Чужие облака (СИ) - Андерсон Альбина. Страница 27

- Ты про что?

- Я все знаю, - она хлопает по столу рукой. - Вместо того, чтобы заниматься тендером, мы должны сводить заказчиков  с девками. Не нужно было ее приглашать на этот вечер.

Глеб молчит. Она вкрадчиво шепчет :

-  Хотя, почему бы и нет? Все способы хороши...

-  Почему нет? Потому что к этой девке я имею некоторое отношение, она не чужой человек.  И этот не стесняющийся, раззвонивший по всей Москве о своей похоти стареющий бабуин…

 - Он не старый, ему всего сорок пять, для бабуинов это расцвет.

- Ты считаешь эту ситуацию нормальной?

- Да что мне считать? Я только деньги считаю…Глеб, пусть сами разбираются. Ты же доброе дело творишь! Туровцын из нее человека сделает.  От него даже пахнет свеженапечатанными купюрами. Какой бы бездарью она не была, он купит ей главные партии. Пусть не любовь, но она только выиграет. Здесь отщипнет кусочек, там откусит - ему незаметно, а у нее жизнь сложилась.  Они все одинаковые, вспомни свою Марину. Какая была любовь? А все равно бросила тебя ради плешивого недомерка на Бентли. Ну что ты морщишься? О чем ты думаешь?

- Я думаю, что вы все с ума посходили, – огрызается он.

- Кира только спасибо скажет, не всем так везет. Свистни, в очередь выстроятся. И не такой колхоз, как твоя Милованова. И что нашел альфа-самец Туровцын в такой зиготной дамочке из провинции? В Москве какие девицы! Табунами ходят, гривами трясут. Нет, - горестно вздыхает она, - Не понимаю я мужчин.

Глеб всматривается в экран и ничего не видит. Хоть бы Лидия поскорее отсела от него. От ее крепкой Шанели он задыхается. Откатившись на кресле, он встает.

- Курить? Я с тобой, - заявляет она.

- В туалет…В мужской, - отрезает он.

Ему просто необходимо побыть одному.  В отдел входит Фима, на ее лице зависть и недоумение. Она все знает,  - догадывается Глеб. Андрюша с самого утра сам не свой, в расстроенных чувствах. Кира ему нравится,  но воробушку не соперничать с эпиорнисом. От отчаяния он, наверное, поделился с Фимой, а она конечно, разнесла по всему офису.

- Фима, зачем пришла? – спрашивает ее Лидия.

- По работе.

Лидия роется в сумке и вытаскивает сигареты.

- Смотри не надорвись. Карьера Фимы прервалась, потому что она умерла... Сгорела на работе. Это мы повесим на доску объявлений, перед тем как собрать деньги на венок, -  издевается Лидия.

          Фима, как ни в чем не бывало, садится рядом с Андрюшей. Ее мучает, что она не запомнила эту Киру Милованову. Какой сыр-бор из-за незаметной девицы! Как такое могло произойти? Пока она-Фима мечтает, другие тихо и споро устраивают свою жизнь.

- Серая совсем, ну никакая...- возмущается она. - Даже пары слов связать не могла, и такая маленькая, а на шее булыжник. И что Игорь Алексеевич в ней нашел?

- Она бедрами орехи колоть может, - замечает Лидия. – Была примой в Ташкенте, теперь будет примой в Большом. А ты что можешь предложить ему, кроме педикюра?

Глава 18

Много лет назад, оказавшись в нужном месте в нужный час, Туровцын не растерялся, хватанул и присвоил.  Половина жизни прошла в угаре страха, бессонных ночей  и решительных действий. Тогда все мерились остротой локтей. Кто быстрее пробьет себе дорогу к большим деньгам. Кровь разливалась на тротуарах, в машинах, подъездах. Жрали друг друга как арахниды в банке. Много места на кладбище заняли его враги и друзья, такие же корниворы как он. С черных, в три метра  мраморных надгробий, надменно смотрели его побратимы, накручивая на  преступных перстах ключи от мерседеса –символа богатства и власти девяностых. Тогда в его жизни все было в полном соответствии с ужасной эпохой. Первое десятилетие просвистело пулями, и кануло в прошлое. Потом пыль улеглась, и все встало на рельсы.  К концу девяностых все было налажено на Урале, отработана логистика и схемы, открыты банковские счета в оффшорах. Туровцын наконец вздохнул.  Еще нужно было быть начеку, нельзя было поворачиваться спиной. Но все-таки было уже не так страшно. Появилось больше свободного времени. Пару лет прошли в относительной тишине и безумных тратах накопленного и  бешено растущего капитала. Много роскоши и много  сочных женщин прошли через его руки, но он неожиданно заскучал. Все было, но чего-то не хватало. Он стал беспорядочно заполнять свою жизнь. Зачем-то разводил йоркширских свиней в Подмосковье. На собаках ездил со шведами по Арктике. Пускался в плавание на военной  подводной лодке. И однажды, тайно от всех, съездил в  центр духовного рождения мира. По Гималаям к горе Кайласа, поговаривали  что на ослах. Оттуда он вернулся еще более  разочарованным.  Партнер по бизнесу, его школьный друг объяснял своей жене :  теперь у него все есть, а ему нужно хотеть. Он не человек цели, он человек процесса.  Через пот, кровь, по трупам идти к ней, и тогда все опять обрастет смыслом.

