Сага о Хелоте из Лангедока - Хаецкая Елена Владимировна. Страница 75
Этот зверек и источал странный медвяный аромат. Засмеявшись, Хелот сунул руку под шкуры и вытащил маленького проказника. Шевеля усами и глядя на человека черными немигающими глазками, зверь задвигал носом: принялся изучать новые для себя запахи.
Два или три таких же зверя, среди них один был почти коричневым, а другой белоснежным, промчались по залу и сгинули, топоча коготками, где-то в недрах замка. Еще одна усатая мордочка неожиданно высунулась из-за плеча женщины, – видно, зверек сидел, пристроившись у нее за спиной на спинке кресла.
Хелот вспомнил наконец, где он видел таких зверьков, – на гербе Греттира. Королевский горностай. В роду Датчанина были когда-то короли.
Горностай увлеченно жевал руку Хелота. Он проделывал это с изрядной долей спешки, опасаясь, видимо, что человек передумает и отберет руку. Так и произошло, когда горностай тяпнул слишком сильно.
Женщина отложила в сторону дощечку, согнала с плеча горностая, и ее светлые глаза встретились с темными глазами Хелота. Она спокойно улыбнулась:
– Добро пожаловать в замок Аррой.
– Благодарю, госпожа.
– Мое имя Имлах, Не называй меня «госпожа». Ты – дакини, и я тебе не госпожа.
Хелот призадумался. Он уже не в первый раз слышал это слово, и оно сбивало его с толку.
– Ведь ты дакини, мы не ошиблись? – настойчиво продолжала женщина.
– Если бы я знал, что это такое, Имлах, в мой ответ не вкралась бы ошибка.
Она прищурилась, с откровенным интересом разглядывая своего гостя.
– Коли не правишь своим незнанием, объясню. Скажи, ведь ты и я – мы с тобой разных корней?
Хелот кивнул и торопливо добавил:
– Если вас это не обидит, госпожа Имлах, мне почему-то сразу так и подумалось.
– Верно, – согласилась она. – Вот смотри. Этот мир называется Аррой. Это старый мир, очень старый. И время здесь медленное, тягучее. Мы живем долго, века, даже больше. У нас медленная жизнь. Как мед, капающий с ветки... В мире Аррой много народов. – Она подняла руку и растопырила пальцы, загибая один за другим. – Лесной Народец, они называют себя попросту Народ. Хозяева леса Аррой. У них белые волосы и гордый нрав. Коварны они, но и благородны, если уж на то пошло.
Хелот имел свое мнение по поводу благородства Лесного Народа, но решил пока попридержать его про себя. Имлах загнула второй палец:
– Далеко от нас живут гномы, Горный Народ. Да воссияет ярче свет Истарь за то, что их нет в лесу Аррой! Я говорю тебе о них лишь для того, чтобы ты не перепутал Народ с гномами. Отомстят так, что костей потом не найдут, да и искать некому будет. У гномов – свои пути, своя мудрость, свое вероломство. Забудь о них.
– А вы, госпожа Имлах? – спросил Хелот. – Как называется ваш род, чтобы мне впредь не допустить невежливости?
– Не «госпожа» Имлах, а просто Имлах, – поправила она.
– И не во мне дело, дело в бароне, хозяине замка, ибо он из рода великанов. Нет племени у них, одиноко селятся великаны, ибо так велики, что незачем им сбиваться в кучу. Теленн Гвад – его имя.
Неожиданно для себя Хелот понял, что из этого объяснения, отнюдь не блиставшего четкостью характеристик, ему стало все предельно ясно. Он действительно был ДАКИНИ, существом для здешних обитателей чужим и, возможно, опасным.
– Как твое имя, дакини? – спросила Имлах. В ее устах это прозвище не звучало оскорблением, хотя Хелот подозревал, что такое здесь встретишь нечасто.
– Хелот из Лангедока, так меня зовут, – ответил он.
Имлах призадумалась.
– Из Лангедока... – повторила она. Обеими руками притянула к себе свиток, бережно развернула его, уставилась в написанное, потом подняла к Хелоту глаза.
– Ты можешь встать и подойти ко мне? – спросила она. – Если еще слаб, то лежи.
– Я постараюсь, – ответил Хелот. Он начал было выкарабкиваться из своего мягкого ложа, когда Имлах предостерегла его:
– Только будь осторожен. Я лечила тебя своим новым заклинанием и не вполне уверена в том, как оно подействовало. То есть ты, конечно, жив и, кажется, сохранил здравый рассудок, но я не могу сказать наверняка, какими могут оказаться побочные действия.
Хелот, заметно побледнев, поднялся на ноги. Имлах снова уткнулась в свиток. Когда он сделал несколько . шагов, она пробормотала себе под нос:
– Да нет, вроде бы с тобой все в порядке Хелот приблизился к столу и ухватился за край дубовой столешницы.
– Вот, смотри, – сказала Имлах, поворачивая к нему свиток. – Самая подробная карта нашего мира. – Ее длинный палец с розовым ногтем в «счастливых» пятнышках уперся в извилистую синюю ленту, пересекавшую почти всю карту. – Это Великая Река Адунн. Вот Аррой. Где Лангедок, покажи?
Хелот склонился над картой. Странная женщина – великанша, раз она так уж настаивает, – называла ему на те места, где, по мнению Хелота, должны были быть расположены болото Дальшинская Чисть и город Ноттингам. Он вгляделся в витиевато выписанные латинские названия, силясь отыскать Ноттингам, но тщетно. Такого наименования на карте попросту не было.
Имлах с любопытством покосилась на него:
– Так где твой Лангедок?
– Здесь не обозначено... Наверное, слишком далеко отсюда. Где-то на юге. Я другого не понимаю; где Ноттингам? Я был в нескольких часах езды от этого города, когда сбился с дороги.
– Как ты сказал? Ноттингам? Ты что-то путаешь, Хелот-дакини. Города с таким названием нет.
У Хелота вдруг потемнело в глазах, и, чтобы не упасть, он вцепился в подлокотник кресла. Имлах тотчас встала, поддержала его под руку.
– Садись-ка, – сказала она. – Прости, я совсем забыла, что ты еще не окреп.
Хелот рухнул в предложенное ему кресло. Из-под стола в тишине донесся яростный хруст – там явно что-то грызли. Имлах пошарила на полу и выволокла еще одного горностая. Прижимая к голове круглые белые ушки, зверек крепко держал в зубах полу– обглоданную птичью кость.
– Лаймерик! – крикнула Имлах, заполнив своим звучным голосом весь огромный свод.
На противоположной стороне большого зала немедленно раскрылась дверца, до сих пор не замеченная Хелотом. Оттуда, прихрамывая, важно выступил маленький человечек. Судя по всему, он принадлежал к Народу. Длинные белые волосы человечка были тщательно заплетены в множество тонких косиц, и одет он был весьма щегольски и вычурно. Приблизившись к Имлах, он замер, скрестив на груди руки.