Зеленые яблочки (СИ) - Хрисанфова Татьяна Анатольевна. Страница 10
— О чем ты? — Егор не хотел показывать, что сразу понял, о ком речь.
— Да вон — Дашка Данилова, — усмехнулся Никита.
— Скажешь тоже, — не сдавался Егор, — Чего в ней особенного?
— Есть значит чего, раз пол-деревни по ней сохнет, — не унимался Никита.
— И ты тоже?
— Мне там ловить нечего. Парень я практичный, за Парашкой ухаживать буду, за ней мельницу отдадут. А эту видал, как сторожат — кобели одни чего стоят, — ухмыльнулся Никита. От слов друга на душе у Егора стало спокойнее, значит Даша просто стеснялась своих братьев. Будет опять вечер и опять он улучит момент, чтобы оказаться рядом с ней.
Глава 5
— Всю ночь гуляют, потом спят до обеда, — Катерина, стоя у печи, ворчала на детей, поздно пришедших ночью из деревни. — Вон кизяк некому принести, — возмущалась она.
— Давай лоханку, пусть дети поспят, — перебил ее дед Василий. Он набросил на плечи старый кожушок и вышел в сени. Но успокоить Катерину было не так-то просто. И хоть утро было ранее, можно детям и поспать, она продолжала сердито ворчать, пока Даша не выглянула из боковушки. — Мамань, давай помогу у печи, — предложила она.
Но та, видимо, спустила утром на пол другую ногу, нежели обычно и, по этому поводу, была настроена воинственно. Делая вид, что не слышит Дашу, она продолжала: «ты посмотри не метено в хате до сих пор, вдруг кого лихоманка занесет — позору не оберешься». И хоть в хате на полу не было и соринки, Даша взяла в руки веник и принялась мести пол. Но настроение матери было испорчено окончательно, когда она обнаружила, что спичек, постоянно лежавших наверху в одной из не слишком прогреваемых гарнушек, не оказалось на месте. Она поводила рукой поглубже, но так и не нащупав спичек, взбеленилась:
— Все на цигарки извел, ведь сколько раз было говорено, чтобы не трогал!..
Даша, предчувствуя бурю, попыталась незаметно проскользнуть в свою боковушку. Но Катерина, заметив ее движение, повысила голос:
— Ну-ка, защитница отцова, собирайся в деревню. Да не говори мне, что мороз на улице. Спичек вон надо, сахара купи, да соли. Опять же конфет да пряников: Рождество скоро, будут христославить; чем угостишь? И не проси, чтобы лошадь запрягали: по ночам вас носит и ног не жалко, так что — поспешай. Даша была рада отлучке из дома. Ведь теперь целый день вся семья будет ходить бочком, да молчком, а все потому, что мать встала не с той ноги. Даша, радуясь в душе, что не надо будет целый день слушать недовольное ворчание, поспешно одевалась. Сунув ноги в валенки и на ходу застегивая шубейку, она выбежала за порог, прихватив холстинную сумку. Опасаясь, что мать вспомнит о завтраке, она ускорила шаги, чтобы не возвращаться. Но та, увлеченная своими речами, не подумала, что отправила дочь голодной. Даша радостно шла по проторенной дорожке. Она надеялась увидеть Егора в деревне. Вдруг ему тоже надо будет в лавку? Не замечая щиплющего щеки мороза, не глядя на окружающую ее бесконечную белую равнину, в мечтах она добралась до деревни. Из труб вился белесый дым и висел над крышами, долго не рассеиваясь в морозном воздухе. В сараях слышались покрикивания хозяев, управляющих скотину. Кто-то очищал от снега проходы около домов, накидывая и без того высоченные сугробы. На улице изредка встречались сельчане. Некоторые, пряча усмешку в усах, здоровались с Дашей, качали головами понимая, что девчонка не по своей воле так рано пришла в деревню. Даша решила сначала зайти к подруге.
Вся семья сидела за поздним завтраком. Даша смутилась: я как всегда вовремя!
— Лапушка! Проходи, проходи, садись с нами, — ласково приглашала ее мать подруги, — мы припозднились сегодня. Она подвинулась на лавке, уступая место. Ели кислые блины, обмакивая их в заквашенное молоко, не особенно заботясь о наступившем посте. Даша уселась рядом с подругой и, впервые за утро, свободно перевела дух.
Кирюха, Глашкин брат, поддел девушку:
— Что, Дашка, мать из дома выгнала? В такую рань в деревню приперлась?
