Любимые не умирают - Нетесова Эльмира Анатольевна. Страница 10

   —  Да! Высоко взяли, не по плечу! Надо что-нибудь попроще, поскромнее! — рассмеялась Евдокия Петровна.

   —  А вы где работаете? — поинтересовалась Катя.

  —   Старшей фельдшером-акушером в родильном доме. Через мои руки в городе нимало ребятишек появилось. Многие уже своих детей завели...

   —  Значит, скоро и нашего примете, бабкой станете!

   —  Ты, поначалу выноси, а уж потом загадывай. А и мне скоро на пенсию.

  —   Вы еще молодая! — не поверила девка.

   —  Я слежу за собой, потому внешне выгляжу моложе. И тебе нужно ухаживать за лицом, волосами. Здесь город, люди на все обращают внимание. А тебя я попытаюсь устроить в библиотеку. Работа несложная, но интересная. Не устанешь и не надорвешься. Ты вообще книги любишь?

  —   Не знаю. Не до них было!

   —  Ну хоть что-то читала?

  —   Давно, теперь и не помню.

   —  Придется привыкать. Работа, конечно, не из престижных, зато интеллигентная, уважаемая.

  —   А сколько будут платить мне?

   —  Оклады там невысокие. Но суть не в заработке. Нынче врачи и учителя получают не больше. Главное, в грязи не станешь возиться...

   Катьку через три дня повели на собеседование к заведующей городской библиотеки, строгой, чопорной даме, какая проработала здесь всю свою жизнь и считала искренне, что лишь те люди, которые любят и читают книги, имеют право называть себя истинными интеллигентами, всех остальных считала неполноценными недоучками.

 Узнав, кого и зачем ей привели, Маргарита Иосифовна приготовила кофе и, поставив на столик две чашки, усадила Катю напротив, предвкушая продолжительное, приятное общение с эрудированным, тонким человеком.

  —   Катя, не спрашиваю, любите ли вы книги! В нашей работе это безусловно. Книги — наш кумир, душа и разум! Я думаю, вы согласитесь со мною во мнении, что не читающий человек, это элементарный недоучка, дебил и плебей, у какого отсутствует внутренний мир и всякая духовность. Я за свою жизнь прочла множество книг. Зарубежных и отечественных классиков знаю великолепно. Не мыслю себя без книг, а потому ценю, берегу каждую и постоянно работаю с молодыми читателями, пропагандирую книгу. Вам тоже придется этим заниматься,— заметила женщина, что Катька дремлет.

   Маргарита Иосифовна удивилась и возмутилась. Решила перейти на деловую часть встречи:

  —   Вы знакомы с работой библиотекаря, имеете о ней представление?

   —  Нет! — встрепенулась девка.

   —  А как работать с читательским активом, изучить склонности, вкусы, подобрать нужную литературу, какие книги надо рекомендовать?

   —  Какую попросят,— ответила Катя.

  —   А если школьник попросит «Дэкамерон» или «Жерминаль»?

   —  Ну и пусть читает, если они будут!

  —   Вы шутите?

  —   Зачем?

  —   Вы сами читали эти книги?

  —   Нет. В деревне не было библиотеки, а дома не до них, не покупали. Некогда было читать.

   —  Позвольте, но вы хоть отечественную литературу знаете, наших классиков, тех, что по школьной

программе знают все. Ну, Гоголя, Некрасова, Толстого, Пушкина, Есенина, эти вам должны быть хорошо известны! — выдавливала из Катьки хоть каплю интеллекта.

  —   А у нас учительница литературы как пошла рожать еще в пятом классе, так и по самый седьмой в школу не вернулась. Нам всем поставили трояки в свидетельства, так и выдали.

  —   Какое же у вас образование? — поинтересовалась заведующая.

   —  Семилетнее...,— гордо вскинула голову Катька.

  —   Что? Вы даже среднюю школу не закончили?

  —   Не было в деревне такого?

   —  Зачем же сюда пришли? — удивилась искренне.

   —  Работать, понятное дело!

  —   Кем?

  —   Куда сами определите!

  —   Нет, ну додумалась Евдокия, кого мне прислать решила! Идите домой! Я позвоню вашей свекрови сама! — кивнула на двери, дав понять, что разговор закончен...

   Пыталась свекровь устроить Катьку в регистратуру поликлиники. Но и там не взяли, отказали после собеседования.

