Обитель любви - Брискин Жаклин. Страница 50
— Так что же? — спросил он, когда слуга-китаец ушел.
— Мм... В последнее время у твоих завтраков более резкий запах.
— Дальше?
— Я теперь днем ложусь отдохнуть, а ты знаешь, что прежде я никогда этого не делала.
— Еще что?
— Мне надо проконсультироваться со специалистом.
— С кем? — спросил он. — С доктором Видни?
— С тобой.
— Со мной?
— А кто другой сможет лучше объяснить мне значение всех признаков и предзнаменований?
— М-да...
— Как ты заметил? — спросила она. — Бад, как?
— А никак! Амелия Ван Влит, девочка с красивыми волосами! — Он замолчал, сглотнул и спросил другим тоном: — Ты в самом деле думаешь, что...
Она утвердительно кивнула.
Они улыбнулись друг другу, и в этой улыбке была огромная разделенная радость.
На крыльце они, как всегда, поцеловались, но сегодня поцелуй длился больше обычного. А потом, как тоже было заведено, Амелия прошла через оклеенный бело-синими обоями коридор, открыла застекленные двери и вышла на широкую веранду. Она глубоко вдохнула. Легкая дурнота прошла от запаха влажной от росы зелени, росшей по склону Банкер-хилл.
Коттедж в стиле королевы Анны, принадлежавший Ван Влитам, был меньше большинства новых домов, венчавших собой вершину Банкер-хилл, но красивее. Главным украшением дома согласно замыслу архитектора была веранда, которая тянулась вокруг всего коттеджа. Для осуществления этой идеи из Вены был выписан плотник.
Амелия облокотилась о перила веранды, украшенные искусной резьбой. Внизу, на Гранд-авеню, показался Бад, который спускался по крутому склону своей энергичной, но легкой походкой. Он обернулся, как обычно, и приветственно приподнял шляпу. Она помахала ему рукой. Ни с того ни с сего он вдруг стал отплясывать джигу. Это было спонтанное проявление радости. Она присела в реверансе. Он поклонился, затем водворил своей котелок на место, вновь превратился в озабоченного бизнесмена и зашагал в простиравшийся внизу город.
Улыбка Амелии тут же погасла. Она взялась руками за живот и согнулась.
— О Боже, — прошептала она, вернулась в дом, прошла в библиотеку и закрыла за собой дверь. Камин, горевший вечером, еще не чистили: среди пепла лежали обгоревшие головешки. Она села за письменный стол.
У нее не оставалось никаких сомнений, что она беременна.
Фанданго они устроили 7 мая, а сейчас на дворе стояло 13 июля.
Кровь отхлынула от ее лица.
«Три-Вэ, — подумала она. — Три-Вэ». От страха ее лицо и все тело покрылось испариной. Ей всегда становилось страшно, когда она вспоминала про фанданго. Она была сама себе неприятна в таком состоянии. Ей казалось, что этот ее страх — вершина ее унижения. Три-Вэ, застенчивый неловкий паренек, который когда-то смотрел на нее горящими от восторга карими глазами и беседовал с ней о писателях и композиторах, поэтах... Он превратился на фанданго даже не в животное, ибо животное все-таки как-то уступило бы в ответ на ее крики и сопротивление, а в безликую жестокую силу.
На ягодицах у нее были большие синяки, на левом бедре растянута какая-то мышца. Синяки от времени стали зеленовато-желтого цвета. После фанданго она слегла, и через неделю они перестали болеть. Но страх остался. А когда она осознала, что беременна, этот страх накрыл ее с головой.
«Три-Вэ? — думала она. — Три-Вэ? Три-Вэ?»
Закрыв лицо руками, она раскачивалась из стороны в сторону.
Раздался телефонный звонок. Через секунду в дверь постучался Лию.
— Да? — проговорила она тихо.
Он вошел.
— Миссис Юта на линии. — У Лию, уроженца Лос-Анджелеса, было чисто американское произношение, которое никак не сочеталось с его внешностью: белым балахоном и косичкой.
Амелия устремила на него пустой взгляд.
Ей никогда не казалась странной ее дружба с Ютой. И хотя она обычно презирала выскочек, страстное желание Юты стать «кем-нибудь» тронуло ее. Будучи не способной к зависти, она и предполагать не могла, что дружеское расположение к ней Юты подернуто налетом этого порока.
