Светорада Янтарная - Вилар Симона. Страница 37

Он крепко сжал кулаки и уперся в них лбом. Крупно задрожал.

– Если ты останешься… Мы… нас уже никогда не будет.

– Вот так? Твои понятия о добропорядочности до странности переменчивы. Или ты забыл, что твоя любовь не пошатнулась, даже когда я была выставлена на рынке рабов? Тогда я для тебя все еще оставалась золотой княжной. Ты поднял меня и приблизил. А ведь ты не можешь не знать, через что проходят невольницы.

Он вздохнул, невидящим взором смотрел перед собой.

– Княжна моя… ты всегда была для меня княжной, моей прекрасной мечтой, моей избранницей. С тобой я познал истинное счастье. И обвенчаны мы или нет – ты уже стала моей семьей. Я гордился тобой, я уважал тебя. Видел, что мое отношение к тебе сделало тебя уважаемой в глазах многих. Поэтому я добился встречи с латинскими священнослужителями, поклонился им и объяснил ситуацию с моим браком с Хионией. Я не говорил тебе об этом, хотел сообщить чуть позже, когда смогу объявить себя свободным и достойно просить твоей руки. И вот теперь… Зенон сказал мне, как на тебя смотрел Лев… и его брат Александр. И если ты останешься в Палатии… Пойми, все эти разговоры о твоем умении разнообразить блюда императорского двора только предлог. Ибо женщина, которую оставляют здесь без ее покровителя, предназначена для кое– чего иного. И если ты поступишь так, как от тебя ждут… Если достанешься иному мужчине… Я не уверен, что сочту тебя достойной носить имя Малеил. Это мои принципы, я не могу ими поступиться. Ты мне нужна вся, полностью, и я не желаю с кем– то делить тебя… подбирая остатки с чужого пиршества!

Он был очень гордым, патрикий Малеил. Всего его почтения к базилевсу было недостаточно, чтобы слепо покориться наисветлейшему. За это его и не любили в Палатии, и даже всего влияния препозита Зенона не хватало, чтобы продвинуть брата по служебной лестнице. И там, где иной с удовольствием поделился бы своей женщиной и достиг вершин, Ипатий видел только ловушку для себя. Для своей чести и любви.

Светорада вдруг поняла, что теряет его. Но почему– то не испытывала никакой грусти. Она так долго жила под его покровительством, так долго расплачивалась с ним собой за его любовь, что захотела уже чего– то другого. Она мечтала о свободе, о переменах и даже риске… Она мечтала о другой любви… Хотя понимала, что это приведет к разлуке с Ипатием, потому что он не простит измены.

Ах, если бы все дело было только в императоре!.. Но она думала об Александре. О том, что они встретились. И теперь… Что она для самбазилевса? С Ипатием же она всегда под защитой. Была… Ибо для себя княжна уже решила, что останется.

Светорада попыталась схитрить, стала говорить, что не может не выполнить приказ базилевса, что если ее стряпня расположит императора и двор, то это не повод считать ее изменницей. Но Ипатий только горько улыбался. Это рассердило княжну.

– Я ведь сказала тебе: уведи меня. Не обвиняй, а возьми ответственность на себя. И если сейчас ты позовешь меня – я последую за тобой. Ну же!

Она протянула ему руку.

Его опять стала бить крупная дрожь, глаза заметались, глубокая борозда залегла между бровей. Но он не двигался с места. И Светорада впервые испытала презрение к этому человеку. Ипатий хотел быть сильным, но сильным ее решением. Сам он уже ничего не мог. Даже не решился взять протянутую ему руку.

В дверь постучали, Светорада быстро поднялась, шурша длинным подолом, оправила на голове звенья янтарных подвесок и распахнула дверь. На пороге стоял китонит [86] – один из евнухов, каждая морщина которого свидетельствовала об его обширном опыте. Он прижал руки к груди, поклонился и обратился к Ипатию, велев прислать во дворец вещи и личных слуг госпожи Ксантии. Потом поклонился уже Светораде, попросив следовать за собой.

