Глобальная культура коммуникаций - Макаревич Эдуард Федорович. Страница 99
На следующем допросе Шерваль сделал признание, которого так добивался Штибер: основанный в Париже округ лондонского Союза коммунистов имел намерение вместе с последним подготовить революцию в Германии [336] . И здесь он получает от Штибера предложение: вы даете признательные показания во французском суде, о Зондербунде, его связях, вождях, активистах, своих соратниках, а шеф прусской полиции и префект парижской полиции гарантируют вам свободу Шерваль, не колеблясь, соглашается с этим предложением. На процессе он и Гипперих получили самый большой срок – восемь лет тюрьмы. Но через месяц им устроили побег: Шерваль еще нужен был Штиберу в Германии.
Однако о побеге скоро узнали в Лондоне, в ЦК Союза коммунистов. Сам Шерваль признался в этом своим – теперь уже бывшим – соратникам по борьбе. Сначала предал их и признался, потом Штибера – и тоже признался.
Теперь Шервалем занялся Грейф, решивший проверить его на «благонадежность». Въедливый прусский лейтенант узнал тайну Шерваля. Его настоящее имя – Йозеф Кремер, родился в Пруссии, вырос в Бельгии. В Кёльне в последний раз был в г., когда делал там фальшивые векселя. Оттуда ему пришлось бежать – в Бельгию, Англию, Ирландию и Францию. А потому не мог Маркс принять его в 1848 г. в Кёльне в Союз коммунистов.
Цену Шервалю знал не только Штибер. Энгельс дал ему уничтожающую характеристику: «опасным революционером» Шерваль был только в своих письмах, а на деле оказался жалким авантюристом, типичным представителем мелкобуржуазной среды, поставлявшей революционному движению «временных попутчиков». Типичной чертой человека с мелкобуржуазными взглядами является то, что он «всегда хвастлив, склонен к высокопарным фразам и подчас даже занимает на словах самые крайние позиции, пока не видит никакой опасности; он боязлив, осторожен и уклончив, как только приближается малейшая опасность… ради сохранения своего мелкобуржуазного бытия он готов предать все движение» [337] .
Но такие люди – клад для политической полиции. Даже лишившись возможности использовать Шерваля на Кёльнском процессе как свидетеля против Союза коммунистов (Маркс-то уже знал, как и почему тот бежал из парижской тюрьмы), Штибер заявил под присягой [338] :
...
«Что касается упомянутого шефа французских коммунистов Шерваля, то очень долго и тщетно пытались выяснить, кто такой, собственно, этот Шерваль. Наконец, благодаря доверительному сообщению, которое сам Маркс сделал одному полицейскому агенту, выяснилось, что он является тем человеком, который в г. бежал из тюрьмы в Ахене, где сидел за подделку векселей, и которого Маркс в 1848 г. во время тогдашних волнений принял в Союз, откуда он отправился в Париж как эмиссар».
Но это все было потом. А осенью 1851 г. Штибер с Шульцем писали докладную записку полицай-президенту Хинкельдею о готовности к процессу над коммунистами и тщательно перечисляли сделанное: арестованы эмиссары кёльнского ЦК Союза коммунистов и Зондербунда, добыты архивы Зондербунда, вскрыта сеть подпольных общин Союза, раскрыт немецко-французский заговор и состоялся суд в Париже. В результате доказано, что Зондербунд и Союз коммунистов – это одно и то же. Налицо заговор против государства и короля.
В ноябре 1851 г. дело кёльнских коммунистов было представлено Обвинительному сенату. Через полтора месяца сенат вернул дело на доследование: слаба доказательная база. Это был удар, ставивший под сомнение работу полиции. Но это был удар и для коммунистов, уверенных в том, что арестованных выпустят. Маркс был возмущен: «На основании нелепого предположения ты должен отсидеть 9 месяцев; затем оказывается, что для этого нет никаких законных оснований. В итоге: ты должен продолжать сидеть, пока следователь не будет в состоянии представить обвинению „объективный состав преступления“, а если такового не найдется, то ты можешь сгнить в тюрьме» [339] .
Штибер энергично взялся за составление нового обвинительного акта. И к июлю 1852 г. этот документ был готов. Уже 4 октября в Кёльне начались судебные заседания. Все обвинение строилось на материалах деятельности фракции Виллиха-Шаппера, а раскол внутри Союза был представлен как ссора личного характера.
