Обитель любви - Брискин Жаклин. Страница 80

Чарли Кингдон рос буйным и энергичным мальчишкой. Его глубоко посаженные почти черные глаза часто злорадно поблескивали. В приходской школе Бейкерсфилда он выделялся из общей массы учеников склонностью ко всякого рода выходкам. На игровой площадке он забирался на вязы и прыгал с высоких веток. При этом дважды ломал себе что-нибудь. Он бегал всегда сломя голову, а смеялся безудержно. Благодаря буйству характера заработал высокий авторитет у одноклассников. К удивлению самих же сестер-монашек, преподававших в школе, они подчас не могли без улыбки смотреть на проделки этого трудновоспитуемого ученика. Добрые женщины называли его сорванцом. Но каждая из них видела очевидное стремление Чарли Ван Влита к самосовершенствованию и служению Богу. А недостатки лишь подчеркивали широту его души, а ведь широта души не что иное, как предпосылка святости.

Вера Юты была немыслима без карающего начала. Наблюдая за хулиганским поведением старшего сына, она полагала, что это Божье возмездие ей, матери. Чарли Кингдон был зачат во грехе, думала она. Каждый раз, когда Чарли Кингдон забирался к ней на полные колени и зарывался лицом в ее грудь, ей хотелось приласкать его, прижать к себе. Но всегда в ту же секунду ей приходила в голову мысль, что он уже и так в немилости у Бога за ее грех. «Я не вправе потакать ему», — думала она и говорила вслух:

— Слезай, Чарли Кингдон. Ты слишком тяжелый, чтобы ползать по мне.

Однажды в июле Юта на заднем дворе собирала фрукты для пирога на ужин. Вдруг она услышала детское хихиканье, доносившееся из тени за пустующей конюшней. Смех был тихий, но явно возбужденный. Дурное предчувствие охватило Юту, холодный пот выступил у нее на спине. Прижимая к себе собранные в передник спелые сливы, она направилась за конюшню. Тучная Юта шагала тяжело и шумно, но дети были так увлечены чем-то, что не услышали ее приближения.

— Чарли Кингдон, что ты там делаешь? — позвала она, заворачивая за угол конюшни. Тут она в ужасе открыла рот и замерла на месте. Сливы посыпались из передника на землю.

За конюшней ее сын и какая-то маленькая девочка, сняв с себя штанишки, рассматривали друг друга. Извечная детская сексуальная игра: «Ты мне покажи свое, а я тебе свое». Юту обуял ужас. Случилось то, чего она всегда так боялась: ее собственное вожделение передалось сыну и теперь проявилось! Вскрикнув, она бросилась вперед. Она так и не узнала девочку, которая в страхе убежала, на ходу натягивая штанишки. Юта нависла над Чарли Кингдоном. Не глядя на разъяренную мать, он застегивал ширинку.

Юта схватила его за худую ручонку и потащила через двор, а потом по ступенькам заднего крыльца в кухню. Печь была жарко натоплена, готовая принять пирожки к ужину. Юта прижала руку сына к горячему чугуну.

— Вот что бывает, когда грешишь! — кричала она. — Вечный огонь! В нем тебе и место!

Он долго молча терпел боль. Материнский приговор сносил с мальчишеской отвагой. Он заслужил эту боль. Но когда стало уже совсем невтерпеж, разрыдался. Юта, тоже всхлипывая, прижала его к своей груди.

После этого на Кингдона снизошло раскаяние, растянувшееся на годы. Он до сих пор каялся, ибо, по его мнению, с возрастом все глубже и глубже погружался в пучину греха. Греховная тьма словно пригвоздила его к земле, сделала пресмыкающимся. И тогда его героями стали люди, которым на крылатых велосипедах удавалось на несколько минут оторваться от поверхности земли. С годами грезы об авиации превратились в неодолимую юношескую страсть. Он уехал из Бейкерсфилда в шестнадцать лет. С тех пор он ни разу не был в церкви. Ощущение того, что он чего-то да стоит в этой жизни, отныне являлось к нему лишь тогда, когда он парил в небе на полотняных крыльях, натянутых на хрупкие распорки.

Тесса сказала, что ее родители уехали на восток, где Хендрик Ван Влит Младший организовал продажу облигаций, рассчитывая на вырученные средства расширить «Паловерде ойл».

«Дядюшка, видимо, решил скупить на корню весь мир, — думал Кингдон, — и теперь собирает наличность для этой покупки».

