Навь и Явь (СИ) - Инош Алана. Страница 155

– Ну вот… А я собралась на стол накрывать! Что ж ты, Дарёнушка, даже не покормила своих учениц?

Из душной, жарко натопленной кухни Дарёна устремилась на воздух. На крыльце она чуть не споткнулась о сиротливо сидевшую на ступеньке Лагушу; плечи девушки вздрагивали, а лицо горестно пряталось в ладонях.

– Ты чего? – склонилась к ней Дарёна с удивлением и жалостью.

Лагуша подняла к ней мокрое, плаксиво сморщенное лицо.

– Ты и вправду превосходишь меня… Я ведь думала, что я – лучшая певица в Белых горах, а оказалось… Оказалось, что я по сравнению с тобой всё равно что жаба рядом с соловьём!

У каждого было своё горе: белогорские вдовы оплакивали погибших на войне супруг, а Лагуша – своё первое место. Дарёна вздохнула.

– А ну-ка, вставай. – Она взяла девушку под локоть, понуждая подняться на ноги. – Застудишься ведь тут, охрипнешь… Ты, Лагуш, зря так тужишь. Я не лучше и не хуже тебя, я просто другая. Каждая певица хороша по-своему, у каждой – свой голос. Ну… Что мне ещё тебе сказать? Иди-ка ты домой.

Лагуша сделала несколько шагов, скрипя щегольскими красными сапожками по свежевыпавшему снегу, но задержалась и обернулась.

– А можно, я приду через пять дней? Я попробую… почувствовать боль.

«Наверно, всё-таки рановато тебе», – про себя вздохнула Дарёна. Но рядом с большим и грустным «вряд ли» в сердце пыталось приютиться маленькое «ну, а вдруг?» Она улыбнулась и вслух ответила:

– Приходи, ежели хочешь.

Лугвена не находила себе места: её ноги снова и снова следовали по одним и тем же отчаянным тропинкам – от столика к окну светлицы, от окна – к двери, от двери – в опочивальню Ратиборы. Грозный гул земли нарастал, а тучи корчились, как живые, свиваясь улиточными ракушками.

– Матушка, матушка! – громко прошептала дочка, садясь в своей постельке. – Боязно мне чего-то…

Лугвена нежно запустила пальцы в мягкие русые кудри девочки-кошки, погладила её по головке. Что она могла сказать своему чаду в утешение, когда её собственное сердце рвалось от злой тоски и ноющей тревоги? Супруга Солнцеслава, служившая военной советницей у Светолики, по первому приказу княжны бросилась в схватку с врагом, её взрослые дочери от первого брака без колебаний последовали за родительницей, а Лугвене оставалось только метаться по дому, гадая, живы они или уже погибли. Устав от звенящей натянутости в душе, она сделала несколько глотков любимого отвара, чтобы немного расслабиться; от одной чарки мир приобретал яркость впечатлений и свежесть красок, а от трёх с языка вместо обычной речи лились стихи. Сейчас знакомый лёгкий дурман лишь прогнал холод беспокойства из пальцев, но тягостного чувства не вытеснил.

Гулкие, тяжёлые шаги на лестнице… Лугвена встрепенулась всей душой навстречу знакомой поступи. Дверь распахнулась, и слёзы облегчения вмиг заледенели на глазах: на пороге стояла окровавленная супруга с обнажённым мечом. Из её загривка торчали обломанные древки двух стрел, а глаза тускло тлели далёкими, как зимние звёзды, искорками. Издав глухой, хриплый рык, Солнцеслава измученно прислонилась к дверному косяку.

– Собирайся! – выдохнула она. – Бери Ратибору – и за мной. Я спрячу вас…

– Охти, ладушка! – Лугвена дрожащими похолодевшими пальцами гладила запятнанное кровью лицо супруги, пытаясь прочитать в глубине её глаз ответы. – Нешто ворог близко?

– Ближе, чем ты думаешь, – рявкнула Солнцеслава. – Навии скоро будут здесь! Ты с Ратиборой – всё, что у меня осталось, и я им вас не отдам!

Сердце Лугвены провалилось в ледяную тьму.

– Как – всё, что осталось? А как же…

– Вячемила с Инятой пали в бою. Их больше нет. – Солнцеслава отделилась от косяка и тяжело зашагала в комнату младшей дочки.

Девочка радостно потянулась к родительнице и обняла её за шею, но испугалась, увидев древки стрел.

– Это ничего, это заживет, – беря Ратибору на руки, с усталой лаской молвила Солнцеслава. – Всё заживёт, моя родненькая. Пойдём-ка, поиграем в прятки!

Подозревала ли она, что её любимая дочка-последыш, на которую она не могла надышаться, – вовсе не её родная кровь? Эта вечная заноза сидела под сердцем у Лугвены и жгла её светом голубого хрусталя, сиявшего в глазах Ратиборы наследством от настоящей родительницы, но сомкнутые уста хранили тайну. Вот и сейчас даже мыслям об этом не было места рядом с ними, и Лугвена торопливо схватила одеяло, чтобы укутать ребёнка: Солнцеслава в спешке понесла Ратибору на двор прямо в исподних портках и ночной сорочке.

Шаг в проход – и они очутились на верхней площадке сторожевой башни, в которой Светолика устроила свои диковинные часы. Служительницы исправно поддерживали яркую подсветку стрелок, и рассеянный отблеск, отражённый снегом, немного разгонял зимний мрак. Передав Лугвене девочку, Солнцеслава приникла к подзорной трубе – ещё одному изобретению неугомонной княжны.

– Битва близко, но тут они не додумаются вас искать, – хрипло проговорила она, устало оседая у стенки и наваливаясь на неё плечом.

Ветер разгуливал по площадке, леденя щёки и выстуживая грудь, и Лугвена укутала Ратибору в одеяло. Солнцеслава подмигнула дочке и приложила палец к губам:

– Тш-ш! Не плакать, не шуметь. Мы прячемся, поняла?

Её рука сжимала рукоять меча, а в глазах тлели непокорные, колючие огоньки. «Так, должно быть, смотрят умирающие звери, готовые драться до последнего издыхания», – подумалось Лугвене, а душа выла волком от тошнотворной, телесно ощутимой тоски.

– А когда выйдет солнышко? – шёпотом спросила девочка. – Почему всё время темно?

– Солнышко закрыли тучи, родная, – ответила Солнцеслава, устало пробегая пальцами по волосам Ратиборы. – Их наслал враг. Но скоро мы его прогоним, и солнышко вернётся на небо.

Ожидание тянулось бычьей жилой, врезаясь в сердце. Лугвена сама озябла, но кутала дочь как могла – и одеялом, и своими объятиями. Губы Солнцеславы покрылись бескровной серостью, и рот открывался тёмной щелью, а под глазами залегли мертвенные тени.

– Глянь-ка, – поманила она пальцем Лугвену. – Кажись, мне снег за шиворот набился.

Лугвена подползла к ней, заглянула за плечо и снова вздрогнула при виде деревянных обломков, торчавших из загривка супруги.

– Ничего… Нет тут никакого снега, лада, – пробормотала она. – Тут только стрелы у тебя.

– Хм, – промычала Солнцеслава. – Леденит как будто… Вся шея онемела и спина не гнётся. Холодно…

– Давай, я тебе отвар согревающий принесу? – встрепенулась Лугвена. – Он у меня на печке готовый стоит, я быстренько – туда и обратно!

– Какая печка? Не дури, – нахмурилась женщина-кошка. – Домой сейчас нельзя, там уже навии. Сиди тут, сказано же тебе…