Обитель любви - Брискин Жаклин. Страница 52
Он скрестил руки на груди, не спуская взгляда с нефтяной струи. Он думал сейчас о своих предках. О предках, существование которых замалчивалось. О предках, которые принадлежали к племени Йанг-На, жившем некогда на этой земле. Он думал и о Гарсия, предках по матери, которые заработали и промотали эту землю — Паловерде. А теперь у них есть нефть. Она принадлежит ему и Три-Вэ, ее унаследует Чарли и тот малыш, что свернулся сейчас калачиком в нежном чреве его жены.
К маленькому участку все шли и шли люди. Подъехала коляска Хендрика, который привез Амелию и донью Эсперанцу. Амелия устремилась сквозь толпу к мужу. Бад отвел ее от фонтана, но струя уже успела окатить ее с головы до ног, запачкав свежую белую блузку, широкую юбку и шляпку с лентой.
— Это просто страшно, — проговорила она.
— Всю жизнь я ждал именно этого, — сказал он. — Понимаешь? Еще глупым пацаном я мечтал о нефти. — Он помолчал, потом сказал: — Амелия, я собираюсь крупно рисковать.
— Ты ведь уже победил.
— Нет! Я хочу вложить в это как можно больше денег. Настоящий капитал. Все, что смогу наскрести. Слушай, я кое-что знаю о бурении и необходимом оборудовании, но недостаточно. Я собираюсь привлечь к делу всех башковитых рабочих и химиков из лаборатории «Юнион ойл». Мы с Три-Вэ будем бурить новые колодцы. Мы с ним построим целую империю!
Она не спускала с него глаз и улыбалась.
— Ты смотришь на меня так, будто думаешь про себя: «Вот дураки-то!» — сказал он.
— Нет.
— Тогда почему ты улыбаешься?
— Я и раньше знала, что когда-нибудь ты скажешь мне все это. У других ведь получилось. Ты сможешь справиться с Хантингтоном, Гулдом, Рокфеллером. Ты такой же проницательный, умелый, трудолюбивый и... честолюбивый.
— И беспощадный?
— И беспощадный тоже. А меня никогда и не интересовали рохли.
— Придется посвящать этому все мое время.
— Папа Хендрик будет очень переживать, если ты уйдешь из магазина.
— Ничего, переживет. Ведь Три-Вэ непрактичен. Он упустит наш шанс. У него все пройдет мимо пальцев. Он непостоянен, его все время куда-то заносит. Нет! Если быть точным, достигнув чего-то, он сразу же устремляется к следующей цели, а то, что происходит сейчас, его не волнует. Мечтатель, верно?
Она не ответила на его вопрос.
— Амелия, если меня не будет рядом, когда...
— Ничего, женщины в подобных ситуациях справляются сами, — перебила его Амелия. Она кивнула в сторону изрыгающей нефть вышки. — А ты будешь заниматься вот этим!
Он обнял ее за еще стройную талию. Его пальцы коснулись пояска ее юбки. Он прошептал ей на ухо:
— Это будет мой принц или принцесса.
На лице Амелии появилось несчастное выражение. Бад, опять обернувшись к вышке, ничего не заметил.
Донья Эсперанца медленно шла на своих отечных ногах. Хендрик водил ее между почерневших от нефти куч земли и давал разъяснения таким тоном, будто хозяином здесь был он, будто он не противился всеми силами тому, чтобы сыновья искали нефть.
— Давление природного газа заставляет нефть устремляться вверх по узкой трубе, поэтому мощность струи так велика. Дорогая, значение этой нефти для Лос-Анджелеса равно значению железной дороги. Нефть — серьезный бизнес. Гораздо серьезнее, чем апельсины и туристы. Вот у нас и появилась настоящая индустрия. Увидишь, с этой нефтью Лос-Анджелес станет таким же по важности городом, как Сан-Франциско.
— А открыл ее мой Три-Вэ, — проговорила в ответ донья Эсперанца. — Где он, Юта?
Их невестка как раз подошла к старикам, баюкая на руках Чарли.
— Умывается, — ответила она.
— Хорошо, — сказал Хендрик. — А теперь мы все пойдем в ваш дом. Соседи захотят выразить вам свои поздравления.
— Но у меня не хватит угощения.
— Мы с мистером Ван Влитом организуем чествование, как полагается, — ответила донья Эсперанца. — Кузен Франк принес из своей лавки все, что нужно. Это старый обычай, дитя мое, лос-анджелесский обычай. Удачу мы празднуем все вместе.
