Влюбленная в море - Картленд Барбара. Страница 28

В темноте работа усложнялась, на чужом корабле, построенном по незнакомому англичанам проекту, приходилось временами действовать на ощупь. Родни не мог не обратить внимания, как старательно матросы выбирают шкоты, тщательно приводят в порядок снасти, что были сложены небрежно или брошены второпях. Родни догадывался, что они решили произвести впечатление на своих товарищей, оставшихся на «Морском ястребе», хотели пустить пыль в глаза — вполне извиняемая, естественная в данных обстоятельствах человеческая слабость.

Тут Родни с улыбкой подумал, что пусть корабль и выглядит конфеткой, но он сам и его люди напоминают отпетых оборванцев: полуголые, грязные, босые, хотя и вооружены абордажными крюками и кинжалами, они выглядели теми, кем были в действительности — пиратами, морскими разбойниками.

Родни страшно проголодался, но еще сильнее он хотел побриться, вымыться и надеть чистую рубашку, ощутить прикосновение к коже тонкого полотна.

Солнце уже жгло вовсю, и он знал, что через час или около того станет еще жарче, поскольку ветер заметно ослабевал. Вскоре им предстояло соединиться с «Морским ястребом». Он приближался с каждой минутой, и Родни представлял, какое сейчас оживление царит на его палубе, какие невероятные догадки там строят.

Он взглянул на мачту и увидел, что один из матросов по собственной инициативе спустил красно-желтый испанский флаг с изображенной на нем башней, и вспомнил, что сам хотел распорядиться об этом, да забыл. Мастер Барлоу, конечно, в тревоге смотрит на грот-мачту, опасаясь, что корабль, к которому они доверчиво приближаются, окажется не «Святой Перпетуей», а другим кораблем, укомплектованным его полноправными владельцами.

Родни уже различал или полагал, что различает человеческие фигуры, стоявшие на полубаке. Интересно, есть ли среди них Лизбет? Родни не сомневался, что она там. Теперь-то она не сможет назвать его трусом. Хотя Лизбет и извинилась за свои слова, обида до сих пор глодала сердце Родни.

Захватом «Святой Перпетуи» он искупил, если это вообще нуждалось в искуплении, свое бегство от превосходящего силами противника, отказ рисковать кораблем и ввязываться в драку, которая неминуемо привела бы их к гибели. И он оказался прав! Если испытывать радость от сознания своей правоты — мальчишество, значит, Родни в настоящий момент был мальчишкой.

«Морской ястреб» приближался с каждым мгновением, и теперь стоявшие на его палубе, оживленно махавшие люди были отчетливо видны. Барлоу справлялся отлично, курс держал верно и использовал каждый порыв ветра наилучшим образом. В тысячный раз с тех пор, как Родни оставил позади Плимут, он сказал себе, что ему необыкновенно повезло с помощником. На Барлоу можно было спокойно положиться во всем, и пусть ему недоставало инициативы и того неуловимого налета вдохновения, необходимого для каждого хорошего командира, но как помощник командира он был безупречен и бесподобен.

«Морской ястреб» вошел в пределы слышимости, матросы дружно закричали «ура», и у Родни неожиданно перехватило горло. Это было так по-английски, по-домашнему. Люди приветствовали захваченную «Святую Перпетую», как приветствовали бы любимую команду или родной берег, показавшийся на горизонте после долгого плавания.

Когда Родни спасался бегством от испанцев, матросы не упрекнули его вслух, но он понимал, что глубоко разочаровал их. Теперь они выказывали ему свое одобрение, и он внезапно почувствовал, как вопреки всякой логике его переполняют благодарность и удовольствие от того, что он реабилитировал себя в их глазах.

Ветер между тем почти совсем стих, и лечь в дрейф суднам не составило труда. С «Морского ястреба» спустили шлюпку, и Родни развеселился, увидев, что первой на борт «Святой Перпетуи» поднялась Лизбет. Когда надо, она умела оставаться незаметной, но если ей требовалось получить желаемое, она вовсю пользовалась своим положением почетного гостя.

— Ах, Родни! Вам это удалось!

Она схватила его за руку, в своем волнении забыв обо всем на свете, и об осторожности тоже.

