Обитель любви - Брискин Жаклин. Страница 81

— Так можно мне...

— Ты и так уже потратила достаточно времени на черновик.

— Но... — Она наморщила лоб. — Вы сказали, что вам понравилось!

— Если мне понравилось, это еще не значит, что понравится прокатчикам. Они не купят военный фильм. Отправляйся домой. Сочини что-нибудь историческое. Вставь туда своего крестоносца, если хочешь. Отрабатывай свои гонорары.

— Я напишу сценарий полнометражного фильма бесплатно, мистер Римини...

Но он уже шел к грузовику с камерой, опасливо глядя себе под ноги, нет ли змей. Тесса пошла за ним. Она видела, как два оператора отошли в сторонку, чтобы дать Римини посмотреть в видоискатель камеры. Римини демонстративно игнорировал Тессу.

Она ждала. Она не могла сдаться. Кингдон и «Летчик» были от нее неотделимы. Десять машинописных страничек черновика стали такой же частью ее самой, как, например, рука, нога или сердце.

Сзади подошла Лайя. Ее обтянутая перчаткой ладошка изящно легла на крыло грузовика. Она сказала:

— Здравствуйте, мистер Римини. Похоже, может получиться великолепный фильм. Динамичный, насыщенный внутренним действием. Просто прелесть! — Последние слова были ее «коронными».

Римини на секунду отвлекся от камеры.

— Слушай, Лайя. Сделай мне одолжение. Скажи своей подруге, чтобы она образумилась. Пусть прислушается к голосу разума.

— Народ прислушивается к вам, мистер Римини, а не к голосу разума, — ответила Лайя, стреляя в него глазками.

Тесса, Лайя и Кингдон уехали. За их спинами орали и палили в воздух ковбои, не жалея дорогих холостых патронов.

Они хранили молчание до тех пор, пока не оказались у стойки забегаловки в Кахуэнго-пасс, на которой было выведено: ЗА ПЯТЬ ЦЕНТОВ ПЕЙТЕ АПЕЛЬСИНОВОГО СОКА СКОЛЬКО ВЛЕЗЕТ.

— Ты все неправильно сделала, — объявила Лайя. Она поставила пустой стакан на клеенку стойки и глянула на хозяина с засученными рукавами, давая понять, что хочет еще.

— Я согласен, — сказал Кингдон. — Тессе надо было опрокинуть Римини на землю и держать до тех пор, пока он не согласится поставить фильм по ее сценарию. Придавить и уговаривать.

— Ой, ну не смеши, — нетерпеливо отмахнулась Лайя. — Ты что, не знаешь, что в нашем бизнесе никто слов даром не тратит? Экран-то нем!

— Теперь буду знать, — сказал Кингдон.

— Надо было подпустить побольше драматизма, — сказала Лайя и встала в вызывающую позу. — Когда я пришла на пробы для съемок в «Нетерпимости», то надела черный парик, прозрачную блузку и нацепила все свои браслеты и ожерелья. И что же? Получила роль.

— Может, Тессе не стоило описывать сражение при Марне?

Хорошенькое личико Лайи приобрело сосредоточенное выражение.

— Нужны только отдельные боевые эпизоды. Как тут у тебя? Летчика сбивают над территорией врага? И он падает прямо на дом? — Она глянула на Тессу. Тесса кивнула. — По-моему, это захватывающе. Мы гадаем: погибнет он или нет? Зрители привстают с мест. Но Римини... Его это не трогает. По одной простой причине. Он никогда не видел воздушной катастрофы.

— А я полагал, что в кино главное — это способность что-то вообразить, — заметил Кингдон.

— Чепуха! — ответила Лайя. — Римини сначала нужно увидеть это «что-то» своими глазами. И только потом он вообразит.

— Но он же никогда не видел настоящих ковбоев, которые палят из пистолетов! — возразил Кингдон.

— Сравнил тоже! — сказала Лайя, когда хозяин заведения вновь наполнил соком ее бокал. Она жадно пригубила. — Зато он видел ковбойские фильмы!

— Значит, нам нужно показать Римини настоящее сражение при Марне? Или, может, с него хватит схватки нескольких истребителей?

— Нет, это не пойдет. Нужна катастрофа! — возбужденно сказала Лайя. — Церковь есть. Оператора можно уговорить. Остается только найти пилота-трюкача, который врежется в церковь. Или это выйдет слишком дорого?