Ни для кого не был секретом характер Катерины.
— Да нет, я сама. Перед Рождеством надо купить гостинцы, — улыбнулась Даша.
— С подружкой повидаться тоже надо, — поддержала ее Шура.
Глашка многозначительно подмигнула Даше, вылезая из-за стола. Та, извинившись, последовала за ней. Они отправились в пустую горницу. Глашка нетерпеливо схватила подругу за руку: давай рассказывай, целовались вчера?
По лицу Даши расплылся яркий румянец.
— Один раз только.
— Ну и что? — любопытству подруги не было предела.
— Ничего! Братья начали кричать, — обиженно сказала Даша, — я ничего и не поняла. Любит он меня или нет?
Глашка расхохоталась: эх ты! Маленькая еще понимать!
— А ты знаешь, Дашка, — девушка посерьезнела и заговорщицки глянула на подругу, — надо погадать под Рождество! Говорят из спичек надо сложить колодец под подушкой. А как засыпать будешь, скажи: суженый, ряженый, приди ко мне наряженный водицы испить. Придет к тебе князь богатый высокий усатый, — Глашка поднялась на носках, приложила пальцы к верхней губе, пытаясь убедительнее показать воображаемого князя. Даша, глядя на нее, не смогла сдержать улыбки.
— Вот увидишь! Кто явится — за того и замуж! — убеждала неугомонная Глашка. — Вон Улька Орлова рассказывала, что приснился ей Степан. За него и вышла. Эх! Хоть бы мне приснился богатый, высокий, усатый! — мечтательно произнесла Глашка.
— Ой, уморила! — смеялась Даша, — в нашей деревне усатые — только старики пузатые! Да и те не особо богатые.
— Не скажи! — не унималась Глашка, — у стариков, поди, сыновья есть! А старики не вечные. Вон Алешка-лавочник, чем не жених — высокий, симпатичный!
— Наум на погост не спешит! — перебила ее Даша.
— Так и Алешка мне не нужон! — махнула рукой Глашка, — в лавке сидеть! Скукота! Мне бы такого, чтоб веселый был, шебутной.
— Так то Никита! — воскликнула Даша, — он тебе нравится?
— Ой не знаю, не знаю! — жеманилась Глашка, — боюсь по бабам бегать будет. Не по мне такая жисть!
— Тебя не разберешь! — покачала головой Даша, — чтоб веселый да дома сидел? Ты где такое видела? За веселыми девки сами табуном ходят.
— Не говори, подруженька! — притворно пригорюнилась Глашка, — веселый да шебутной — все равно, что чужой.
Не удержавшись, они рассмеялись.
— Мать ругает меня, что не умею в парнях разбираться. Говорит, работящего надо, да спокойного. А что с таким делать? Со скуки помру, — не унималась Глашка.
Они еще долго шептались, смеялись, обсуждая парней да девчат. Глашка припомнила, как вчера вечером металась Паранька. «Поди, Егора искала» — мстительно предположила она. Подняв юбку, Глашка показала, как Паранька бегает, заглядывая во все углы. Дашу забавляли кривлянья подруги. Наговорившись, Даша покинула гостеприимный дом и поспешила в лавку. Настроение было приподнятое.
Подходя к соседней улице, она услышала шум около дома одинокой Фроськи — «зазнобы». Потихоньку к дому собирался любопытствующий народ. В покосившуюся дверь отчаянно барабанил Толька Кочетков.
— Выходи! — орал он, — выходи, отец! Знаю, что ты у нее! — Толька перестал барабанить, прислушиваясь к звукам в доме. За дверью затаились и на провокацию не ответили.
— Ну, держись! — Толька разбежался и ударил плечом в дверь. Дверь, тяжко заскрипев, подалась, но натиск выдержала.
— Давай, Толян! Вышибай! — поддержали его мужики.
— Дверь только позавчера на место навесили, — сочувственно произнесла Нинка Чернышова.
— На кой? — равнодушно спросил Степан Кривенцев, — все равно выбьют.
Толька разбежался еще раз. В это время с другой стороны хаты, из распахнувшегося окна вылетел овчинный тулуп, вслед за ним сиганул щупленький мужичонка.
Толька оставил попытки выбить дверь, как только понял, что его провели. Он выхватил дрын из шаткого плетня и помчался за мужичонкой. Обособлено стоящие мужики созерцали потеху с усмешками. Бабы осуждающе качали головами: кобели, вы, кобели!