Год садовода - Чапек Карел. Страница 10

А уж если вы хотите его порадовать, посадите у своей изгороди дыни. В моей практике был случай, когда ко мне в сад пробралась из соседнего сада такая огромная, такая циклопическая, рекордная дыня, что множество журналистов, поэтов и даже университетских профессоров просто руками разводили, не понимая, как этот гигантский плод сумел протиснуться между жердями изгороди. Через некоторое время означенная дыня приобрела такой бесстыдный вид, что мы в наказание срезали ее и съели.

ИЮЛЬ САДОВОДА

Согласно каноническому правилу в июле садовод производит прививку роз. Обычно это делается так: берут шиповник, дичок, то есть подвой, к которому будут делать прививку. Потом — огромное количество лыка; наконец, садовый нож. Приготовив все это, садовод пробует пальцем остроту ножа: если нож достаточно остер, он порежет палец, оставив на нем кровоточащую ранку, похожую на разинутый красный рот. Палец обвязывается многометровым бинтом, благодаря чему превращается в крупный, толстый бутон. Это и есть прививка розы. Если нет под рукой шиповника, можно вышеописанный разрез пальца производить по иным поводам, как то: приготовление отводков, срезание лишних побегов либо увядших стеблей, подстригание кустов и т. п.

Покончив таким манером с прививкой роз, садовод уже думает о необходимости нового рыхления слежавшейся и спекшейся земли клумб. Это делается шесть раз в год, причем каждый раз садовод удаляет невероятное количество камней и всякого мусора, Очевидно, камни эти вылупляются из каких-то семян или яичек, либо непрерывно выступают из таинственных недр земных; может быть, они представляют собой нечто вроде выпота земли. Садовая или культурная почва, так называемый гумус или перегной, состоит, как правило, из определенных ингредиентов, а именно: земли, навоза, прелых листьев, торфа, камней, осколков поллитровых бутылок, разбитых мисок, гвоздей, проволоки, костей, гуситских стрел, станиоля из-под шоколада, кирпичей, старых монет, старых курительных трубок, битого оконного стекла, зеркал, старых табличек с названиями растений, алюминиевой посуды, веревок, пуговиц, подметок, собачьего помета, углей, горшечных ручек, рукомойников, тряпок, пузырьков, скрипичных грифов, бидонов, пряжек, подков, консервных банок, изоляторов, обрывков газет и бесчисленного множества других элементов, добываемых озадаченным садоводом при каждом рыхлении его собственных клумб. Может случиться, что он как-нибудь вытащит из-под своих тюльпанов американскую печку, гробницу Атиллы или Сивиллины книги: в культурном слое можно найти что угодно.

Но главная июльская забота — это поливка и опрыскивание сада. Если садовод пользуется при этом лейкой, он отсчитывает лейки, как автомобилист — километры.

— Уф! — восклицает он с гордостью рекордсмена. — Сегодня перетаскал сорок пять леек.

Если бы вы знали, какое это наслаждение, когда холодная вода, журча, струится на сухую, как порох, землю, когда она искрится в вечерних сумерках на прибитых цветах и листьях; когда весь сад тихо, с облегчением вздыхает, словно истомленный жаждой путник…

— А-а-ах! — говорит путник, отирая пену с усов. — Как страшно хотелось пить. Еще кружечку, хозяин!

И садовод бежит наполнить еще лейку, чтоб утолить эту июльскую жажду. Но при помощи колонки и шланга поливка производится быстрей и, так сказать, в крупном масштабе. За сравнительно короткий срок мы опрыскиваем не только клумбы, но и газон, прихватив семью соседа, которая пьет чай у себя в саду, прохожих на улице, внутренность дома, всех своих домочадцев, а больше всего — самих себя. Струя из шланга бьет с удивительной силой, почти как пулемет; ею можно в одну минуту сделать в земле вымоину, скосить многолетники и сбить листву с деревьев. А направив струю против ветра, вы примете великолепный душ: вас промочит насквозь, как в настоящей водолечебнице. Для шланга первое удовольствие — продырявиться где-нибудь посредине, где вы меньше всего ожидаете; и вы стоите, словно какой-то водяной бог, в окружении прыскающих фонтанчиков, с длинной водяной змеей, свернувшейся у ваших ног. Внушительное зрелище! Вымокнув как следует, вы с удовлетворением объявляете, что сад получил свою порцию, и отправляетесь сушиться.

