Ханская дочь. Любовь в неволе - Лоренс Ине. Страница 24

— Чего ты ждешь, Йемек? — подзадоривал Ильгур приятеля.

Йемек схватил Сирин за пояс, но тут же, взвыв, осел на пол — колено девушки угодило ему точно в пах.

Сирин попятилась, встав в углу, чтобы прикрыть спину, и сжала кулаки. Ее лицо было бледным, но в глазах полыхал безумный огонь.

Ильгур выругался и подтолкнул вперед двух парней:

— Ну что, друзья? Хотите выпить или как?

Этот вопрос решил все. Семь или восемь человек пошли на Сирин, пытаясь скрутить, но с таким же успехом можно было попробовать удержать дикую кошку. Она бешено молотила кулаками, защищаясь от протянутых рук, — в спешке нападающие мешали друг другу. Она не сдалась даже тогда, когда ее взяли в клещи и вытащили на середину комнаты: в ход пошли ноги, ногти и даже зубы. Одному из нападавших она рассекла щеку, кровь потекла по подбородку, он с диким криком отскочил назад и натолкнулся на приятеля, который немедленно отпустил Сирин и ответил товарищу тем же. И вот уже оба позабыли о Бахадуре, самозабвенно избивая друг друга. Прочие заложники не могли остаться в стороне, и заварилась общая свалка.

Двое заложников держались особняком и теперь пытались образумить остальных. Остап же героически помогал Сирин, пиная нападавших и путаясь у них под ногами. Сирин краем глаза успела заметить, как слуга Остапа выдернул мальчика из схватки и отвесил ему затрещину — тяга к водке оказалась сильнее чувства долга, — но помочь мальчику ничем не могла. Двое заложников скрутили ей руки, еще двое держали ноги, а Ильгур искал кошелек. Он перерезал веревку, на которой тот висел, и хотел было уже спрятать, но в этот момент дверь распахнулась и в комнату ввалился часовой:

— Прекратить! — крикнул он, хватаясь за саблю. Его крик привлек внимание других солдат, и уже через несколько мгновений в помещение набился целый отряд. Солдаты начали разнимать дерущихся. Ильгуру досталось по спине прикладом, так что кошелек Сирин вывалился у него из рук, он потянулся за ним, но прямо перед лицом у него возник штык:

— Спокойно, татарин, иначе я распорю тебе брюхо. Хочешь поглядеть на свои кишки? — ухмыльнулся солдат ему в лицо.

Тарлов услышал крики и тут же бросился к казарме, однако когда он добежал, все уже успокоилось. Некоторые из заложников выглядели так, будто повстречались с диким зверем. Один держался за разорванную щеку, его взгляд не предвещал Сирин ничего хорошего, Ильгур скрежетал зубами от ярости, Остап проклинал предателя слугу.

— Всем успокоиться! — крикнул Сергей, а солдаты подкрепили этот приказ ударами прикладом.

Капитан мрачно огляделся и указал на Остапа:

— Ты! Рассказывай, что тут случилось!

— Ильгур и Йемек хотели отнять у Бахадура деньги, чтобы купить водки, — ответил мальчик, пытаясь сдержать слезы.

Тарлов посмотрел на зачинщиков:

— Да уж, степные разбойники всегда остаются разбойниками. Нет другой жертвы, так ограбят своего же товарища. Скажите спасибо, что я не заковал вас в колодки. Вы того заслуживаете!

Он повернулся к Ване, стоявшему в дверях с плеткой в руке:

— Позаботься, чтобы Бахадура и этого мальчика разместили в другом месте, иначе еще до убийства дойдет. Вижу, нашего маленького татарского князя здесь не очень-то любят.

— Да, Бахадур знатный воин! — со смехом возразил Ваня, указывая на некоторых пленников, — на их лицах алели следы кулаков, зубов и ногтей Сирин.

Ваня подмигнул Сергею:

— Лучше и правда убрать отсюда этого парня. Если он и дальше продолжит в том же духе, мы предоставим царевичу одних калек и инвалидов.

Пленникам эта шутка по вкусу не пришлась — у Ильгура было такое лицо, будто он вот-вот бросится на Ваню, не обращая внимания на штык перед носом. Вместо этого Ильгур отступил назад и, отвернувшись, прошипел:

— Ничего, Бахадур, я с тобой еще посчитаюсь!

