Влюбленная в море - Картленд Барбара. Страница 37

Временами Лизбет жалела, что не может ответить на его любовь. В этом случае они, пусть на короткое время, вкусили бы недолгое счастье. И впоследствии в заточении дон Мигуэль стал бы жить воспоминаниями о нем.

Но Лизбет не могла притворяться, что любит дона Мигуэля, когда ее сердце принадлежало Родни. Но Родни оно было не нужно. Если он и помышлял о женщине, то женщиной этой была Филлида. И все же Лизбет любила его, даже когда он, мрачный и неприступный, сидел за обеденным столом, отчего атмосфера в кают-компании тоже делалась мрачной и тяжелой, и Лизбет не отдавала себе отчета в том, что ест, и даже самые вкусные куски застревали у нее в горле, словно были ядовитыми.

Впрочем, на дона Мигуэля гнев Родни, похоже, не особенно действовал. Испанец говорил мало, но страстными глазами неотрывно следил за Лизбет, зная, что этот взгляд выводит из себя Родни сильнее, чем все остальное.

«Я люблю вас». Сейчас голос дона Мигуэля ворвался в мысли стоявшей на верхней палубе Лизбет. Оторвав взгляд от моря, Лизбет увидела, как из кают-компании вышел мастер Барлоу, пересек палубу и спустился в шлюпку, и его сосредоточенный вид подтвердил предположение Лизбет, что они возвращаются домой.

Она уже хотела заговорить с доном Мигуэлем, когда увидела, что на юте появился Родни, и услышала, как он отдает приказ мастеру Гэдстону. На корабле все пришло в движение, матросы забегали по палубе, полезли по канатам, шлюпки подняли вверх. Лизбет взглянула на дона Мигуэля. Его лицо побледнело, в темных глазах промелькнула боль.

— Вы возвращаетесь, — сказал он бесстрастно, — и вы этому рады. Я заметил, как заблестели ваши глаза, когда вы в этом удостоверились. Простите меня, но, пока я дышу, я буду вас помнить.

— А я вас, — быстро проговорила Лизбет. — Я буду думать о вас и молиться за вас.

Увидев, что ее слова не принесли ему утешения, она добавила:

— Надеюсь, война закончится быстро и вы недолго пробудете в плену, если вообще попадете в тюрьму. Королева отправит вас обратно в Испанию, и вы снова соединитесь со своей семьей.

Дон Мигуэль, вместо ответа, резко, невесело рассмеялся, и Лизбет поняла, что ее предположение нелепо. Отношения с Испанией прерваны, в Лондоне больше нет испанского посла, который мог бы ходатайствовать за дона Мигуэля. Долгие годы, а может быть, и всю жизнь сын маркиза де Суавье обречен провести забытый всеми в какой-нибудь мрачной тюрьме, так же как томились сотни англичан в испанских тюрьмах.

Лизбет вспомнила, как, впервые вступая на борт «Морского ястреба», рвалась сражаться с испанцами. Тогда в ее сердце не нашлось бы ни капли жалости к погибшим, и она знала, что английское общество настроено так же. Тут она вспомнила об испанцах, захваченных на борту люгера, и поняла, что не стала бы и сейчас просить о снисхождении к ним. Эти люди были бесчеловечными варварами.

Дон Мигуэль нисколько не походил на них. Но может быть, так казалось только потому, что она лично знала его и он любил ее? Когда в политику вклиниваются личные отношения, все меняется. Легко ненавидеть врага, пока он отвечает на твою ненависть. Лизбет чувствовала, что все это слишком сложно для ее понимания. Ей хотелось только избавить дона Мигуэля от неизбежно ожидавшей его печальной судьбы узника, но она не имела ни малейшего представления, как это сделать.

Она заметила, что Родни поднял глаза, увидел их четкие силуэты на фоне безоблачного неба, и взгляд его тут же стал угрюмым, а губы грозно сжались. Лизбет торопливо прошла вперед, дон Мигуэль последовал за ней.

Матросы суетились на палубе, а Родни наблюдал за ними. Было в его позе, развороте плеч, посадке головы нечто такое, что внезапно заставило Лизбет испытать гордость за него. Он родился командиром. За два с небольшим месяца совместного плавания Лизбет поняла, что методы Родни, возможно, отличаются от общепринятых, зато приносят прекрасные результаты, и что люди не только обожают его, но и доверяют ему. Теперь и матросы и офицеры готовы были сделать все, что скажет Родни.