Она вышла, не оглянувшись на Ипатия. Следовала за китонитом по переходам Священного Палатия. Винтовые лестницы, арки, высокие анфилады великолепных дворцовых покоев; открывались одни двери, закрывались, еще переход, вновь дверь, подле которой стояли, словно вылитые из меди статуи, охранники. Роскошь, блеск, позолота, глянцевый мрамор полов и колоннад, снующие фигуры в длинных одеждах и вытянутые силуэты мозаичных святых на стенах. Вскоре евнух со Светорадой вышли на залитую солнцем террасу, откуда открывался вид на изумительные сады и синеющее вдали море. Китонит попросил не задерживаться замершую было в восхищении молодую женщину, провел ее в очередную арку. Наконец они миновали несколько дверей и оказались в небольшом помещении с панелями темного мерцающего мрамора в человеческий рост, но со светлым полом и светлыми посеребренными скамьями, на мягких сиденьях которых сидели женщины. Они торопливо встали и поклонились при появлении княжны и ее провожатого.

Евнух сказал, что они в приемной отведенных Светораде покоев, а эти особы (он кивнул в сторону склонившихся) будут ей прислуживать, пока Ипатий не пришлет ее служанок.

– Вы одеты как для пира. – Евнух уважительно покосился на роскошную одежду княжны. – Служанки проветрят и надушат ваше одеяние, а вам пока выдадут более соответствующую для пребывания в кухне одежду.

Оказалось, это было весьма кстати. Когда Светорада через некоторое время вошла в легком одеянии в огромную, как иной зал, кухню, ее так и обдало жаром и запахами яств, а светлая льняная далматика и головное покрывало стали влажными и липли к телу. Не обращая на это внимания, Светорада принялась обсуждать с поварами рецепт ее блюда, сама показывала, как растирать миндаль, сама отбирала гранаты для блюда, уточняла пропорции того или иного компонента. Она так увлеклась, что не сразу заметила сопровождавшего ее евнуха, который то и дело возникал на пороге кухни и выжидательно поглядывал на нее. Его морщинистое безволосое лицо было невозмутимо, но в конце концов он не удержался и направился к ней, с важным видом скользя между огромных печей и поваров, снующих с нашинкованными овощами и баночками со специями.

– Вам следует поторопиться, госпожа. Ибо вам еще надлежит совершить омовение и подготовиться к приему у императора.

– Я бы хотела сама проследить за готовкой, – возразила Светорада, и евнух скривился в унылой гримасе.

– Бесспорно, это ваше решение, но раз вы на службе, то должны все успевать. А ваше появление на пиру будет столь же желанно, как и подача вашего блюда.

«Я словно добавка к яству», – отметила про себя княжна, но решение уже было принято, и, отдав еще кое– какие указания, она пошла за китонитом. Тот, не умолкая ни на секунду, говорил, что ей нужно успеть посетить баню и массажиста, сделать прическу, а также выучить церемониал и обдумать, что отвечать, если император изволит почтить ее вниманием.

Евнух привел ее в дворцовые термы. И если ранее Светораду восхищали общественные бани Константинополя, более похожие на дворцы, то купальни Палатия просто ошеломили. Позолоченные, выполненные в форме огромных масок стены, мозаика из полудрагоценных камней, яркие порфировые колонны и потолки в виде фонаря, густой пар и тонкие ароматы – все это казалось чудным видением из снов. А обстановка в термах – ленивая, наполненная журчанием струй и плеском воды, – позволяла разнежиться настолько, что, когда Светорада полулежала в синем бассейне с теплой водой, она не сразу узнала в одной из прибывших сюда знатных женщин супругу проэдра Анимаису. Лишь когда та, вся во всплывающих в воде мокрых тканях и высоком льняном тюрбане на голове опустилась в бассейн подле княжны, Светорада с удивлением посмотрела на нее.

– Вот где удалось свидеться, – почти весело ответила она на церемонное обращение Анимаисы.

Та была непривычно мила, заискивала, давала маленькие рекомендации. Даже посоветовала, к какому из слепых массажистов лучше пойти, чтобы тело ожило и наполнилось новой силой. Однако все это не помешало Анимаисе, едва Светорада заняла место для массажа на топчане за ширмой, тут же покинуть баню и поспешить с донесением к Зое. Анимаиса была истинной придворной – она сразу поняла, что неспроста Светораде оказана такая милость, неспроста Лев оставил ее в Палатии, а его брат даже поднял ее на руки, когда та, словно кукла, осела у стены. Хорошо еще, что Варда так скоро принял эту славянку из рук кесаря, а то базилевс уже начал хмуриться, видя, как его младший брат смотрит на бесчувственную красавицу.