Сирин казалось, что с лица и рук содрали кожу, и она отчаянно сжимала зубы, чтобы не закричать от боли. Она посмотрела на двух приятелей Ильгура — лица их были исцарапаны в кровь, между царапинами наливались синяки — и подумала, что и сама выглядит не лучше. Больше всего ей хотелось разреветься, но показывать слабость было нельзя, поэтому Сирин стала незаметно поправлять одежду, изрядно пострадавшую, но все же не настолько, чтобы оголить ее. Подобрав с грязного пола кошелек, она обратилась к Ване:

— Ты слышал, что сказал капитан? Ты должен увести отсюда меня и Остапа и дать нам новое жилье!

С каким удовольствием она осталась бы сейчас в одиночестве! Но оставлять мальчика было нельзя — его замучили бы до смерти. Между тем двое заложников, державшихся в стороне от потасовки, теперь отчаянно пытались привлечь внимание Сергея:

— Простите, офицер, а можете забрать с собой и нас?.. Я не боюсь, но… — начал, заикаясь, один из них.

— …Но живым тебе нравится быть больше, чем мертвым, — усмехнулся Ваня. — Что скажете, Сергей Васильевич? Этих тоже увести?

Тарлов кивнул:

— Отведи всех четверых в маленькую комнату в конце коридора, думаю, места там достаточно. — Он хотел уже уйти, но тут к нему подошла Сирин.

— Капитан, подождите. Прошу вашей милости не только для себя, но и для своего коня. Он привык к движению и не может стоять в конюшне несколько дней подряд, конюхи с ним не справятся.

— Хорошо, можешь прогуливать его, но с одним условием: наши лошади тоже застоялись, так что придется тебе смириться с тем, что ездить будешь в сопровождении меня либо Вани. И не пытайся сбежать, иначе я отдам тебя назад твоим друзьям, — он жестом указал на дрожащего от ярости Ильгура и приказал солдатам увести четверых заложников. Сам же медленно пошел следом, с удивлением спрашивая себя, что заставило его согласиться на просьбу юного татарина.

История о драке между заложниками разошлась среди солдат как забавный анекдот. Вскоре об этом узнал и Кирилин. Не медля ни минуты, он поспешил в казарму, где были заперты заложники, и завел беседу с часовыми:

— Я слышал, у вас тут были неприятности?

— Да, но нынче все снова спокойно. Сергей Васильевич все сразу уладил, — поспешил ответить один из солдат.

— Значит, Тарлов! — Это прозвучало как ругательство. Проклятый Тарлов снова обошел его — Кирилина это взбесило. Он и сам был бы не прочь показать всем, кто здесь главный, а заодно и доказать, что Тарлов не в состоянии удержать ситуацию в своих руках.

Кирилин приказал часовым пропустить его внутрь, сопровождавшему его солдату с заряженным мушкетом он велел идти следом. Войдя в помещение, Кирилин презрительно оглядел сбившихся в кучу заложников, все молчали. Кирилин отыскал Ильгура, который, как он смутно помнил, был здесь за главного:

— Что тут случилось? Из-за чего была драка?

— Мы хотели отобрать у Бахадура деньги, офицер, чтобы купить водки, свои мы уже потратили. — Ильгур доверительно подмигнул Кирилину. Русского он видел раньше и помнил, что тот не прочь выпить, да и залезть в чужой карман момента не упустит. Но он забыл, что находится уже не в Сибири, а в Москве.

Выхватив плетку, Кирилин размахнулся, будто желая наказать Ильгура за дерзость, но внезапно остановился, как бы пораженный пришедшей мыслью, и опустил плеть.

— Да, понимаю, без водки тут и впрямь невесело, но этому можно помочь. Эй, часовой, принеси пару бутылок водки из дворцовых подвалов, все же наши сибирские друзья — царские гости и должны получить все, в чем у них есть нужда.

Йемек просиял и украдкой толкнул Ильгура в бок:

— Ну, что скажешь? Водка из кладовой царя! Если так пойдет и дальше, я, пожалуй, стану русским.

Ильгуру было понятно, что приятель говорит это в шутку — в то время как сам он подумывал об этом всерьез, потому и старался попасться на глаза офицеру. Кирилин заметил, как на обычно непроницаемом лице татарина отразилась работа мысли, и усмехнулся. Через пару дней заложники предстанут перед царевичем. Было бы неплохо, если бы в качестве самого опасного своего врага и величайшего воина они назвали его, Кирилина, а не сына истопника.