— Ты что, не знаешь, что идет война? — спросил Кингдон глухо. В нем опять закипал гнев. — Каждый аэроплан на счету! Их используют для тренировочных полетов. А все пилоты-каскадеры преподают сейчас в ВВС. Или ты этого не знала?

— Мне известно только одно, мистер Незнакомец: для того, чтобы чего-то добиться в Голливуде, надо уметь делать невозможное, — твердо ответила Лайя.

Тесса увидела, что она настроена решительно, и восхитилась подругой. «Лайя не такая уж и дура», — подумала она.

За рулем был Кингдон. Они высадили Лайю у ее меблированных комнат, затем проехали три квартала на запад в Чероки, где жил Кингдон.

Тормознув, он сказал:

— Гениально!

Тесса заморгала.

— Ты говоришь об идее Лайи?

— О чем же еще?

— А аэроплан?

— Как была ты не от мира сего, так и осталась!

— Ты же сам сказал, что это невозможно.

— Я сказал? Я просто объяснил, что в этом году у летчиков много других дел. — Кингдон слегка подрагивающей рукой пытался нашарить в кармане пачку сигарет. Предложение Лайи найти летчика и аэроплан задело его за живое. — Чертовка твоя подруга, а?

— Мы дружим. Она хочет мне помочь.

— Ну и что? Разве поэтому она не может быть чертовкой? — Он чиркнул спичкой. Она не загорелась. — Для тебя эта затея, конечно, неосуществима...

— Кингдон... — начала она, но замолчала. Затем собралась с духом и сказала: — Кингдон, завтра приезжают мои родители.

Спичка вспыхнула и потухла.

— Я рад за них, — сказал он.

— Приходи к нам в пятницу обедать.

Он вытащил незажженную сигарету изо рта.

— Увы, я уже приглашен в другое место.

— Пожалуйста!

— Очень сожалею.

— Но почему?

— Я вовсе не собираюсь быть голубем с оливковой ветвью в клюве. Я не миротворец.

— Я хочу, чтобы ты с ними познакомился. Для меня это важно! — Голос ее дрожал.

Невинный ребенок, Тесса... Она была искренне преданна своим родителям, и поэтому до сих пор Кингдон не касался этой темы. Но это вовсе не означало, что жгучая ненависть к Баду ослабела. Это чувство было у него врожденным, перешло по наследству от матери. Ненависть душила его.

— Так этот великий человек знает обо мне? — спросил он.

— Он узнает.

— Значит, пока что не догадывается?

— Я им о тебе еще не писала. Хотела дождаться их возвращения и уже тогда...

— Что ты предлагаешь? Объявишь мой выход, я постучу в калитку и крикну: «А вот и ваш племянничек!» Так, что ли? А может, лучше сразу рухнуть на колени — а точнее, только на правое, здоровое, — и предстать перед твоими царственными родителями в таком виде?

— Я просто хотела, чтобы ты познакомился с двумя очень хорошими людьми.

— Очень хорошие, замечательные люди!

— Это так.

Он вонзил ногти в левую ногу, радуясь боли.

— Послушай, сестричка! Я не желаю знакомиться с твоими распрекрасными родителями! Не желаю, чтобы ты им обо мне рассказывала! И заруби себе это на носу!

— Но почему? Как же я могу скрывать от них, что мы знакомы?

— Очень просто. Просто держи свой роток на замочке!

— Они понравятся тебе, Кингдон.

— Ты это серьезно? Ты всерьез полагаешь, что мне понравится твой отец? — Сигарета потухла, и он попытался вновь раскурить ее, сильно и глубоко затянувшись. — Сыну Три-Вэ понравится твой отец? Слушай, тебе известно, чем занимался мой папаша? Он начал рыть нефть прямо посреди Лос-Анджелеса. Голыми руками! Весь инструмент — кирка, лопата и два ведра. Он пролил море пота! К тому же он вовсе не толстокожий, и когда люди приходили на его участок, чтобы всласть погоготать над ним, он не мог остаться к этому равнодушным. Тебе, наверно, нетрудно представить, как он был рад этим зевакам! И в самом деле, чего ж не посмеяться до упаду, коли мужик вздумал откопать нефть голыми руками?! А когда фонтан забил, на горизонте появился твой отец. Они стали компаньонами и назвали свою компанию — то самое дело, на котором мой старик чуть костьми не лег, — «Паловерде ойл». Узнаешь? Кстати, обо всем этом я услышал не от своего папаши, а случайно прочитал в старых газетах. Твой отец, сестрица, без особого труда сделал свои миллионы долларов. Он просто-напросто украл их у своего брата!