Но не успел ваш сад сказать “уф!”, как в мгновение ока уже выпил все ваши водометы и опять сух, опять жаждет, как прежде. Немецкая философия утверждает, что грубая действительность — это всего-навсего то, что есть, тогда как высший, нравственный мир представляет собой “das Sein-Sollende”, то есть то, что должно быть. Так вот, садовод, особенно в июле, всецело признает существование этого высшего мира, так как прекрасно знает, что должно быть.

“Должно бы дождику быть”, — формулирует он эту мысль доступными ему средствами выражения.

Обычно происходит следующее: когда так называемые животворные солнечные лучи догонят ртутный столб до пятидесяти с лишним по Цельсию; когда трава сгорит, листья на куртинах высохнут и ветви деревьев вяло поникнут от зноя и жажды; когда земля потрескается, спечется в камень или рассыплется горячей пылью, тут, как правило -

1) лопается шланг, и поливать невозможно;

2) что-то происходит с насосом, вода совсем перестает течь, и вам, как говорится, — труба; горячая, раскаленная труба!

В такое время напрасно поливает садовод землю своим потом. Представьте себе, как бы ему пришлось потеть, для того чтобы полить, скажем, небольшой газон. Не помогут также ни ругань, ни брань, ни богохульства, ни яростное сплевывание, даже если с каждым плевком бежать в сад (дорога каждая капля влаги!). Тогда садовод обращает свои помыслы к высшему миру, фаталистически говоря:

— Должно бы дождику быть.

— Вы куда летом на дачу?

— Да сам не знаю, но дождику бы должно быть.

— А что вы скажете об отставке Энглиша *?

— Говорю: должно бы дождю быть.

Господи, и ведь представить себе только, какие чудесные дожди бывают в ноябре; четыре дня, пять, шесть дней подряд шумят холодные дождевые струи; сыро, пасмурно; башмаки промокли, под ногами чавкает грязь, чувствуешь, что прозяб до костей…

— Говорю вам: должно бы быть дождю.

Розы и флоксы, элениум и кореопсис, ночная красавица, гладиолусы, колокольчики, и борец, и девясил, и багульник, и поповник, — слава богу, довольно еще всяких цветов и в этих трудных условиях. То и дело одно цветет, другое отцветает; то и дело обстригай увядшие стебли с ворчаньем (обращаясь всегда к цветку, не к себе):

— Вот и тебе аминь!

Посмотрите: эти цветы — прямо как женщины. Прекрасные, юные, глаз не оторвешь; глядишь — не наглядишься на всю эту красоту; и всегда что-нибудь да ускользнет: ведь нет такой красоты, которой можно было бы насладиться досыта. Но начав отцветать, они как-то перестают следить за собой (я имею в виду цветы) и становятся, грубо говоря, какими-то неряхами. Как жаль, моя красавица (я имею в виду цветок), как жаль, что время так бежит… Красота исчезает, только садовод остается. Осень садовода начинается уже в марте: первыми отцветают подснежники.

Глава ботаническая

Как известно, существует флора ледниковая и степная, арктическая, понтийская, средиземноморская, субтропическая, болотная и т. д., и т. п., причем все эти виды растительности различаются либо по своему происхождению, либо по области распространения и буйного произрастания.

Так вот, начав в той или иной мере заниматься ботаникой, вы замечаете, что для кафе характерна одна растительность, а, скажем, для колбасных — другая; что одни виды и роды лучше растут на железнодорожных вокзалах, а другие — у обходчиков. Быть может, тщательный сравнительный анализ обнаружил бы, что на окнах у католиков успешно культивируется не та растительность, что у людей неверующих и прогрессистов, что в витринах галантерейных лавчонок пышно цветут одни лишь искусственные цветы и т. д. Но, поскольку ботаническая топография пока что, как говорится, в пеленках, назовем несколько наиболее резко обозначившихся характерных ботанических групп: