Сестричка - Чэндлер Раймонд. Страница 32

Он держался за косяк четырьмя скрюченными бело-восковыми пальцами. Его слегка выкаченные серо-голубые глаза были широко открыты. Они глядели на меня, но ничего не видели. Наши лица разделяло всего несколько дюймов. Его и мое дыхание смешивалось в воздухе. Я дышал часто и шумно, он – еле слышно. Кровь пузырилась у него на губах и стекала по подбородку. Что-то заставило меня глянуть вниз. Кровь медленно текла из его штанины на башмак, с которого так же неслышно стекала на пол. Там уже образовалась кровавая лужица.

Мне не было видно, куда он ранен. Зубы его щелкнули, и я подумал, что он заговорил или попытается это сделать. Но больше он не издал ни звука.

Дыхание его прервалось. Челюсть отвисла. Потом раздался хрип.

Резиновые каблуки скользнули по линолеуму между ковром и порогом. Белые пальцы сорвались с косяка. Корпус повело в сторону. Ноги отказывались держать туловище. Колени подогнулись. Тело повернулось в воздухе, словно пловец в воде, и повалилось на меня.

В тот же миг, казалось, на полном исходе жизненных сил, другая его рука, та, что была не видна, взлетела в конвульсивном взмахе. Когда я потянулся к нему, она упала мне на левое плечо. Какая-то пчела ужалила меня между лопаток. Что-то еще, кроме вывалившейся из моей руки бутылки со спиртом, стукнулось о пол и откатилось к стене.

Крепко стиснув зубы, я расставил ноги и подхватил его под мышки. Весил он не меньше пяти человек. Я отступил назад и сделал попытку удержать раненого. С таким же успехом можно было пытаться поднять за комель срубленное дерево. В результате мы оба свалились. Голова его стукнулась о пол. Я не мог ничего поделать. Не мог собраться с силами. Слегка сдвинув его, я высвободился. Встал на колени, нагнулся и прислушался. Хрип прекратился. Наступила долгая тишина. Потом раздался тихий вздох, очень спокойный, вялый, неторопливый. Снова тишина. Еще один, еще более медленный вздох, ленивый и мирный, как обдувающий качающиеся розы летний ветерок.

Что-то произошло с его лицом – эта не поддающаяся описанию перемена всегда происходит в ошеломляющий и непостижимый миг смерти, – оно разгладилось и стало каким-то детским. Теперь оно выражало некое затаенное веселье, уголки рта как-то шаловливо поднялись. Все это было совершенно нелепо, потому что я прекрасно знал, что Оррин Квест вовсе не был таким в детстве.

Вдали завыла сирена. Не вставая с колен, я прислушался. Вскоре вой стих. Я поднялся на ноги, подошел к боковому окну и выглянул. Перед похоронным бюро Гарленда была очередная похоронная процессия. Улица снова была забита машинами. Люди медленно проходили мимо розового куста. Очень медленно. Мужчины снимали шляпы задолго до того, как подойдут к маленькому портику колониального стиля.

Я опустил штору, подошел к бутылке со спиртом, поднял ее, обтер платком и отставил в сторону. Спирт мне был уже не нужен. Я нагнулся снова, и пчелиный укус между лопатками напомнил, что мне нужно поднять с пола еще кое-что. А именно – лежащую у плинтуса вещь с белой деревянной рукояткой.

Пешню не длиннее трех дюймов, со спиленным лезвием. Я поднес ее к свету и поглядел на острый, как игла, кончик. Казалось, на нем есть пятнышко моей крови. Я осторожно коснулся острия пальцем. Крови не было. Кончик был очень острым.

Поработав еще немного носовым платком, я нагнулся и вложил пешню в ладонь его бело-восковой на темном ворсе ковра правой руки. Выглядело это очень уж не правдоподобно. Я потряс его руку так, чтобы пешня вывалилась на ковер. Затем решил было обшарить его карманы, но, должно быть, их уже обшарила более безжалостная рука.

Внезапно испугавшись, я проверил свои карманы. Все оказалось на месте.

Даже «люгер» в наплечной кобуре. Я достал его и понюхал дуло. Из пистолета не стреляли, это можно было понять и без осмотра. Получив пулю из «люгера», особенно не походишь.

Я перешагнул через темно-красную лужицу у двери и выглянул в коридор.

Дом по-прежнему был тихим и зловещим. Кровавый след привел меня в какую-то комнату. Кушетка, письменный стол, несколько книг и медицинских журналов, пепельница с пятью овальными окурками. Что-то, отливающее металлом у ножки кушетки, оказалось стреляной гильзой от пистолета тридцать второго калибра. Еще одну гильзу я обнаружил под столом. Я поднял их и сунул в карман.

