Месть Танатоса - Гавен Михель. Страница 38

Пройдя мимо швейцара, который с удивлением взирал на полуобнаженную даму, которая рискнула в таком виде выйти на ноябрьский холод, Маренн оказалась на крыльце. Действительно, вечерний морозец сразу же.охватил ее — она почувствовала озноб, но все же прошла туда-обратно вдоль освещенного фасада здания, ища глазами Ирму. Вот беда, зрение-то у нее плохое. От голода в лагере оно и вовсе испортилось. Где, где же?

На противоположной стороне улицы, как назло, все загородил трамвай. «Наверное, Ирма все-таки не выходила из отеля» — подумала Маренн и уже собралась вернуться в холл, но в это время трамвай сдвинулся с места и на остановке… Маренн увидела Ирму. Фрау Кох сидела на скамейке, без манто, сжавшись в комок от холода.

Подхватив длинный шлейф платья, Маренн сразу поспешила к ней. Ее колотил озноб, а сердце, сердце, казалось, сейчас выскочит из груди или просто остановится.

— Фрау Кох, — она подбежала к женщине и обняла за плечи, воскликнув: — Вы же простудитесь, идемте скорее!

Ирма подняла на нее бледное, заплаканное лицо.

— Мне все равно, — горестно проговорила она, — мне все равно.

— Что Вы! — Маренн присела рядом. — Послушайте, я не знаю, в чем причина Ваших переживаний, но я вижу, что Вы страдаете. Я не спрошу Вас ни о чем, но мне кажется, что самое лучшее для вас сейчас — это утереть слезы и веселиться, веселиться всем назло. Хотя бы выглядеть счастливой и довольной. Что бы Вы ни чувствовали, что бы ни желали в душе —это лучший способ и забыть, и, наоборот, разжечь… Идемте. Сегодня Вас не узнают. Я обещаю.

— Спасибо Вам, — Ирма с благодарностью сжала ее руку, — меня еще никто не поддержал, никогда. Ах, если бы Вы только знали… — тонкие брови ее изогнулись, она была готова зарыдать вновь и едва сдерживалась. Маренн почти насильно потащила ее в отель.

— Я не знаю. Да мне и незачем знать, поверьте. — говорила она на ходу. — Все пройдет. Время все лечит.

— Но Вы… Совсем незнакомый мне человек, — с удивлением лепетала Ирма, — я не ожидала от Вас такого участия.

— А я Вам знакома? — спросила ее Маренн, помогая привести себя в порядок в туалете. — Вы же заботитесь обо мне. Я тоже немного видела участия от лагерных дам, да и в прежней жизни — не похвастаюсь.

Когда они снова появились в зале ресторана, они обе смеялись. Маренн рассказывала Ирме об амурных похождениях одного из своих давних знакомых, бывшего егерского офицера во время скачек в Виши. На самом деле историю эту она слышала когда-то от Генри, и касалась она юной Коко Шанель, когда та только еще начинала свою карьеру.

Как известно, Шанель всегда ревностно относилась к своему прошлому и никогда не рассказывала правду. Но это неважно. Имен Маренн не называла, а вот сюжет. Сюжет казался занимательным, и у Ирмы явно поднялось настроение. Она развеселилась и похорошела. Когда они шли по залу, на них смотрели почти изумленно. Ирма чувствовала себя уверенней.

Увлеченная беседой с Маренн, она, может быть впервые, не заметила устремленного на нее взгляда Гейдриха, в котором удивление смешивалось с явным восхищением и вновь разгорающимся желанием.

Маренн же видела его очень хорошо. Не ускользнуло от нее ни раздраженное, настороженное лицо Лины, похоже, вечно недовольной и обиженной, ни доброжелательная улыбка Шелленберга, ни теплая признательность в глазах Алика. Теперь Маренн понимала, что Науйокс был просто бессилен помочь жене и глубоко переживал это.

А как они потом отплясывали шимми в танцевальном зале! Ирма пошла танцевать, да еще как, зажигательно, молодо… Она была в центре внимания. Ею восхищались все. И Гейдрих, который уже закончил ужин и должен был уезжать, все же зашел в танцевальный зал посмотреть на брошенную когда-то возлюбленную. Сейчас он был бы рад избавиться от толстой, неповоротливой Лины. Ан нет! Ирма была с Аликом. И была очень счастлива. По крайней мере внешне. А Маренн? Маренн разве что не умирала. У нее все кружилось перед глазами, но она держалась. Ей очень хотелось сегодня помочь Ирме.

— Вы спасли мою репутацию, — шепнула ей Ирма, когда они садились в машину, — я так благодарна Вам.