Однажды  во время переговоров Туровцын выставил за дверь бестолкового переводчика.  Сам он учил язык давно, но все как-то неудачно. Не помогли и частные уроки с американцем, преподававшим в одной из  престижных, московских школ.  В этот раз он решил заняться английским основательно и ранней осенью, неожиданно для всех, уехал в Кембридж.

Жесткий, несгибаемый Туровцын. Но была, была  и у него, как выяснилось, струнка за которую можно было дернуть для неожиданно нежного звука.  Кембридж показался ему провинциальным и скучным. Языковой Белл колледж, в который он записался на целый месяц, удручал спартанской бедностью.  Короткие обеды  между уроками  были несносны. Группа состояла из молодых японцев, и они как и  положено настоящим островитянам, общались только между собой. Туровцын  уже подумывал бросить все и дернуть в Ниццу, где у него была вилла на береговой линии, но  вдруг через неделю  все изменилось. Ее звали Ишбел…Куратор пригласила  его группу (видимо для ознакомления с культурными ценностями, в общем это было в программе…) в грязную, студенческую пивнушку. От скуки Туровцын, обычно очень осторожный с алкоголем, решил в этот вечер надраться.  Ишбел…Знакомая куратора. Галло-кельтский кровавый коктейль первой группы под прозрачной северной кожей.  Водопад ярко-рыжих, густых кудрей, сыровато-розовый с дождя нос, аквамариновые глаза, нежные бледные губы. Она порывисто протянула ему маленькую, крепкую руку. Прямой, решительный, без тени кокетства взгляд.   По-мужски, деловито  спросила Туровцина что он пьет.  Развинченной, мальчишеской походкой вернулась от стойки с двумя огромными пинтами пива.  Он все посматривал на ее маленькие ступни, обутые в кеды с принтами булавок, вдоль шнуровки.   Она по-простецки хлопала его по плечу, улыбалась полной ярких белых зубов улыбкой, и задавала очень много вопросов.  - Да, он служащий, из Министерства…скажем, статистики. Да, ему нравится Кембридж… Что? Английские женщины тоже. Из Шотландии? Шотландки еще больше чем англичанки… - Он удивлялся этой особенной легкости скользящего  разговора.  Тогда он еще не знал, что  способность британцев говорить много и ни о чем  является частью национальной культуры . Это  умение огибать острые углы в беседе, этот талант – прыгать по пустячным темам «small talks» ни к чему не обязывающих тем, присущ даже детям. Туровцын был очарован. Она весело попрощалась, хлопнув его по плечу, как старинного приятеля. И то, с какой легкостью она была готова оставить его после такого теплого разговора, покоробило Туровцына. Он вышел проводить. Ишбел деловито отстегнула замок на велосипеде, сказала дежурную, ничего не значащую фразу :«Ну, до встречи!» и, хищно осматриваясь по сторонам,  съехала с тротуара на проезжую дорогу.