   На сортировке корреспонденции на почте и вовсе сконфузилась, читать стала по слогам. Когда и здесь отказали, девка и вовсе расстроилась, домой вернулась в слезах.

   —  Вы нарочно так устроили, чтоб меня везде высмеивали! — кричала на свекровь.

   —  Я не виновата, что ты законченная дура! Не ты, а я с тобой опозорилась на весь город! Знакомые и друзья, к кому посылала, в ужасе от твоей дремучести. Словно из пещеры, из каменного века выпала в наше время! Не нравится моя помощь, устраивайся сама!

  —   Конечно! Не буду дома сидеть!

   —  Вот только куда возьмут такую! — вырвалось ненароком у Евдокии.

  —   А чем вы лучше меня? Подумаешь, акушерка! Врачом не стала, мозгов не хватило. У нас в деревне каждая бабка ребенка примет без науки. Никто из баб в городе не рожал, обходились без акушеров и хвост трубой не задирали. Нечем особо хвастаться!

   —  Да я ничего не говорила о себе! Чего ты на меня орешь? Ты кто такая здесь? Приблудная девка! Повисла сыну на шею, пришла сюда никчемкой, да еще рот разеваешь? А по какому праву здесь находишься?

  —   Я Колькина жена!

  —   Чем докажешь? Вы не расписаны! А набить пузо можно с кем угодно! Порядочная девушка отдается только после росписи, став женой! А ты в сучью любовь сыграла. Поймала на беременности парня!— кричала Евдокия, покрывшись красными пятнами негодования.

  —   Сама сука! — вспылила Катька.

   —  Что?! Это ты тут тявкаешь, ничтожество? А ну выметайся вон из моей квартиры! Чтоб никогда тебя не видела, грязная подстилка! Убирайся живо, дрянь ползучая, отребье из свинарника! Чего сидишь? Собирай свою вонь и выметайся.

   Катька поняла, что перегнула палку, она очень испугалась перспективы оказаться выброшенной из семьи, из дома, на улице такого чужого города, к какому ни приглядеться, ни привыкнуть не успела.

  —   Куда же я пойду? Дождусь Колю. Как он велит! Скажет, чтоб уходила, вернусь в деревню-А если скажет остаться, буду при нем!

   —  Это моя квартира! И я тебе не позволю здесь жить! Отваливай к своим навсегда! Хватит сыну жизнь поганить. Он найдет себе хорошую девушку, а не деревенскую потаскуху! Как посмела придти сюда без моего согласия? — кричала Евдокия распалясь. И в это время в квартиру вошел Колька:

  —   Чего орете, аж во дворе вас слыхать? Кого не поделили?

   Мать с женой закричали наперебой, каждая доказывала свою правоту. Колька, послушав их недолго, подошел к матери, бережно взяв за плечи, вывел на кухню, попросил успокоиться и, выйдя в комнату, влепил Катьке пару больных пощечин, сказал:

  —   Еще пасть откроешь, таких пиздюлей навешаю, что бегом в деревню смоешься! Не смей орать и хамить матери! Услышу, своими руками глотку твою порву до самой транды! И помни, мое терпенье не железное! Как привез, так и вышвырну, пузом не прикроешься,— пихнул бабу в спальню, дав пинка под задницу, а сам пошел во двор к ожидавшим его друзьям.

   Евдокия, немного успокоившись, ушла к подруге-соседке. Катька осталась одна. Ей было обидно, что в этой семье ее никто не любит и не понимает. Баба с тоски решилась написать письмо в деревню, своим. Но оно получилось слишком длинным. Закончить его Катьке помешал Колька. Он вернулся навеселе. Увидел бабу, нахмурился и, оглядевшись, спросил:

  —   А где мамка?

   —  Не знаю, ушла куда-то...

  —   Опять погавкались?

  —   Ни словом не перекинулись.

   —  Смотри мне! Чтоб мать не обижала! Иначе на ремни тебя распущу! Мне плевать, что ты беременная! Еще не знаю, от меня ли носишь?

   —  Колька! Как можешь сомневаться? От кого кроме тебя? Ведь сам знаешь.

  —   Да разве можно верить бабе? Что обещала в деревне, когда ко мне просилась? А не успела оглядеться и матери хамишь. Разве она виновата, что ты дура?

   —  Не дурней вас! Сама на работу устроюсь, без ее помощи.

   —  Заткнись, уродка! Куда тебя возьмут? Ты нигде и никому не нужна! Что собою представляешь?