Ханская дочь. Любовь в неволе - Лоренс Ине. Страница 50

Ночной холод прояснил разум, так что прогулкой она, пожалуй, даже наслаждалась. Добравшись до дома, она поняла наконец, насколько ей уютнее в этой мрачной, пропахшей лошадьми конюшне, чем в надушенном борделе.

После того, что произошло сегодня вечером, Сирин больше всего хотелось завернуться в одеяло и завалиться спать, но тут она заметила, что в конюшне кто-то есть. В первый раз за несколько недель Остап выбрался навестить приятеля и был слегка обижен, когда не застал Бахадура дома. Сирин показалось, что задержался мальчик только потому, что Ваня не жалел водки, не то что боцман «Алексея Романова». Во всяком случае, когда Остап встал поздороваться, он здорово шатался, с немалым трудом мальчик подошел обняться с приятелем.

Как и все пьяные, он с гораздо большей охотой говорил, нежели слушал, а потому уже во второй раз за вечер начал подробный рассказ о своей жизни на фрегате. При этом Остап невольно старался выставить дело так, словно он уже бывалый моряк и на корабле как дома, на самом же деле море быстро покрывалось льдом, и за все это время «Алексей Романов» едва прошел две морские мили от места швартовки.

Остап то и дело говорил новые, незнакомые Сирин слова, рассказывал о новых друзьях — матросах. И Сирин чувствовала, что их прежняя душевная близость исчезла безвозвратно. Мальчик быстро привыкал к новой жизни, сбросив прошлое с плеч, словно изношенный кафтан. С каким-то непонятным раздражением Сирин напомнила Остапу, как он рвался домой, как не хотел уезжать из Карасука.

Остап со смехом отмахнулся:

— Что было, то прошло! Дома я был только одним из многих сыновей моего отца и никогда не стал бы военачальником. А здесь, в России, я могу стать большим человеком. Все офицеры меня любят и обещали скоро попросить для меня у капитана чин прапорщика. И это только первый шаг — когда-нибудь я стану капитаном, а то и адмиралом. Знаешь, Бахадур, море очень похоже на степь, оно так же бесконечно и опасно, и только настоящие мужчины могут покорить его. И я стану одним из них!

— Что ж, желаю, чтобы у тебя все получилось, — серьезно ответила Сирин и подумала с грустью, что вот сейчас, в этот момент она теряет друга. Остап думал и говорил только о море. В какой-то момент он, забывшись, назвал Сирин и Ваню сухопутными крысами, хоть это и была не больше чем шутка.

И все же Сирин испытала облегчение, когда мальчика окончательно разморило от водки и он заснул, свернувшись калачиком на ее тюфяке. Наконец-то и она могла подумать о сне.

Сирин начала раздеваться и тут заметила, что Сергея до сих пор нет. В неожиданном припадке ревности она представила себе, как он заснул пьяный в снегу и замерзает там, снаружи, в этой ледяной темноте. Она тут же выругала себя идиоткой — никакой причины проклинать Сергея у нее не было. Пусть даже он валяется где-то с этой девкой, она все же обязана ему жизнью.

Она отыскала страшного вида тулуп, лежавший у них про запас, — очень теплый, вместе с тем он делал своего владельца похожим на шелудивого медведя.

— Я выйду ненадолго, погляжу, не видно ли капитана, он был так пьян, что вполне мог упасть и замерзнуть до смерти.

Ваня почувствовал ожесточение и раздражение в голосе Бахадура и спросил себя, что могло между ними произойти. Но о Сергее он тоже беспокоился, а потому поднялся, кряхтя, накинул шинель и снял с крюка керосиновую лампу:

— Погоди, я с тобой!

Через некоторое время они вдвоем продирались сквозь сугробы, заслоняя глаза от метущего в лицо снега, ярко сверкавшего в свете керосинового фонаря. Странно, что в такой метели они сумели разглядеть Сергея, он был пьян и брел сквозь вьюгу не разбирая дороги, без шинели, в одном мундире. На вопросы он не отвечал. Ваня сокрушался и матерился одновременно, закутывая капитана в свою шинель. Поскольку Сергей с трудом держался на ногах, Сирин и Ване пришлось подхватить его под руки и тащить домой.