Из «Лос-Анджелес таймс» за 26 июля 1892 года:
НЕФТЬ!
Винсент Ван Влит и его компаньон X. Ван Влит Младший вырыли колодец в конце Колтон-стрит и открыли первый в городе нефтеносный источник.
На следующее утро после того, как забил нефтяной фонтан, Бад объявил Хендрику, что уходит из магазина Ван Влитов. Грустный вышел разговор. Хендрик сидел у себя за столом, сжимая и разжимая пальцы здоровой руки. Он был слишком расстроен, чтобы сразу ответить Баду. А тот, охваченный возбуждением, не обратил внимания на отцовские переживания. Хендрик полагался на предпринимательский талант старшего сына, и доверительные отношения, установившиеся между ними за много лет, вселяли в Хендрика чувство надежности и товарищеского плеча. Хендрик нарадоваться этому не мог.
После долгого молчания он наконец проговорил:
— Безумие! Ты обезумел! Ты типичный Гарсия!
Однако в голосе его недоставало уверенности. Он весь как-то обмяк, крепкая грудь над круглым животом ввалилась. Во взгляде была почти такая же растерянность, как и тогда, много лет назад, когда для него настали черные дни.
У Бада при виде этого защемило сердце.
— Папа, я же не говорю, что совершенно устраняюсь от дел, — солгал он. — Думаешь, я ненормальный? И потом, неужели я позволю чужому человеку притронуться к нашему гроссбуху?
— Значит, ты будешь вести отчетность?
— Разумеется!
После этого плечи Хендрика чуть распрямились.
— Мне придется уменьшить тебе зарплату.
Оба прекрасно знали, что зарплата в магазине была только мизерной долей доходов Бада. Основные деньги шли от квартирной ренты в его квартале — включая и сам магазин Ван Влитов — и других его капиталовложений. Тем не менее Бад сделал смущенное лицо и проговорил:
— Как решишь, папа.
Хендрик все еще выглядел потерянным. Бад хотел ему рассказать о беременности Амелии, но промолчал. Они с женой решили подождать с этим до четвертого месяца, чтобы не сглазить.
Бад не советовался с Три-Вэ о своем решении вложить все в «Паловерде ойл». Он просто появился в тот день у колодца с купчими на восемь соседних участков.
— Еду вечерним поездом в Санта-Паулу. Попытаюсь нанять там для нас несколько бурильных бригад, — сказал он Три-Вэ.
— Лучше бы подождать до...
— До чего? — перебил Бад. — До того, как сюда сбегутся все кому не лень и начнут копать?
Три-Вэ не ответил.
То, что Бад и в этом деле вздумал верховодить, привело его в бешенство. Он был также зол на самого себя за то, что позволил Баду перехватить инициативу. Он не возражал, не спорил, ибо помнил о своей вине. Поэтому он безропотно пошел вместе с Бадом по новым участкам, поднимая комья земли, нюхал, пытаясь уловить запах нефти.
«Лос-Анджелес геральд» за 30 июля 1892 года:
НИКОГДА ПРЕЖДЕ НЕ БЫВАЛО ТАКОГО АЖИОТАЖА ВОКРУГ НЕФТЯНЫХ УЧАСТКОВ!
Город сошел с ума! Спекуляции с недвижимостью и всеобщий ажиотаж захватили всех и выплеснулись далеко за пределы округа Лос-Анджелес. Во многом это напоминает недавний Великий Бум, связанный с недвижимостью. Нефтеносные земли раскупаются по бешеным ценам, большой размах приняла спекуляция землей. Участки, которые прежде никто не брал за 75 долларов, идут сейчас по 1000 и выше. Люди, знающие толк в земельных делах, признаются, что никогда прежде ничего подобного не наблюдали. В Санта-Пауле говорят, что многие лосанджелесцы уже окончательно помешались на нефти.
И вправду помешались. Мужчины — да и женщины тоже, — вообще далекие от нефти, садились на корточки и нюхали землю с умным видом, а потом отдавали за крохотный участок земли все свои сбережения. Всякий, кто мог себе это позволить, рыл колодец. И земля отдавала свою черную древнюю кровь.
Однажды днем в середине августа, спустя три недели после того, как забил первый фонтан, Бад сидел на буровой платформе. Было очень жарко, за сорок, и поэтому на нем не было куртки, а рубашка пропиталась потом, от которого потемнели и красные эластичные подтяжки. Время от времени он приподнимал кожаный шлем, чтобы утереть пот со лба.