Время перемен - Куксон Кэтрин. Страница 41
Бен выслушал рассказ отца об истории рождения Барбары, о человеке, который произвел ее на свет, и на которого он похож, как две капли воды. Поэтому мать и ненавидела его всей душой.
С тех пор Бену стало понятнее ее поведение, но он так и не смог забыть равнодушия матери, особенно на фоне безграничной любви к его братьям. Бену все еще хотелось поймать хоть какой-нибудь знак внимания с ее стороны, пусть лишь прикосновение или ласковый взгляд. Временами равнодушие Барбары становилось для него невыносимым. Бен еле сдерживался, чтобы не закричать: «Я не виноват в том, что родился, я же плоть от плоти твоей!». Но он так никогда и не решился на этот шаг, страшась снова оказаться отвергнутым.
Юноша часто спрашивал себя, как бы они с отцом смогли жить, если бы не Рути. Долгие годы она поддерживала отца, а Бену дарила материнскую заботу и ласку. Но Рути не была его матерью. Настоящая мать — это высокая красавица, взирала на него сейчас безжалостными глазами. Как же она была красива! Ей перевалило за пятьдесят, но кожа на лице оставалась гладкой, без единой морщинки. А седина, если она тронула ее волосы, матери удавалось искусно это скрывать. Но выражение ее прекрасного лица оставалось глубоко несчастным, и Бену мучительно больно это видеть. Несмотря на все ее равнодушие, он понимал, что радости в жизни мать не получила: любовник не смог дать ей того счастья, о котором она мечтала и на которое надеялась.
Как-то раз они приехали навестить Бриджи. Бен пробрался в коттедж, взломал запор на окне и проник внутрь. Хотя прислуга периодически проветривала помещение, воздух в нем был затхлый, и все выглядело старомодным и заброшенным.
В гостиной над камином по-прежнему висел портрет, с которого улыбался седовласый старик с солидным животом. Глядя на портрет и отмечая несомненное сходство, Бен думал: «Господи, неужели и я стану таким?».
Словно в забытьи, он ходил по комнатам, размышляя о том, что именно в этом доме все и началось. Любовь и ненависть, из которых только ненависть и осталась. День выдался погожий, и Бен прошел за холмы и спустился к ферме, где попросил молока. Женщина на костыле подала ему большую кружку и предложила хлеба с маслом, от которого он отказался. Бен поблагодарил и коснулся шляпы, не снимая ее, чтобы его не выдала светлая прядь. На порог вышла пожилая женщина и испытующие посмотрела на него. Когда-то высокая, теперь она заметно сгорбилась, лицо избороздили морщины, а волосы сплошь покрыла седина. Бен понял, что перед ним Констанция и Сара, но любовника матери он не видел.
Они встретились, когда Бен уже уходил со двора фермы. Остановились, глядя друг на друга. И хотя Майкл изменился, юноша сразу узнал в нем того человека, что целовал когда-то в лесу его мать. Бен знал, следовало бы ударить Майкла, чтобы отплатить за боль, причиненную его отцу. Но он не шелохнулся, продолжая размышлять о том, что мужчина, стоявший перед ним, мог бы быть его отцом. Тогда мать любила бы своего сына.
— Откуда вы? — спросил мужчина.
— Из Хексема, — солгал Бен, поворачиваясь, чтобы уйти.
— Здесь есть дорога короче, — крикнул ему вслед Майкл, но юноша не оглянулся.
Жизнь была безумием. И весь мир — это одно сплошное безумие. Но верхом безумия являлась война, и он шел на нее. Ему этого совсем не хотелось. С куда большей охотой Бен остался бы работать в конторе отца. Юноше нравилось его дело. Он с радостью ездил по делам в Манчестер. Ему было приятно бывать у дяди Джона и тети Дженни. В Манчестере жила его знакомая, к которой он не без удовольствия наведывался, а еще одна ждала его в Ньюкасле. И ему совсем ни к черту было вступать в эту армию, пусть бы политики разгребали то, что сами нагородили. Война как раз и становилась способом расчистки завалов, что умудрились создать политики.
— Когда ты поедешь? — спросила его мать.
— Не знаю, — холодно ответил он. — Мое дело теперь — подчиняться.
Услышав его ответ, Джонатан и Гарри дружно рассмеялись.
— Что-то новенькое, — хихикнул Гарри. — Но готов поспорить, это ненадолго. А ты как считаешь, Джонатан?
— И я того же мнения, — поддержал тот брата, и оба расхохотались.