Сейчас наблюдая за ним, Лизбет решила, что в Родни есть задатки крупного руководителя. «Пока он еще молод, но однажды, — провидчески думала Лизбет, — он сравняется с Дрейком, Фробишером, Хаукинсом и другими, уже признанными героями — сподвижниками Елизаветы, заставлявшими весь мир при слове «Англия» испытывать трепет, благоговение, любовь и зависть».

«Я верю в тебя!»

Ей захотелось прокричать эти слова в полный голос, подбежать к нему, заглянуть в глаза, сказать, что она верит в него не только потому, что любит, но по всей его натуре, по образу действий предвидит его грядущий взлет.

Но сейчас ей ничего другого не оставалось, как стоять недвижимо посреди всеобщей суеты, оставаясь маленькой и незначительной среди деловитых удачливых мужчин. Тем не менее накал ее чувств каким-то образом подействовал на Родни, он повернулся и двинулся по направлению к ней. Не обращая внимания на дона Мигуэля, он произнес, глядя ей в глаза:

— Мы возвращаемся домой.

Его радостное выражение невольно отразилось на лице Лизбет.

— Вы добились всего, чего хотели, — откликнулась она.

Родни посмотрел на море, затем на «Морского ястреба», скользнул взглядом по широкой палубе и богатой отделке «Святой Перпетуи».

— Да, мне не стыдно будет вернуться в Плимут, — произнес он с улыбкой на губах.

— Я горжусь, чрезвычайно горжусь, что была с вами, — взволнованно сказала Лизбет.

Несколько мгновений Родни смотрел на нее. Его глаза изучали ее лицо, словно искали в нем ответ на какой-то вопрос. Но не успел он заговорить снова, как его опередил дон Мигуэль.

— Сколько дней займет обратный путь, как вы полагаете? — спросил он.

Вопрос был вполне уместен, и все же Лизбет почувствовала, что между ней и Родни словно вонзился меч. Она не могла объяснить почему, но ясно поняла, что это неосторожное вмешательство разрушило нечто непостижимо прекрасное. Несколько мгновений Родни молчал, затем перевел взгляд на дона Мигуэля, и глаза его потемнели.

— Для вас они пролетят очень быстро, — сказал он, отвернулся и отошел прочь.

Дон Мигуэль пожал плечами. Он считал, что Родни просто ведет себя грубо, как, впрочем, оно и было, но Лизбет знала, что за этим кроется нечто большее.

Она извинилась перед доном Мигуэлем, спустилась в свою каюту, села на койку и уставилась в металлическое зеркало, висевшее на стене напротив. Ее маленький прямой носик густо усеяли веснушки, а кожа в местах, открытых солнцу, золотилась. Впрочем, эти следы морского вояжа легко скроют пудра и белила. Но ничто уже не изменит чувств, переполнявших ее сердце, которых не было в нем в начале путешествия.

Она любила Родни. Его приближение вызывало в ней трепет. Когда он стоял рядом, все ее тело рвалось к нему, ей трудно было держать себя в узде, чтобы не обнаружить свой секрет. Лизбет казалось, что она умрет от стыда, если Родни узнает о ее любви. Он помолвлен с Филлидой, и Лизбет спрашивала себя, сумеет ли она всю жизнь относиться к нему как к брату.

Ничто не мешало Родни и Филлиде пожениться. Товары с кораблей продадут, матросы получат наградные, остальные деньги поделят вкладчики. Доля Родни, как участника экспедиции и как вкладчика, составит весьма значительную сумму. Итак, они с Филлидой поженятся, а Лизбет останется в Камфилде, чтобы и дальше сносить скверный характер Катарины и нытье Френсиса.

Филлида говорила о монастыре, но Лизбет знала, что эти бредовые идеи не имеют ни малейшего шанса быть претворенными в жизнь. Нет, Филлиде волей-неволей придется выйти за Родни, она забудет свои религиозные устремления, успокоится и удовлетворится ролью жены и матери…

Всхлипнув, Лизбет спрятала лицо в ладонях. Как бы она была счастлива иметь от Родни ребенка, принадлежать ему, как женщина принадлежит мужчине… Ей хотелось снова ощутить силу его рук. Вспомнив его неистовые объятия, она почувствовала, как слезы потекли сквозь пальцы. Даже грубые поцелуи лучше, чем никакие. Она так жаждала его в это мгновение, что все ее тело нестерпимо заныло.