильгельмово утверждение. И просил оказать давление на Москву, чтобы установить между ней и Доном мирные отношения. Взамен обещал полный нейтралитет в мировой войне, "не допускать на свою территорию враждебные германскому народу вооруженные силы", гарантировал право преимущественного вывоза избытков продовольствия, экономические льготы.

Понятно, что это было уж слишком. Атаман сам просил иноземного императора, виновного в победе большевизма, полноправно, в качестве хозяина, решать русские дела и кроить русские земли, а от освобождения России на деле отрекался — лишь бы Дон не трогали. Да и сами письма были составлены в таком стиле, будто Краснов соскучился по прежней лейб-гвардейской службе и готов с умилением тянуться в струнку перед любой коронованной особой. Стараниями генерала А. Богаевского письмо увидело свет, вызвав бурю общественного возмущения. Кубанское правительство, на согласие с которым сослался Краснов, официально отреклось от такового.

А атаман продолжал грубые политические «ляпы». Он писал, например, фельдмаршалу Эйхгорну:

"В настоящее время я занят подготовкой общественного мнения к активной борьбе с чехословаками, если бы последние вздумали перейти границы земли Войска Донского… Если бы Вы помогли Донскому войску окрепнуть в полной мере, Вы могли бы быть спокойны за Ваш тыл на Украине и за Ваш правый фланг в том случае, если бы державы Согласия восстановили Восточный фронт. Мы угрожали бы их левому флангу".

Отношения с другим соседом, Украиной, начались неважно. В первом же письме Скоропадскому атаман указал, что украинцы неправильно определили свои границы. Еще значительная часть Дона была под большевиками, а уже дошло до открытых боев с гайдамаками. Под Старобельском в сражении с украинцами полегла половина 12-го казачьего полка. Особенно остро стоял вопрос о Таганроге. Дон цеплялся за его заводы и шахты Таганрогского округа, Украина — за «мост» на Кубань, родственную по языку. Под давлением немцев спор был решен мирно в пользу Дона. Для Германии было выгоднее отрезать «мост» на занятую красными Кубань казацкими полками. После этого тесные экономические и политические отношения между Киевом и Новочеркасском стали налаживаться. Причем даже в договоре с Украиной Дон обязался

"…не заключать союзов, могущих вредить Украине и Центральным державам, и не оказывать помощи чехословакам".

С одной стороны, Краснов всеми силами укреплял Всевеликое Войско Донское, с другой стороны — рыл и ему и себе глубокую яму.

Здесь же, на Дону, расположилась Добровольческая армия. Разведка доносила Деникину, что огромное количество большевистских грузов, эвакуированных с Украины и Дона, скопилось на железной дороге Ростов — Тихорецкая, закупорив все станции. Поезда с оружием, боеприпасами, обмундированием — со всем, чего остро не хватало белогвардейцам. Деникин приказал организовать набег. 8.05 армия тремя колоннами вышла на Кубань. Отмахав форсированным маршем больше ста километров, на рассвете 9-го бригады Богаевского, Маркова и Эрдели атаковали станции Крыловская, Сосыка и Ново-Леушковская. Заняли их после жаркого боя, захватили военные запасы, испортили пути, взорвали бронепоезда и навели среди красных дикую панику. Сюда начали со всех сторон стягивать войска, приняв вылазку за новое наступление. Но белогвардейцы боя не приняли и отошли на Дон, уводя длинные обозы с трофеями и несколько сот кубанских казахов, мобилизованных красными.

13.05 добровольцы стали на отдых в Егорлыкской и Мечетинской. В Новочеркасск отправили раненых. Армия приходила в себя после боев. Вливались новые пополнения — отряд Дроздовского, группы и одиночки. Те, кто пережил большевистское нашествие на Дону. Ехали с Украины. Пробирались из России: по фальшивым документам или тайком пересекали линию немецкой оккупационной зоны под Белгородом или Оршей — там была мирная, спокойная граница. Привозили жуткие рассказы о том, что творится в центре. Были, хотя и немного, такие, кто уходил из армии, надломленный походом. Марков прямо сказал своим подчиненным:

"Я слышал, что в минувший тяжелый период жизни армии некоторые из вас, не веря в успех, покинули наши ряды и попытались спрятаться в селах. Нам хорошо известно, какая их постигла участь, они не спасли свою драгоценную шкуру; если же кто-либо еще желает уйти к мирной жизни, пусть скажет заранее. Удерживать не стану. Вольному — воля, спасенному — рай и… к черту".

Во взаимоотношениях Всевеликого Войска Донского и Добровольческой армии камнем преткновения стала Германия. Донцам никак нельзя было с ней ссориться, а добровольцам никак нельзя было с ней мириться. Не только из-за рыцарской верности союзникам. Не только из-за невозможности забыть, как немцы отравили народ, запустив в Россию и вскормив большевиков. Дон, связанный с определенной территорией и 5-миллионным населением, вынужден был блюсти сегодняшние насущные интересы. Деникин и Алексеев должны были учитывать перспективу. Мировая война шла к концу. Удержаться на русских и украинских поставках, двинуть все силы на запад, разбить Францию и немедленно заключить выгодный мир — было последней ставкой Центральных держав. Но, учитывая огромный потенциал США и отмобилизовавшиеся силы Англии, конечный итог обещал быть в пользу Антанты.

А за войной последует мир, новые изменения границ, новые договоры и соглашения… В 1914–1915 гг. Россия ценой многочисленных жертв спасла Францию от разгрома в битвах на Марне и под Верденом, в 1916 г. спасла Италию. Не только Россия была должна союзникам по займам и кредитам. Они тоже были ее крупными должниками — ив политическом, и в военном плане. После сепаратного мира Совдепии и Украины с Центральными державами Добровольческая армия, оставшаяся единственной правопреемницей старой России, осталась и единственной держательницей союзнического векселя. Пойти на мировую с немцами значило разорвать этот вексель, добровольно исключить Россию из числа стран-победительниц со всеми последствиями. Мало того, Россия тогда могла бы рассматриваться как союзница Центральных держав и подвергнуться тяжкой участи проигравших наравне с ними. Тогда послевоенный мир мог бы перекраиваться за ее счет. Вожди Добровольческой армии собирались просить не милостыню, а долг. Долг, являвшийся в тот момент одним из главных капиталов разрушенной России. Вот и нужно было этот капитал сберечь.

После избрания атаманом Краснова Деникин и Алексеев встретились с ним в станице Манычской. Переговоры проходили туго и неприятно для обеих сторон. О подчинении донской армии Деникину не могло быть и речи: казакам опасно было иметь антигерманского военачальника по соседству с германскими дивизиями. Краснов предложил Деникину наступать на Царицын, передав ему при этом в подчинение войска Нижне-Чирского и Великокняжеского районов. На первый взгляд план сулил богатые перспективы, выводя белых к волнующейся Саратовской губернии, позволяя получить царицынские артиллерийские заводы, военные склады, открывая путь к Дутову и уральским казакам. Но по многим соображениям он был неприемлем.