Барбара поспешно встала.
— Я полагаю, вам следует выпить чаю, — сказал она.
— Да, конечно, с удовольствием выпьем, — с готовностью откликнулись Гарри с Джонатаном и последовали за матерью в столовую, Бенджамин вышел последним.
Глава 2
Бенджамин покидал дом первым. Он просунул голову в дверь гостиной и крикнул:
— Я ушел, пока! — Но не успел еще спуститься с крыльца, как его догнал Гарри.
— Слушай, в чем дело? — спросил он, хватая брата за руку.
— Ты это о чем?
— Что-то не так?
— Нет, наоборот, все, как всегда. Вы же все сами видели и слышали не хуже меня. Она спросила у меня только, когда я уезжаю, этим и ограничилась.
Гарри тряхнул головой и вздохнул.
— Но сегодня особый день. Ты бы мог еще задержаться.
— Ей лучше и спокойнее, когда меня нет в доме.
— Слушай. — Гарри дернул его за руку. — Ну когда ты перестанешь обращать на это внимание? Это все из-за ее глухоты.
— Эй, братишка, давай не будем все заново ворошить. Я с этим прожил жизнь, и теперь мне все равно, правда.
— Мама этого не хотела.
— Как это? Тогда скажи мне, что она на самом деле хотела?
Братья стояли и молча смотрели друг на друга в сгущающихся сумерках.
— Я буду по тебе скучать, мы все будем по Тебе скучать, — признался Гарри.
— Так уж и все?
— Черт возьми! Не вставай в позу, ты ведешь себя не лучше, да, да. Ты закусил удила и никто тебе поперек слова не скажи. Убеждать тебя бесполезно. Но сегодня необычный день. Мы же еще до приезда сюда решили, что этот день будет особенным. И вот еще, что, Бен. — Голос Гарри упал до шепота. — Мы последний раз вместе и Бог знает, когда снова увидимся. Неизвестно, что будет с нами там, я только надеюсь, что нас с Джонатаном не разделят. Я спросил, можно ли нам с братом остаться вместе, и, знаешь, что ответил мне этот жлоб? «Да, конечно, и нянька у вас будет одна на двоих, чтобы пеленки менять». Я чуть было не двинул ему как следует.
— Все будет в порядке, — промолвил Бен, — стискивая руку брата. — Не исключено, что вам и из гавани не придется выходить. Возможно, все уже скоро закончится, судя по газетным сообщениям. Если до отправки я не увижусь с Джонатаном, ткни его в бок за меня. Пока, Гарри.
— До свидания, Бен.
— До свидания.
Они пожали друг другу руки, постояли некоторое время молча, потом Бен повернулся и торопливо зашагал по аллее. Но не успел он дойти до ворот, как услышал голос Джонатана:
— Эй, стой. — К нему подбежал запыхавшийся брат. — Куда это ты собрался?
— Долг зовет.
— Теперь это так называется? Ну… она может и подождать.
— Вот и не угадал, я иду к Рути.
— А-а.
— Она и тебя будет рада увидеть.
— Время так быстро бежит, — ответил Джонатан. — Но я скажу Гарри, может быть, мы успеем к ней заскочить.
Они стояли, глядя друг на друга, чувствуя непонятное смущение.
— Береги себя, — промолвил Бен. — И не забудь, что я говорил, настаивай, чтобы тебя определили махать кистью, лучше всего, если бы ты занялся портретом капитана.
— Ладно, так и скажу, — рассмеялся Джонатан. — Подойду к старшему и скажу: «Нет, сэр, корабль красить не по мне, давайте лучше нарисую вам портрет капитана, на меньшее я не согласен, так мне велел передать вам мой Большой Брат».
Они ударили рука об руку, не сводя друг с друга глаз.
— Присматривай за Гарри, — попросил Бен.
— А ты передавай привет женщинам, — сказал Джонатан.
Братья расстались. Бен вышел на дорогу, а Джонатан заспешил назад к дому.
Рут Фоггети жила в угловом доме на Линтон-стрит, что находилась на окраине вполне респектабельного района Джесмонд Дин. На Линтон-стрит преобладали небольшие домики с отдельными изолированными двориками. В домах имелся водопровод, а газ был проведен во все комнаты. Некоторые называли Рути «миссис», иные — «мисс», но и те и другие знали, что она — содержанка. Но так как к ней заходил лишь один мужчина и говорили, что он был человек представительный и состоятельный, то Рут многое прощалось.