Северная Пальмира. Первые дни Санкт-Петербурга. - Марсден Кристофер. Страница 56

Не будем здесь пытаться описывать внутренние помещения Екатерининского дворца. Чтобы сделать это, пришлось бы предварительно провести экскурс в столетия истории русского двора, описать перемену вкусов и изменения интерьеров за эти столетия. Помещения дворца — на протяжении различных периодов — подробно описаны Лукомским и Вильчковским. Рео замечал, что дворец представляет собой смешение многих стилей; давайте, проходя первые комнаты, на мгновение представим эту волнующую смесь, которую когда-то представлял собой дворец, — поскольку в наши дни только в этих первых помещениях многое осталось от первоначального замысла Растрелли. Позднее мы рассмотрим и прочие помещения, интерьер которых создавал для Екатерины Камерон, — но в данное время нас интересует Елизаветинская эпоха.

Во дворец можно войти со стороны церкви. Стараясь не замечать ради исторической последовательности Стасовскую лестницу 1843 года, с панелями Юбера Робера, украшенные Камероном апартаменты Елизаветы Алексеевны, супруги Александра I, Парадную голубую гостиную и затем Китайскую голубую гостинию (где находится замечательный портрет Елзаветы Петровны в костюме Флоры — как утверждает Бенуа, работы Каравака), мы попадаем в Предхорную, откуда дверь ведет во Дворцовую церковь.

Здесь тоже сохранилось многое от первоначального вида дворца. В церкви много позолоты и блеска, ярких красок и декоративных завитков, столь характерных для деревянной резьбы елизаветинских времен. Нижняя часть украшений особенно выделяется ярким цветом; этим цветом выкрашена вся поверхность стен, где нет изображений или позолоты. Первый камень в основание церкви был заложен до того, как строительством занялся Растрелли, в 1745 году, когда работами руководили Квасов и Чевакинский. В 1747 году, за несколько лет до начала перестройки всего дворца, над церковью начинает работать Растрелли. Во время пожара 1820 года, уничтожившего большую часть внутреннего убранства дворца, обнажилась следующая надпись:

 «Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа, основася сiя Церковь вм?ст? вчестъ и память Святоноснаго Христова Восресенiя при державъ Благочестив?йшiя Самодержавн?йшга Великiя Государыни Императрицы Елисавет? Петровн? Самодержиц? Всероссiйской и Насл?дник? Ея внук? Петра Великаго Благов?рномъ Государ? Великом Княз? Петр? ?еодорович? и супруг? Его Благов?рной Государын? и Великой Княгин? Екатерин? Алекс?евн? при святительств? же Господина Преосвященн?йшаго ?еодосiя Архiепископа Санктъ-Питербурхскаго Шлюссинбурхскаго и Архимандрита Троицкаго Александровскаго. В л?то 1745 г. Августа 8 дня».

При руководстве Растрелли и Чевакинского в украшении церкви приняло участие большинство лучших архитекторов-декораторов того времени. Дункер изготовил резьбу; в 1760 году он получил 6200 рублей за свою работу над иконостасами. Георг Грут начал роспись потолка; когда он скончался в 1749 году, его работу продолжил Валериани. Каравак, Пересинотти, Тарсиа, Иоганн Георг Вебер [41], Антропов, Федот Колокольников, Степан Иванов и Иван Вельский (1719—1799; ученик Жилорамо Бона) были среди тех, кто украшал иконостасы и другие части церкви. Франсуа Ле Принс, брат художника, занимался позолотой — как в церкви, так и во всем дворце.