Когда они наконец-то добрались до дома, вахмистр опустил Сергея на тюфяк и глубоко вздохнул:

— Помоги-ка мне, Бахадур, его надо раздеть и растереть снегом, иначе он может отморозить пальцы на руках или ногах, а то и ступни!

Сирин помогла Ване стянуть с капитана мундир. Теперь он лежал перед ними обнаженный, и она опять вспомнила ту шлюху, и Сирин тайком пожелала, чтобы он отморозил себе все между ног. Она осторожно проверила, когда Ваня отвернулся, — нет, тут все было теплым.

Вахмистр тем временем притащил ведро снега и показал Бахадуру, как нужно растирать Сергея. Несмотря на усталость, Сирин терла ему снегом конечности до тех пор, пока сама не перестала чувствовать пальцы. И только когда уже начало светать, его бледные руки и ноги вновь порозовели. Сергей был пьян до бесчувствия, но начал жалобно стонать, когда отмороженные конечности начали зудеть и покалывать. Несмотря на то что Сирин всю свою злость вымещала в массаже, взгляд ее то и дело жадно обшаривал мужское тело, и она представляла себе, как он подминает под себя ту пышную блондинку. Мысли эти казались ей невыносимо постыдными, но в то же время она потихоньку ухмылялась: а вдруг у него ничего не вышло, потому что — как там говорила Марион? — его оружие не было готово к бою.

6

Когда поутру Сирин открыла глаза, Ваня уже заварил чай. Она налила себе большую кружку, с жадностью выпила и только потом заметила, что чай был сдобрен изрядным количеством водки. Недолго думая, Сирин размахнулась, целясь Ване в голову, но затем пожалела вахмистра и только угрожающе проговорила:

— Никогда так больше не делай!

— Но сынок! Так в чае никакой силы не будет! Россия — холодная страна, без водочки у нас кровь в жилах замерзает.

— По-моему, так она вас, наоборот, горячит сверх меры! — съехидничала Сирин, глянув на Сергея. Тот бесчувственно валялся на своем тюфяке и только тихий храп выдавал, что он все же жив.

Ваня с осуждением посмотрел на Сергея и покачал головой:

— Да, батюшка Сергей Васильевич вчера здорово нарезался. Таким я его еще не видел — он скорее выпьет на стакан меньше, чем перепьет.

— Так ведь можно и не рассчитать! — усмехнулась Сирин.

— Так или иначе, а сегодня ему надо быть бодрым, как жаворонок. Через час ему заступать на пост в крепости. И что скажет Апраксин, если наш капитан туда не явится? — Ваня вздохнул и возвел глаза к небесам, словно надеясь на помощь свыше.

Сирин снова бросила скептический взгляд на Сергея и сказала:

— Я пойду вместо него, а остальным объясню, что он заболел.

— Ничего не выйдет! Ты не можешь появиться там в татарском наряде. — Ваня задумался, но вдруг радостно хлопнул себя по лбу и рассмеялся. — Я и забыл, что портной вчера вечером прислал твой мундир. Прапорщик Рязанского драгунского полка вполне может показаться в крепости.

Он принес сверток, развернул и показал Сирин серо-зеленую форму.

— Сергей Васильевич приказал шить по образцу своего полка — он не теряет надежды, что мы все же вернемся к месту службы. — Ваня сказал это так, будто уже не первый год служил с Бахадуром бок о бок.

Сирин разглядывала мундир, который должен был окончательно превратить ее в прапорщика царской армии. Ее неудержимо тянуло рассмеяться — знали бы царь и Сергей, кого они зачислили в рады своего войска. Сирин сбросила кафтан и попыталась натянуть на себя странный чужеземный костюм. Но с первого раза это не удалось, так что Ване пришлось помочь ей. У Сирин сердце выпрыгивало из груди, так она боялась, что он что-нибудь заметит. Но вахмистр ничего не заподозрил. Сирин тем временем с сомнением оглядела новый наряд: мундир был достаточно просторным, чтобы она могла сойти в нем за мужчину, и все же она не была уверена, что в такой одежде будет удобно передвигаться, а тем более сражаться.

— Сидит как влитой! Не думаю, что в царской армии есть прапорщик привлекательнее, чем ты, сынок. Держи свою треуголку! — Ваня протянул Сирин какую-то смешную шляпу, которая прикрывала только макушку, не защищая от ветра ни лоб, ни затылок, ни уши.