Каждое утро, ровно в половине одиннадцатого, Тесса заезжала за ним. Они колесили по окрестностям, поставив на заднее сиденье корзину с едой. Объезжали пыльные и тенистые рощи Сан-Фернандо Вэли от Ван Нуиса до Ланкершима. Катались по курортным местечкам: Санта-Моника, Оушен-парк, Редондо бич. Еще несколько раз были в Венеции. Уезжали на восток к миссии Сан-Габриэль и вслушивались в перезвон древних колоколов, звучавший с глинобитных колоколен. Однажды они проехали по шумной оживленной Спринг-стрит, и Тесса показала Кингдону, где стоял когда-то магазин скобяных товаров их деда. Квартал Ван Влитов снесли, на его месте воздвигли штаб-квартиру «Паловерде ойл» — просторное и современное десятиэтажное монументальное здание. Более высокие дома строить было нельзя, так как здесь случались землетрясения. Оставив машину у обочины, они заходили в магазины на Бродвее, где когда-то дом Ван Влитов, крытый красной кровельной дранкой, соседствовал с особняком Динов.

Тесса пригласила Кингдона в Гринвуд, который прежде назывался Паловерде, но он отказался. Она не настаивала.

Они провели вместе почти десять дней, но все это время Тесса не забывала про свою работу. Однажды, когда они прощались в его «дворике», она вытащила из сумочки конверт.

— Я закончила черновик «Летчика», — сказала она смущенно.

— Хочешь, чтобы я прочитал?

Кингдон сильно загорел за эти дни. Он взял конверт и пошел по обсаженной цветами тропинке к дому. Она сочла, что его хромота уже не так заметна.

Он прочитал черновик в тот же вечер. Романтическая картинка войны в воздухе. Но даже при этом рукопись была бы сносной, если убрать эпизоды с благородным крестоносцем.

Когда они встретились на следующий день, он поделился с Тессой своими впечатлениями.

— Я сказала, что вставлю эти эпизоды, еще до того, как мистер Римини согласился посмотреть мой сценарий, — возразила она.

У нее был тихий голос. Она всегда говорила как-то робко, смущенно. Он понял, каким позором было бы предать ее.

«Нежная девушка не от мира сего, — думал он, — это моя сестра».

Кингдон, Лайя и Тесса, усевшись на подножке «мерсера», наблюдали за пятью ковбоями, которые промчались по улице вверх и спрятались за макетом церковного фасада. Пыль, поднятая ими, осела. Римини, коренастый Римини в сапогах и пробковом шлеме, поднял руку с пистолетом и выстрелил. Ковбои тут же выскочили из-за церкви и, что-то выкрикивая и паля из пистолетов, понеслись прямо на грузовик, где была установлена камера. Римини лично руководил съемками ковбойского сериала. Тесса, не обнаружив его в сарае-студии, приехала сюда, на эту выжженную солнцем улицу, в надежде услышать его оценку «Летчика». Кингдон был здесь только потому, что уже свыкся проводить все время с кузиной. Лайя, надевшая сегодня новое желтое крепдешиновое платье, пришла «себя показать».

Ковбои спешились. Потные и пыльные, они по очереди пили из olla, не обращая никакого внимания на крики Римини. А тот орал:

— Холостые патроны стоят денег! Не тратьте их попусту! А теперь переходим к следующей сцене! Хватит прохлаждаться! Я вам не за это плачу!

Ковбои, напившись, вновь вскочили на коней и поехали к кустарнику у макета церкви.

Тесса подбежала к Римини.

— Мистер Римини, вы уже успели прочитать мою вещь?

— Неплохой сюжет, — ответил он.

— Спасибо. — Она улыбнулась. — Значит, можно приступать к работе над окончательным сценарием?

Он топнул ногой в сапоге о сухую землю, подняв целое облако пыли.

— Вчера вот на этом самом месте нашли гремучую змею. Жирную, коричневую с желтым и с кольцами на хвосте. Здесь их полно, словно объеденных кукурузных початков.

— Такая пора, — объяснила Тесса. — Не трогайте их, и они не тронут вас, мистер Римини.

— Сделай мне одолжение, вот этого не надо! Тебя они, может, и не тронут, а меня еще как! И вообще в следующий раз приходи сюда в сапогах. — Он помолчал, потом добавил: — Я обещал, что посмотрю? Я посмотрел.