— Миссис Ван Влит?
— Да. Я скажу, что вы сейчас не можете подойти.
Он ушел, закрыв за собой дверь, а Амелия даже не шелохнулась. Она сидела, выпрямив спину и обхватив руками свой ежедневник в переплете с серебряными уголками.
Поначалу ее рассуждения были ясными. «Я не уверена, что ребенок от Три-Вэ, — думала она, — но я также не уверена в обратном. Я просто не уверена. И все же есть подозрение, очень сильное подозрение, которое невозможно не принимать в расчет. Как я смогу делать вид, что этот ребенок от Бада, если я не уверена? Можно пойти на хитрость. В этом вопросе женщина всегда может обмануть мужчину».
Но ее представления о чести не позволяли ей даже на мгновение допустить, что она это сделает.
«Он мой муж, — подумала она. — И даже если бы я его не любила так сильно, я все же была бы обязана хранить ему верность.
Я не могу родить этого ребенка.
Как устроить, чтобы этого не произошло?»
Амелия всегда избегала подобных разговоров. Когда женщины шептались по этому поводу, вокруг них сгущалась какая-то ядовитая атмосфера. И тем не менее ей вспомнились сейчас упоминания о спицах для вышивания, крючках, стаканах с касторовым маслом. Но разве Бад не рассказывал ей однажды о той девушке? О Розе? Да, так ее звали. Роза истекла кровью во время аборта. Бад даже тогда уже хотел ребенка, но он благороден и ни разу, ни словом, ни взглядом, не упрекнул Амелию в ее бесплодии.
Амелия глубоко, прерывисто вздохнула.
Кто способен на подобную операцию? Разумеется, не доктор Видни. Он никогда этого не сделает. Доктора не убийцы.
Убийцы?..
Она закрыла глаза руками, ей очень хотелось заплакать, но слез не было. Ей пришла в голову мысль о том, что неважно, кто отец этого ребенка. Ребенок лежит в ее чреве, он часть ее самой, полностью от нее зависит. Бад или Три-Вэ? Семь лет или несколько секунд? Плод любви или насилия?
«Как же я смогу убить собственного ребенка?!»
Где-то неподалеку вверх по холму, скрипя, поднимался зеленной фургон, и она услышала крики:
— Свежие овощи, свежие овощи!
Хлопнула дверь кухни. Лию приветствовал продавца по-китайски. Они говорили на этом певучем языке, в котором Амелия понимала сейчас не больше, чем в своих мыслях.
«Что же делать?»
Вновь зазвонил телефон. Три коротких звонка. Это был их сигнал. Лию все еще торговался на улице. Хуанита, жирная, бесформенная жена Лию, боялась телефона и никогда до него не дотрагивалась. Бриджит, нахальная ирландская девчонка с вьющимися волосами, не придет до десяти. Амелия сама подошла к аппарату, установленному в закутке у входной двери. Стены были оклеены обоями в цветочек, на маленьком столике лежали блокнот и карандаш. Деревянная коробка телефона была прикреплена к стене.
— Дом Ван Влитов, — сказала она в трубку.
— И еще, — без предисловий произнес Бад на том конце провода. — Если будет девочка, мы никогда не разрешим ей ездить верхом одной.
— Бад...
— Даже не пытайся спорить со мной.
— Я...
— Только в сопровождении гувернантки! Только! — Голос его стал ласковым: — Амелия, дорогая, я уж и не надеялся... Повидаешься с доктором Видни и приходи в магазин.
— Бад...
На другом конце провода послышались гудки.
Она наконец-то разрыдалась. Выхода не было. Она не сможет убить ребенка, кто бы ни был его отцом. И не сможет признаться Баду, что с ней сотворил Три-Вэ. Братья были очень близки. В случае разоблачения схватка между ними была бы неизбежна. Бад будет беспощаден. В лучшем случае он больше не захочет видеть Три-Вэ. Но он способен и на убийство.
«Нет, я не могу рисковать».
Рыдания сотрясали ее тело. Их причина находилась где-то в подсознании. Там таилась печаль, огромное горе, которое приведет к краху. Наконец ей удалось справиться со слезами, она поднялась со стула, безвольно опустив руки и неровно дыша. Окончательно успокоившись, она стала крутить металлическую ручку аппарата и попросила телефонистку — ею была Нетта — соединить ее с 50-9. Это был телефон доктора Видни.