Выйдя из этой комнаты, я поднялся наверх. Там находились две спальни.

Обеими пользовались, но из одной была убрана вся одежда. В пепельнице лежали овальные окурки доктора Лагарди. В другой спальне оказался скудный гардероб Оррина Квеста. Второй его костюм и плащ были аккуратно повешены в чулане, рубашки, носки и белье так же аккуратно сложены в ящике шкафа. У задней стенки под рубашками я обнаружил «лейку» с объективом «Ф-2».

Все вещи я оставил на месте и спустился в комнату, где лежал безразличный к этим мелочам мертвец. Из чистого каприза я обтер платком еще несколько дверных ручек, поколебался у телефона в вестибюле, но не стал к нему прикасаться. Раз я был жив, значит, доктор Лагарди никого не убивал.

Люди все еще тянулись к несоразмерно маленькой галерее похоронной конторки на другой стороне улицы. В доме стонал орган.

Я обогнул угол дома, сел в машину и уехал. Ехал я медленно и глубоко дышал всей грудью, нет, казалось, никак не мог вдохнуть необходимого мне количества кислорода.

Оканчивается Бэй-Сити примерно в четырех милях от океана. Я остановился возле последней аптеки. Настало время сделать еще один анонимный телефонный звонок. Поезжайте, ребята, заберите труп. Кто я такой?

Удачливый парень, постоянно находящий для вас покойников. И скромный. Даже не хочу назвать своего имени.

Я окинул взглядом аптеку и поглядел сквозь стекло внутрь помещения.

Какая-то девушка в раскосых очках читала журнал. Она походила на Орфамэй Квест. У меня сжало горло.

Я выжал сцепление и поехал дальше. Орфамэй имела право узнать обо всем первой. Несмотря на закон. А я вышел уже далеко за рамки закона.

Глава 23

Я остановился у входной двери с ключом в руке. Потом бесшумно подошел к соседней, что всегда отперта, встал и прислушался. Орфамэй уже могла ждать меня там с блестящими за стеклами раскосых очков глазами, с маленьким, жаждущим поцелуев влажным ртом. Вместо нежностей ей придется услышать суровую весть. Вскоре после этого она уйдет, и я никогда больше ее не увижу.

Изнутри не слышалось ни звука. Я вернулся назад, отпер дверь, взял почту и, войдя, бросил ее на стол. Ничто в ней не могло улучшить моего настроения. Потом я пошел открывать щеколду двери в другую комнату и, помедлив, отодвинул ее и заглянул в пустое помещение. Пустота. У моих ног лежал подсунутый под дверь сложенный листок бумаги. Я поднял его и развернул.

«Пожалуйста, позвоните мне домой. Дело очень срочное. Необходимо встретиться». И подпись "Д".

Набрав номер Шато-Берси, я попросил мисс Гонсалес. Можно узнать, кто ей звонит? Минуточку, мистер Марлоу. Дзинь-дзинь. Дзинь-дзинь.

– Алло?

– Сегодня у вас очень сильный акцент.

– А, это ты, амиго. Я очень долго ждала в твоей маленькой смешной конторе. Можешь приехать сюда, поговорить со мной?

– Исключено. Жду звонка.

– Ну а я могу приехать к тебе?

– А в чем, собственно, дело?

– Не могу сказать по телефону, амиго.

– Приезжайте.

Я сидел, дожидаясь звонка. Телефон не звонил. Я поглядел в окно. На бульваре кишела толпа, вентиляция соседней кофейни источала запах кофе.

Время шло, я сидел, сгорбясь и подперев рукой голову. На горчично-желтой штукатурке стены мне смутно виделась фигура умирающего человека с короткой пешней в руке, ощущалось ее острие между лопатками. Поразительно, что может сотворить Голливуд с разной шушерой. Заурядная девица, которой бы гладить рубашки водителю грузовика, превращалась в блестящую очаровательную красавицу, мальчишка-переросток, которому на роду написано таскаться на работу с жестяной коробкой для завтрака, становится полубогом со сверкающими глазами и неотразимой улыбкой. Техасская официантка с образованностью юмористических персонажей, подающая еду в автомобили, преображается в международную куртизанку,сменившуюшесть мужей-миллионеров и в конце концов до того пресыщенную и развращенную, что пределом ее мечтаний становится соблазнение грузчика мебели в пропотевшей майке. Голливуд даже может незримыми щупальцами ухватить захолустную никчемность вроде Оррина Квеста и за несколько месяцев превратить его в бандита, доведя незатейливую зловредность подросткового характера до классического садизма маньяка-убийцы.