Свое первое выступление на заседании суда 18 октября 1852 г. Штибер начал с рассказа о том, как удалось достать архив Дица. Вывод: за деньги у коммунистов можно получить все [340] . Потом он показал некоторые документы из этого архива и стал объяснять судьям, какая мощная и опасная организация у коммунистов в Париже и какие связи у нее в Германии. Именно эта организация встала во главе немецко-французского заговора, а между вождем этого заговора Шервалем и Марксом была давняя связь. И самое главное: между Зондербундом Виллиха-Шаппера и Союзом коммунистов Маркса-Энгельса нет никакой разницы [341] .
Маркс в Лондоне внимательно читает «Kolnische Zeitung», подробно освещающую судебный процесс, и почти ежедневно получает письма (их передавали через надежных людей) от члена Союза коммунистов адвоката А. Бермбаха.
Штибер в каждом выступлении приводил все новые улики. Чтобы адвокаты их могли опровергнуть, им нужны были доказательные документы, и как можно скорее. Здесь все зависело от оперативности Маркса и Энгельса. Прочитав очередное сообщение в газетах и получив информацию от Бермбаха, они немедленно вырабатывали стратегию ответного удара и пересылали в Кёльн необходимые документы и письма с указанием, как действовать. Почта из Лондона направлялась коммерсантам через Париж, Франкфурт-на-Майне, Лейпциг, Гамбург вместе с грузом или прейскурантами. И в девяти случаях из десяти она попадала адвокатам Маркса, минуя руки полицейских чиновников.
Но и люди Штибера не теряли времени даром в поиске адресатов Марксовой почты. Женни Маркс очень эмоционально описала подробности «поединка» коммунистов и полиции [342] :
...
«Все утверждения полиции – чистейшая ложь. Она крадет, подделывает, взламывает письменные столы, приносит лжеприсяги, лжесвидетельствует и, вдобавок ко всему, считает, что ей все дозволено по отношению к коммунистам, которые стоят вне общества! Буквально волосы дыбом становятся от всего этого и от той манеры, с какой самая подлая из полиций присваивает себе все функции прокуратуры… Все доказательства того, что это фальсификация, надо было доставлять отсюда. Моему мужу приходилось, таким образом, работать днем и ночью. Чтобы разоблачить совершенный полицией подлог, надо было представить официально заверенные свидетельские показания трактирщиков [по мнению полиции, в трактирах проходили заседания коммунистов. – Авт.], а также официально удостоверенные образцы почерков мнимых составителей протоколов – Либкнехта и Рингса. А затем все документы, переписанные в шестивосьми экземплярах, надо было отправлять в Кёльн самыми различными путями… так как все письма на имя моего мужа, также как и письма отсюда в Кёльн, вскрываются и перехватываются».
И настал момент, когда Штибер предъявил судьям главную улику: толстенную тетрадь со сводками полиции о «заседаниях» марксистской партии. Их автором-организатором был все тот же Флери, лучший агент Штибера. Но Флери не входил в окружение Маркса, тогда откуда такая осведомленность о протоколах заседания Союза? А это заслуга уже другого агента Штибера – Гирша из Гамбурга, который по указанию Флери составлял протоколы «партии Маркса».
Торговый служащий Гирш на родине примкнул к демократам, потом в Лондоне вступил в Просветительское общество немецких рабочих и там же через секретаря германского посольства предложил свои услуги прусской полиции. Причина – материальные трудности. Штибер сначала проверял его на мелких поручениях, потом задания стали посложнее. И вот, наконец, доверено ответственное дело – проникнуть в Союз коммунистов. Гирш разыграл целый спектакль: поссорился с Виллихом, вышел из Просветительского общества и обратился в «партию Маркса» с просьбой о приеме. Когда его приняли, он стал регулярно информировать помощника Штибера Грейфа о деятельности марксистов. Партийное руководство, однако, потребовало письменного объяснения причин размолвки с Виллихом. И Гирш сочинил весьма убедительный текст. А потом у Маркса появилась информация о возможной связи Гирша с полицией, и в январе 1852 г. Гирша исключили из Союза коммунистов.