— Примите мои поздравления, сэр. — Приветствие Барлоу прозвучало официально, но лицо его, несомненно, выражало восхищение. Он с нетерпеливым интересом оглядывался, отмечая каждую деталь галиона: массивные брусья, низкие переборки, квадратной формы корму, высоко вознесшуюся над остальной частью палубы, словно башня, из-за поручней которой поблескивали отполированной бронзой полдюжины крупнокалиберных пушек. Барлоу с неприкрытым изумлением разглядывал эмблемы на позолоченных деревянных опорах, доску на корме с названием судна, покрытую замысловатым узором. Рельефные носовые украшения, причудливые высокие восьмиугольные такелажные стойки казались ему смешными и ненужными излишествами.

— Клянусь душой короля Гарри!

Это излюбленное восклицание Барлоу вырывалось у него в минуты сильного душевного волнения.

— Это самый чудный корабль из тех, что мне доводилось видеть, — сказала Лизбет, втянув в себя воздух. — Расскажите же по порядку, как удалось вам его захватить. Вам пришлось сражаться?

— Все прошло по плану, — сказал Родни, глядя не на нее, а на Барлоу. — А мастер Гэдстон и его люди вернулись на борт?

— Да, сэр.

Родни улыбнулся. Этот вопрос до сих пор не переставал мучить его.

— Тогда давайте оглядим наше приобретение, а потом найдем тихую бухту, где сможем спокойно произвести осмотр груза. Индеец, кстати, вернулся вместе с Гэдстоном?

— Да, сэр, — кивнул Барлоу. — Он веселился, как дитя, и мастер Гэдстон тоже.

Родни засмеялся:

— На этот раз действительно был подвод для веселья.

Он повел всех к кают-компании, но едва они ступили на корму, как дверь каюты открылась и на палубу шагнул человек. Это было такой неожиданностью, что несколько мгновений все могли только в молчаливом изумлении смотреть на него.

Незнакомец был очень молод и очень красив, оливковая кожа и черные глаза выдавали в нем испанца. На нем был камзол модного цвета бордо и такие же бриджи, чулки несколько более светлого оттенка и расшитый золотом гофрированный воротник.

Туфли украшали розы в тон камзолу, усеянные золотыми блестками. На шее у него висела толстая золотая цепь с драгоценными камнями.

Несколько секунд все молчали. Незнакомец во все глаза смотрел на Лизбет, Барлоу и Родни, и последний снова вспомнил о своем непрезентабельном виде. Тем не менее именно ему подобало проявить инициативу. Родни расправил плечи и выступил вперед с самодовольством, которого вовсе не испытывал.

— Ваше имя, сеньор? — Он заговорил по-испански, и молодой человек отвечал ему на том же языке.

— Меня зовут дон Мигуэль, я сын маркиза де Суавье, владельца этого судна.

Родни слегка наклонил голову:

— А я Родни Хокхерст, слуга ее величества Елизаветы Английской, капитан «Морского ястреба», а теперь также и «Святой Перпетуи», которую считаю своим военным трофеем.

— Понимаю, сэр. — Голос испанца звучал спокойно и ровно. Он положил руку на висевшую у него на боку саблю, отстегнул ее и протянул Родни освещенным веками жестом проигравшего. Родни принял саблю и передал ее Барлоу.

— Спасибо, сеньор де Суавье, — произнес он. — Разумеется, вы должны считать себя моим пленником, но на время нашего возвращения в Англию мы постараемся устроить вас со всеми удобствами.

Испанец криво улыбнулся, словно хорошо представлял себе лишения, ожидавшие его в английской тюрьме.

— Вы очень любезны, сэр, — ответил он. — Очень жаль, что я не слышал, как вы вступили на борт. К несчастью, я подцепил в здешних водах лихорадку, и судовой врач предписал мне снотворное в таких дозах, что я, должно быть, сладко спал, пока длился бой. — Он помедлил немного и продолжал: — Вы извините мое любопытство, но много ли офицеров со «Святой Перпетуи» погибло?

— Я рад успокоить вас. Никто из них не погиб, — сказал Родни. — Убиты только шестеро часовых, стороживших на борту, пока остальная команда пировала на берегу.

Впервые лицо молодого человека выразило волнение.