Иконостасы, которые, естественно, составляют главную часть церкви, заслуживают подробного описания. Когда смотришь через большие внутренние створчатые окна, что глядят от галереи вниз на иконостас и внутренний синий зал церкви (занимающий высоту всего здания — то есть три этажа), то даже теперь, когда отблеск свечей не играет на позолоте, а дым кадил не поднимается к окнам, все еще получаешь очень сильное впечатление от этой жемчужины религиозного культа — даже сознавая излишество и абсурдность ее украшений. Ведущая в храм дверь с полукруглым верхом имеет по бокам две коринфские колонны. Кроме этих колонн, украшенных сверху спиральными гирляндами, имеется еще ряд колонн, несколько сзади. Эти колонны поддерживают округлый фронтон, в центре которого находится орел, окруженный короной из вырезанных и позолоченных расходящихся лучей, а также херувимами. К аркам фронтона прислонились два ангела с распростертыми крыльями. Бронзовые позолоченые двери иконостаса сделаны с редким мастерством. На каждой из двух дверей по три медальона; на каждом медальоне — рисунок на какой-либо религиозный сюжет. Над уровнем фронтона находится второй ордер, более простой и менее рельефный, но повторяющий основные линии первого. За колоннами идут пилястры, между которыми располагается икона «Вознесение Девственницы», выше которой, за фронтоном, находится икона «Распятие». Стены с каждой стороны иконостаса разрезаются по горизонтали фризом; в нижней части размещаются картины, вплоть до нижней фигурной двери; оставшееся место занято двадцатью четырьмя другими картинами в медальонах различной формы.

Церковь была освящена 30 июля 1756 года. В галерее, ведущей в апартаменты императрицы, мы видим все тот же синий фон и позолоченные украшения в форме облаков, херувимов, камней, яйцеобразных овалов, гирлянд, растений, цветов, цветочков — и того, что Теофиль Готье называл «цикориями»; цикории изображены в виде очень пышных кустов.

Минуя два перехода, мимо Китайской гостиной, через опочивальню Елизаветы Александровны — выполненную Камероном в бело-зеленой гамме, — через Музыкальную комнату и Зеленую столовую, с ее классическими рельефами на светло-зеленых стенах, через Овальную комнату, в кабинет Александра I и дальше в его спальню, которая когда-то принадлежала Елизавете Петровне, а позднее Екатерине. Здесь сохранились некоторые украшения Растрелли. Прекрасный альков для кровати, с колоннами, увитыми гирляндами, херувимами, богинями и кариатидами до сих пор несет на себе монограмму Елизаветы. Потолок расписан Алексеем Вельским (1730 — 1796), который, как и его брат Иван, был учеником Бона. На потолке находится аллегорическое изображение «естественных наук»; такой сюжет может кое-кому показаться странным для спальни XVIII века.

Отсюда, вплоть до Большого зала и еще далее, тянется анфилада комнат с резными дверными проемами. Мы проходим из одной комнаты в другую — и на каждом дверном проеме видим схожие мотивы в резных украшениях. Когда глядишь сквозь один дневной проем, то видишь остальные — все уменьшающиеся и уменьшающиеся в размерах. По обеим сторонам каждой двери находятся вырезанные из орехового дерева фигуры детей или женщин. Над этими фигурами расцветают деревянные листья, которые тянутся дальше над дверным проемом к центру, где амуры поддерживают геральдический щит или же двуглавые орлы простирают свои химерические крылья. Резные украшения имеют особый вид из-за того, что выполнены из липы, которую некоторое время держали в масле гелиотропа [42] перед тем, как к ней прикасался резец.

Через три небольшие по размеру комнаты, а потом через кабинет Александра I, через обставленную прекрасной мебелью елизаветинских времен приемную, через Белую столовую мы проходим в изумительную Картинную галерею. Наш сердитый минералог англичанин Кларк остался недоволен этой галереей более, чем всем прочим во дворце, поскольку здесь, по его мнению, имеет место пример «варварского» обращения с картинами, при котором картины обрезались до строго определенного размера и вешались вплотную друг к другу.

Картины покрывают всю стену и разделяются только полосками позолоченного дерева. При этом создатели картинной галереи, похоже, не обратили внимания ни на размещение отдельных частей, ни на общее впечатление. В этой комнате находится сто тридцать полотен (возможно, приобретенных в Праге Грутом), по большей части фламандских, голландских мастеров: Тенирса [43], очень популярных тогда Остаде [44] и других. Было здесь и несколько картин итальянских авторов — среди них малозначительный Тьеполо — и несколько французских, включая картину «Битва при Полтаве» Мартина-младшего.