Маренн не стала спрашивать от чего так пострадала репутация этой молодой женщины. Достаточно того, что благодаря ей та хотя бы ненадолго получила облегчение для своей души, а значит — сделала шаг по пути к выздоровлению от душевного недуга.

Вопреки намерениям Ирмы, Маренн все же настояла на том, чтобы остаться на ночь одной, несмотря на плохое самочувствие. Она полагала, что Алику и Ирме сейчас необходимо побыть наедине. А с ней? С ней — все будет в порядке. Однако ночью Маренн стало плохо. Не желая беспокоить детей, она сама добралась до аптечки, выпила лекарства, но так и промучилась до утра, не сомкнув глаз.

Наутро Ирма не приехала, но вместо нее Маренн посетил неожиданный и важный гость. Едва она успела накормить детей завтраком — самой после перенесенного ночью приступа есть не хотелось, — как к дому подъехала уже знакомая ей машина Ральфа фон Фелькерзама. Только за рулем теперь сидел не молчаливый и вежливый барон, а шофер. Фелькерзам же, выйдя из машины, — он находился на переднем сидении рядом с шофером, — распахнул заднюю дверцу, и Маренн, наблюдавшая за происходящим в окно столовой, увидела того самого молодой человека в штатском, которого накануне в ресторане Ирма назвала непосредственным начальником Альфреда Науйокса.

Только теперь молодой человек появился не в гражданском костюме, а, как и положено высокопоставленному эсэсовскому офицеру, в форме. Маренн плохо разбиралась в эсэсовской иерархии и не понимала, каким привычным для слуха армейским званиям соответствуют странные сочетания слов, которые произносили вчера Ирма и ее супруг, представляя ей заочно эсэсовское руководство: бригадефюрер, группенфюрер, и кто из них важнее.

Ральф фон Фелькерзам легко взбежал по лестнице и распахнул перед шефом дверь. Как же фамилия молодого человека, — старалась припомнить Маренн. Ирма говорила вчера… Шелленберг, вроде бы.

Бригадефюрер СС Вальтер Шелленберг вошел в дом. Фелькерзам последовал за ним. Маренн обернулась, ожидая, когда они войдут в комнату. Она приказала детям вести себя тише и прислушалась, — но оба господина прошли по коридору во флигель. А что там? Маренн туда вовсе не заглядывала. Какое-то время все было тихо. Затем она снова услышала шаги: шел один человек. Вот он подошел к двери комнаты, открыл — Ральф фон Фелькерзам.

— Доброе утро, фрау Ким, — поздоровался гауптштурмфюрер, входя в столовую.

— Доброе утро, барон, — Маренн тщательно избегала называть Фелькерзама по званию, а называть по имени — такой привилегии ей еще никто не предоставлял, хорошо еще, что есть титул.

— Как Вы спали? — поинтересовался он вежливо.

— Благодарю, прекрасно, — она не собиралась посвящать офицера в проблемы своего здоровья.

— Вы уже позавтракали?

— Да.

— А дети?

— И дети тоже.

— Прекрасно. Фрау Ким, — обратился к ней Фелькерзам немного официально — Мне поручено сообщить Вам. На виллу прибыл бригадефюрер СС Вальтер Шелленберг, и он хотел бы переговорить с Вами. Бригадефюрер ожидает Вас в кабинете.

На вилле есть кабинет? Маренн даже и не знала о его существовании. Пожалуй, ее жизнь в этом доме ограничивалась гостиной, столовой, спальней да кухней. В большем она не нуждалась, а без нужды не любопытствовала. Ну, хорошо, в кабинете — так в кабинете.

— Я готова, — ответила она Фелькерзаму.

— Прошу следовать за мной, — предложил тот.

Они прошли по коридору. Едва свернув во флигель,

Фелькерзам остановился перед первой же дверью и распахнул ее для Маренн:

— Входите, фрау — пригласил он.

Маренн вошла и сразу же… остановилась. Прямо перед ней во всю ширь плескалась прозрачная гладь озера, ветер гнал по поверхности воды мелкие барашки волн, ручные утки трепыхали крыльями у берега — они никогда не улетали на юг.

Из-за пасмурной погоды озеро казалось серым, как и облетевший лес вокруг. Надо же, листва опала всего за несколько дней, за те несколько дней, что она живет здесь, а еще недавно лес стоял окутанный золотисто-багряным шарфом… Теперь этот роскошный шарф гнил на земле, превращаясь в удобрение. Ноябрьский холод уничтожил его. Но почему не чувствуется порывов ветра? В комнате тепло и сухо.