          На следующий день, стесняясь, он попросил ее телефон у куратора. Вечером долго не мог дозвониться, и когда она наконец подняла трубку, пригласил ее на свидание фразой из пособия по грамматике. Ей было двадцать четыре года. Второй год она работала в Кембридже над докторской степенью. Ее маленькая комната была завалена книгами и  другим обильным студенческим хламом. С  ней, Кембридж странным образом изменился. Теперь Туровцын полной грудью вдыхал этот студенческий воздух, перестал замечать серое небо и проливные дожди. Колледжи университета, как будто слепленные из песочного  теста, снова очаровывали его. Бородачи - профессоры на велосипедах вызывали благоговение.  Многочисленные приятели Ишбел, многие из которых были просто сумасшедшими, умиляли. Вместе с ней он шатался по музеям и пивным, плавал на лодке по реке Кэм. В дождь они перемещались с одной убогой студенческой квартиры на другую. У ее друга он купил себе велосипед с плетеной корзиной у руля и выбираясь на выходные за город, они наматывали километры по проселочным дорогам.  Туровцын, у которого с непривычки ломило все тело, отставал, но не спускал глаз с ее упругого зада и мускулистых ног в лайкре. Она по студенчески была очень бедна. Два вечера в неделю подрабатывала официанткой в Сингапурских садах. Туровцын увязал все больше и больше. Не было в ней этого противного заглядывания в глаза. Она была совершенно независима. Ему нравился ее вещевой пофигизм. Глядя на ее холщовую сумку, Туровцын купил ей пару крокодиловых, только для того, чтобы узнать что она не носит кожу и меха из любви к животным. Драгоценные камни - чтобы не поощрять детский труд в шахтах Востока и Африки. Но когда  он принес ей коллекцию старинных карт Эссекса, пришла в полный восторг и смотрела счастливыми глазами.  Туровцын лез из кожи, но отношения не складывались. Когда вечерами он топтался у  двери, стараясь проникнуть в ее комнатушку, она командовала : Туровцын,  домой! Она была дружелюбна, но не более. Ее равнодушие только подстегивало его и он как терпеливый хищник осторожно подбирался все ближе и ближе. В Шотландии маячил какой-то неопределенный бойфренд, которого Туровцыну хотелось раздавить как муравья. Но дело было не в России и он был бессилен. Он продолжал терроризировать ее подарками. Жертвовал огромные суммы в благотворительные фонды, которые она поддерживала. Спасал амурских тигров и голубых китов, помогал ученым в борьбе с раком и атеросклерозом, давал деньги на реставрацию кафедральных соборов. Сколачивал ей кухонную мебель, стриг газон в крошечном два на два садике ее дома. И к декабрю ее сердце дрогнуло.  Посильную помощь оказал бойфренд, который  не приехал на день ее рожденья и Туровцын  увез Ишбел в  Монако. Эта женщина далась ему так трудно, что когда пришло время насладиться триумфом, он делал это не торопясь, со вкусом. Друзья говорили, что никогда не видели его таким счастливым. На Рождество он  преклонил колено и надел ей на палец безупречный солитер. Но в Москве безделье задавило ее, она не была создана для праздности, ее кипучая  натура требовала действий.  После того как были изучены все туристические маршруты, она загрустила. Как молодое дерево, вырванное с корнями из родной почвы,  она плохо приживалась на на новом месте. Со временем прибилась к каким-то фондам для сирот и Туровцын, равнодушный ко всему, что не касалось его лично, с удовольствием наблюдал возвращение прежней, деятельной и неумолкающей Ишбел. Он все больше и больше привязывался к ней. Она же, узнавая его ближе, наоборот отстранялась. Временами он ловил на себе испытующие взгляды, со многим в его жизни она была не согласна. Однажды, когда  на глазах  у нее он в кровь избил охранника, Ишбел замолчала на неделю. И он обещал ей, что больше никогда этого не сделает. Ему было так хорошо с ней в тот вечер, что захотелось срастись с ней душами, дать ей проникнуть в себя, не оставив ни одной тайны, до самого дна. Рассказать ей  все, пропустить через нее свое прошлое и насовсем очиститься от этого мрачного груза. Чтобы она простила и приняла его. Тогда можно было бы начать новую, безупречную жизнь. Но он просчитался. После его откровений она долго и испуганно вглядывалась в него. Проснувшись среди ночи,  он видел что она лежит  как мертвая,  уставившись открытыми глазами в потолок. Утром,  когда он был уже в офисе, она наняла такси и уехала в Аэропорт.  Туровцын бросился вслед, нужно было догнать, остановить и заставить быть рядом. Он так хотел. С тремя своими людьми он пробился до самого летного поля. Но самолет уже взлетел, и Туровцын долго стоял на морозном воздухе, чувствуя как жизнь сереет, а  люди становятся заискивающими паразитами. Управляющий аэропортом все извинялся, что не смог остановить самолет, ему позвонили слишком поздно. Туровцын угрюмо смотрел в сторону и жалел что он действительно не виноват, в тот момент ему хотелось давить все вокруг. Он звонил Ишбел по всем телефонам и однажды дозвонился.